|
И вот сейчас Блэк, переспав с тобой, говорит – нет
шансов, по-прежнему друзья. Он говорит – мне не понравилось, но я не злюсь – и
кривит губы. Можно быть уверенным, что завтра он будет, действительно, вести
себя так, как будто ничего не произошло, и что вы друзья навек, не разлей вода,
кровь за кровь. Один за другого.
В принципе, можно сказать, ты долго этого ждал,
даа. И можно сказать – бестолку. Зря ждал, вервольф. Фиаско. Провал. Ты ничего
не стоишь. Займись своими делами, Римус. Не надоедай. И самому себе тоже.
5
… Да, Сириус худой, совсем худой, видимо, набрать
вес у него уже не получалось толком, и он не сильно-то старался – у него не
было привычки есть долго. Еда имела вкус, если имела вкус компания – когда он
оставался один, он мог есть как попало и почти что попало – пару минут на все.
Тело у него было в шрамах – ты их чувствовал, проводил по ним пальцами.
– Нравятся? – спросил Блэк. – Некоторых возбуждает.
– Секса у меня не было очень долго, Люпин, – он
смотрит в потолок. – Было не до него. Не до него как-то, – усмехается. –
Обидно, впрочем, не трахаться каждую ночь в свои «двадцатые», и все равно уже
не вернешь. Мне даже там было обидно, – еще усмешка. – Время ушло, но
мне все-таки не девяносто – какое-то время ушло, но не всё же, – улыбается. –
Не то, чтобы я думаю наверстать упущенное. Я уж что-то и не помню. Практически
девственник, – он смеется, – хотя тогда я многое успел. Мы с Джеймсом часто
обсуждали варианты – хорошо бы так и так. И вот так, – он снова смеется, он не
рассказывает, какие это были варианты, но, видимо, хорошо их помнит, и ему
весело. – И «давай попробуем!». Мы пробовали. С переменным успехом. Что-то явно
было… лишним. – Он хохочет, не сдерживаясь. – Пару раз думали, чтобы взять тебя
третьим в нашу компанию, но Джеймс оказался странным собственником и… – Сириус
молчит. Молчит долго. И потом неожиданно отстраненно и как-то выключено говорит:
– Вообще, я не знаю, хотел бы он меня сейчас.
Это фраза из другого мира.
– Хотел бы, – говорит Люпин, хотя это с трудом ему
дается – хвалить соперника – особый случай мазохизма и особенное болевое
ощущение – нестерпимое практически. – Я думаю, что он бы очень… переживал из-за
тебя, из-за того, что ты мучился – да, я понимаю, что это два несовместимых
события, одно исключает другое, мучения Сириуса и переживания Джеймса, но
дело-то не в этом – Но не видел бы – что ты стал хуже. Даже и подумать такое не
смог бы. Никогда. Он всегда видел тебя лучшим.
Блэк молчит.
– Это очень грустно, Люпин, – говорит он. – Очень
грустно. В таких случаях закрывают лицо руками, сдерживают слезы и не могут
сдержать.
6
…И Блэк говорит:
– Я не изменяю тебе, Джеймс.
– Я люблю тебя, – говорит Джеймс.
Конец.
|