– Наколочку желаете? –
татуировщик привычно произносит уже давно навязшую в зубах фразу, не особенно
рассчитывая на успех. Двое парней – встрёпанный очкарик и красавчик хипповатого
вида с неожиданно высокомерным взглядом – равнодушны слишком уж демонстративно.
Но любопытствуют, это факт: исподтишка оглядывают полуподвальное помещение
салона, фотографии на стенах и разложенные на столике инструменты. Скорее
всего, испугаются и уйдут ни с чем... паршиво, сегодня клиентов совсем мало.
Мастер тянет к себе засаленный альбом и раскрывает его на беспроигрышном снимке
– роскошном красно-зелёном драконе, который охренительно выглядит на смуглой
коже модели. Но мальчишки, как ни странно, вовсе не впечатлены.
– Джей, сдалась тебе эта фигня, – лениво тянет хипповатый, отбрасывая со лба
длинную чёлку. – Пошли ещё прогуляемся.
– Хочу, – упрямо отвечает его приятель. – И сделаю.
– Посмотри каталог. – Мастер, почуяв возможность заработать, шелестит страницами
перед носом очкарика. Тот хмурится и вдруг спрашивает:
– Э-ээ... слушай. А просто нарисовать кое-что сможешь? Не отсюда?
– А что ты хочешь?
– Сохатый, не дури, – негромко предупреждает приятель очкарика, но тот в ответ
только дёргает головой: сам знаю.
– Вот, – худая рука вытаскивает из кармана джинсов небольшой шарик, завёрнутый
в золотистую вуаль. Встряхивает его, и "вуаль" расправляется,
превратившись в полупрозрачные крылышки. На мгновение мастеру кажется, что они
как-то странно встрепенулись, но мальчишка тут же сжимает кулак – на жилистой
кисти вздуваются белёсо-голубые вены, – и крылышки покорно распластываются по
ладони. Что за штука такая, интересно?
– Это что?
– Вроде талисмана, – хмыкает парень и аккуратно кладёт непонятную игрушку на
столик. – Ну так как? Сможешь мне такой сделать?
– Хм... Могу, но это на пять фунтов дороже, – предупреждает мастер.
– Да не вопрос. Куда садиться?
Ага, завёлся. Отлично. Мастер включает лампу, придвигает к себе флакон с
антисептиком и шариковую ручку – он работает давно и уже привык обходиться без
кальки: черновой рисунок наносит сразу на кожу. Удобно – тем более, если что-то
не получается, чернила можно просто стереть.
– Пожизненную хочешь? А то можно хной...
– Нет. Давай, чтоб надолго.
– А куда набивать будем? Плечо?
Очкарик некоторое время думает. Потом ухмыляется и, подмигнув замершему
приятелю, взвизгивает молнией джинсов:
– Нет. Вот сюда.
– Тогда ложись, – мастер достаёт "лайнер" и красители. Когда пальцы
касаются мускулистого бедра мальчишки, по залу проходит слабый ветерок, и сам
собой захлопывается альбом со снимками. Странно... а, сквозняк, окно
открыто. Наверное, к ночи будет дождь.
* * *
– Блядь! Больно.
– Сам дурак. Что на тебя вообще нашло?
– Прикольно же.
– А если заразишься чем-нибудь? Хрен этих магглов разберёт, что они там…
– Опа. Я слышу глас древнейшего и благороднейшего…
– Да причём тут, нахер, «древнейшее»?! Ты маггловеденье вспомни, олень
безмозглый! От такой штуки можно подцепить что угодно…
– Не ори на меня. Всё уже сделано, он сказал – через месяц заживёт.
– Ни хрена себе… слушай, давай я лучше Заживляющее наложу. И всё путём.
– А если наколка испортится?
– Ну и ходи, как мудак, враскоряку.
– Ну и буду.
...Переругиваясь, они тихонько прокрадываются в комнату Сохатого – дома уже все
спят, отец Джеймса болеет, и Поттеры ложатся очень рано. Джей запирает дверь,
заклинанием зажигает на камине пару свечей и, постанывая от облегчения,
спускает джинсы.
– Блин. Сука, натёрли здорово.
– Всё, хватит, придурок, – у Сириуса даже в анимагической форме не получалось
так здорово рычать. Он вытаскивает из рукава палочку и, примерившись,
направляет её на слегка расплывчатый оранжевый кружок с крылышками, украшающий
ляжку Поттера. Кожа вокруг покраснела и припухла… Джеймс уворачивается
неожиданно ловким движением.
– Отвали, испортишь!
– Шарахну Петрификусом нахрен. – Сириус кидается к нему. Несколько секунд они,
беззвучно хохоча, мечутся по комнате, Поттер путается в джинсах, Блэк ударяется
бедром на край стола и вполголоса поминает Мерлина. На стенах пляшут огромные
чернильные тени, огоньки свечей колеблются, словно крошечные фигурки танцующих
фей... Сириус умудряется зажать Джеймса у стены, но когда тот коротко стонет и
дёргается, сразу же отпускает его.
– Извини, я не хотел.
– Ладно. – Поттер треплет его по плечу. – Пойду-ка я в душ. Может, хоть зудеть
перестанет.
Лицо Блэка вдруг серьёзнеет, тёмные ресницы на мгновение опускаются, и взгляд
серых глаз приобретает какое-то странное выражение.
– А хочешь – перекинусь?
– Зачем это?
– Ну… – и шёпотом, почти испуганно:
– Залижу.
Джеймс вздрагивает и пристально смотрит на него. Блэк напряжён, словно согнутая
ивовая ветвь, кажется, одно неудачное слово – и выскользнет из рук, больно
хлестнув на прощанье… Поттер нерешительно проводит пальцем по смуглой щеке:
– А… просто так можешь?.. Пожалуйста, – его голос становится торопливым, почти
лихорадочным. – Пожалуйста, Мягколап… Давай… попробуем.
Блэк, помедлив, опускается на колени. Осторожно притрагивается к напрягшемуся
бедру, скользит по нему ладонью. Вдыхает запах Джейми – жаркий, одуряющий... И,
решившись, проводит языком совсем рядом с наколкой – там, где припухшая кожа
налилась розовым, будто спелая арбузная мякоть.
Первое касание отметает в сторону и смущение, и страх. Он вылизывает татуировку
– жадно, быстро, то почти неощутимо лаская, то с силой нажимая языком, не обращая
внимания на стекающую по подбородку слюну, на то, что в ушах звенит, а
натянувшиеся джинсы больно врезаются в пах. Над головой хрипло и громко дышит
Джеймс – его руки сжимают плечи Сириуса, дёргают красно-золотой галстук, ерошат
упавшие на лицо длинные волосы. И вдруг в лоб Блэка утыкается что-то твёрдое и
гладкое… только спустя секунду до него доходит, что у Сохатого встал.
Сириус, вздрогнув, откидывается назад. Но ладонь Джейми мягко, очень мягко, и
абсолютно непреклонно подхватывает его под затылок. Стискивает в кулаке тёмные
пряди, дёргает за них, не давая отвернуться. И тянет к себе. К члену. К почти
пурпурно-красной головке, лоснящейся от выступившей влаги.
– Сириус. Ну же. Возьми…
Раньше они никогда не делали этого, но сумасшедшая дрожь возбуждения, прошившая
всё тело Блэка от макушки до пяток, заставляет его опустить ресницы и широко
раскрыть рот. На вкус член оказывается горьковато-солёным, он скользит по
губам, лаская их атласной гладкостью, тычется изнутри в щёки и нёбо. Джеймс
придерживает его рукой, изо всех сил стараясь не вогнать слишком глубоко.
Сириус проводит кончиком языка по уздечке, и пальцы на его затылке вдруг
сжимаются, больно натягивая волосы, а в лицо брызгает клейкая, остро пахнущая
сперма. Блэк облизывает её с губ, почти не замечая вкуса. Сердце несётся
вскачь, собственный член будто разрывается на части, и, когда Джеймс вздёргивает
Сириуса на ноги, целует, прикусывая нижнюю губу, и засовывает руку в штаны,
тому хватает лишь нескольких резких толчков в чужой кулак. Оргазм выжимает его
насухо, до вибрирующей пустоты в животе, до звона в ушах – словно разбился
вдребезги ёлочный шарик…
* * *
Стоя под душем, они приваливаются к стене и молчат, обнимая друг друга в коконе
тёплых водяных струй. Потом Джеймс прижимается лбом ко лбу Сириуса и шепчет:
– Завтра… завтра опять пойдём туда, окей? Сделаем тебе такую же. Я хочу, чтобы
она была. Понимаешь? Одна – и для меня.
– Да, – так же, шёпотом, отвечает Блэк. И добавляет, желая рассеять окутавшее
обоих странное смущение: – Только я, уж извини, всё-таки использую чары. А то у
оленей язык шершавый.
Джеймс тихо хмыкает.
– Главное – уметь им работать, – говорит он, глядя прямо в глаза Сириусу и
накручивая на пальцы его мокрые волосы. – Только одно условие, Мягколап… Твой
снитч будет вот здесь.