|
Часть вторая
Идти на встречу с Дамблдором
Ремусу не хотелось.
Во-первых, он устал: провёл
несколько часов, приводя в порядок кабинет Дариуса Грошека, специалиста по
истории магии, решившего оборвать собственную историю, не дожидаясь её
естественного конца. Ремус его понимал. Наверное, и Грошек перестал видеть
смысл в движениях ради движений, без конечной цели. Жизнь сера и угрюма.
Движешься по инерции, потом она иссякает, и не остаётся ничего, кроме как
поставить жирную точку с помощью опасной бритвы.
Во-вторых, Ремус не желал никого
видеть. Он разочаровался в людях. Подманивают тебя, прикидываются чуть ли не
друзьями, а стоит расслабиться, цапают зубами за мягкое брюхо.
Но раз уж обещал, пришлось идти.
Сначала Дамблдор спросил, как
продвигаются дела с расследованием. Ремус уклонился от прямого ответа. Сам он
ничего толкового не надумал, Сириус и Джеймс о своей гипотезе расскажут без
посредников, а Снейп пусть катится к чертям.
Дамблдор не настаивал и заговорил
о подростках-оборотнях, ушедших из стаи Грейбека. Сегодня Ремуса не
заинтересовала даже эта тема. Вспомнив о Снейпе, он уже не мог остановиться: в
его голове вертелись колкости и остроумные замечания, которые, увы, всегда
сочиняются задним числом.
— Ремус!
— А? — он вздрогнул.
— Я нагоняю на тебя сон? —
Дамблдор улыбнулся.
— Нет, что вы. Я просто… наверное,
мне снова придётся переехать.
— Поссорились с Северусом?
— Вчера он мне наговорил
совершенно отвратительных вещей. — Ремус замялся и неохотно добавил: — И я ему
тоже.
— Вы помиритесь.
— Нет, не помиримся! Я не буду
перед ним извиняться.
— Что случилось? — спросила
Минерва, присоединяясь к ним.
Ремус отвернулся.
— Маленькая ссора между соседями,
— пояснил Альбус.
— Только теперь? Долго же вы
продержались. — Минерва устроилась в кресле, поставила чашку с чаем на столик.
— Ремус, вы святой.
— Да, действовать на нервы Северус
умеет, — согласился Дамблдор.
— Вы сами позволяете ему фыркать и
капризничать, словно он Селестина Уорлок. И не говорите, будто потакаете ему из
уважения к его заслугам. Вас просто развлекают эти выходки.
— Но ведь и вас тоже, дорогая
Минерва, — кротко сказал Альбус.
— А меня ничуть, — буркнул Ремус.
— Может, кто-то из вас с ним поселится? На прощанье я подарю ему бубен, чтобы
вам было ещё веселее.
Минерва посмотрела с сочувствием.
— В глубине души он хороший
человек, — проговорил Дамблдор.
— Это какая-то очень глубокая
глубина, без жаборослей не донырнуть. — Ремус тяжело вздохнул. — Оставим это. Я
могу просто с ним не разговаривать. То есть, разговаривать только по делу.
— Гм. Надеюсь, тебе это удастся. —
Дамблдор спрятал улыбку в бороде. Его борода была полна спрятанных улыбок и
недосказанных слов.
— Надеюсь, — повторил Ремус.
***
Фонари на мосту высвечивали
неясные очертания деревьев вдоль канала; мерцала вода внизу, мокрая мостовая
блестела, лужи точно кипели от беспрерывно падающих капель. Ремус любил дождь.
Приятно, когда грязь смывает кто-то другой.
Сквозь пелену воды светились окна.
Ремус ощутил странную симпатию к людям, которые зажгли свет в своих квартирах и
там, при этом свете, ужинали, читали вечерние газеты, играли в карты, играли с
детьми, играли в любовь, ссорились и мирились.
Чем ближе тебе человек, тем легче
его обидеть. Никаких барьеров. Посторонним так не достаётся; они получают свою
порцию обид от собственных родственников и друзей; друзья Ремуса тут не
исключение: Сириуса даже Снейпу не перещеголять. Почему же Джеймсу и Сириусу он
простил их подозрения и подколки, да что там — уже почти забыл, а слова Снейпа
переживает снова и снова?
«Выкинь его из головы, — сказал
себе Ремус. — Не обращай внимания».
Он не знал, как теперь себя вести.
Хорошего обращения Снейп явно не понимает, но и ссориться всё время невозможно,
лучше уж сразу перебраться обратно в «Дырявый котёл». Нет, на сей раз Ремус не
уступит. Кому надо, тот пускай и проваливает. Решительно подняв подбородок и
приготовившись к бою, он промаршировал через гостиную.
Снейп был в кухне, что-то жевал,
как всегда стоя, с книгой в свободной руке. Мельком взглянув на Ремуса, он
снова уткнулся в книгу.
— Я вчера погорячился, — вырвалось
прежде, чем Ремус успел подавить дурацкий оправдательный рефлекс.
— Ничего хорошего я от тебя не
ждал.
— А я от тебя! — Ремус вспомнил,
что надо было зайти за продуктами, и чуть не зарычал от злости. Теперь ещё и
спать на голодный желудок.
— Есть отбивные, — буркнул Снейп.
— Вон там, на сковороде.
— Мог бы не утруждаться.
— Я и не утруждался. «Волшебные
отбивные Маггру — брось на сковородку и скажи: «Еда, готовься!».
— Очень гадкие? — Ремус вдохнул
аромат жареного мяса.
— С «ворчестером» нормально.
— А пива нет?
— А спинку тебе не почесать? —
Снейп сердито повёл носом.
«Если бы я в него влюбился, он бы
мне точно показал, где акромантулы зимуют», — подумал Ремус.
— Альбус сказал, что у тебя поганый
характер.
— Ты ему пожаловался? — Снейп
усмехнулся.
— Не то чтобы. Я собирался
съехать.
— Тебя утешит, если я скажу, что и
сам от себя не в восторге?
— Не особенно. Но мне и выбирать
не из чего, никто не набивается ко мне в соседи.
Ремус принялся за еду, искоса
поглядывая на Снейпа. Тот не спешил уходить. Приготовил еду и даже вроде
извинился — неужели чувствует себя виноватым? Надо ковать железо, пока горячо.
— Северус, ты можешь оказать мне
услугу?
— Смотря какую, смотря когда.
— В полнолуние.
Снейп вперился в страницу
невидящим взглядом; пальцы, сжимавшие книгу, побелели.
— Я нашёл заброшенный склад. Нужно
будет только запереть дверь снаружи.
— Ты уверен, что она выдержит?
— Она металлическая, снаружи
засов. Думаю, да.
— Хорошо, я тебя запру. Это всё?
— А утром меня надо будет
выпустить.
— Вот этого не обещаю, — хмыкнул
Снейп.
— Кто же будет помогать тебе в
расследовании? — Ремус заглянул в тарелку, надеясь, что там сам собой появится
шоколадный кекс. — Альбус спрашивал, далеко ли мы продвинулись.
Снейп скривился.
— Далеко — это когда убийца пойман
и стоит перед Визенгамотом. У меня появилось ещё несколько соображений, но всё
по мелочам. Если ты набил брюхо, давай немного поработаем.
— А на десерт ничего нет?
— Я не ем сладкого, — каркнул
Снейп.
— Напрасно. Полезно для мозгов.
— Что-то я не заметил, чтобы тебе
это помогло.
— Знаешь, чего я хочу
по-настоящему? Дать тебе в глаз.
Или трахнуть.
— Об этом и не мечтай. — На губах
Снейпа появилась гадкая улыбочка, будто он услышал не только слова, но и мысли.
Ремус поднялся, поставил грязную
тарелку в раковину.
Проклятая весна, так и тянет
влюбиться в кого ни попадя. Из весенних влюблённостей никогда не выходит ничего
хорошего; по марту — страсть, к лету — мигрень. Влюбляешься в любовь, а потом
пелена спадает и думаешь: «Мерлин мой, и как это меня угораздило?». И снова, и
снова…
Снейп постукивал корешком книги по
запястью — ему не терпелось погрузиться в кровавые подробности.
— Ты заметил, что у нашего убийцы
пунктик на глазах? — начал он, не дожидаясь, пока Ремус соберётся с духом. — То
он их зашивает, то переворачивает, то просто выкалывает, как будто не хочет,
чтобы жертва на него смотрела. И у всех жертв были месячные.
— Совпадение? — Ремус заглянул в
шкаф, пошарил по полкам. Может, хоть конфетка завалялась?
— Перестань прикидываться
болваном. Если бы у двух, пусть у трёх — могло быть и совпадением, но не у всех
же. Постой-постой… — Снейп рухнул на табуретку и застыл, сомкнув пальцы
«домиком». — Глаза. Одна из девушек — легилимент. Сейчас, сейчас… Люпин, что ты
чувствовал, когда легилимент вторгался в твой разум?
— Ничего. — Ремус усмехнулся.
— То есть?
— В мой разум никогда не вторгался
легилимент.
— Повезло тебе. Это неприятно.
Могу продемонстрировать.
— Не стоит, неприятностей мне и
без того хватает. К чему ты ведёшь?
— Наш убийца имел опыт
столкновения с легилиментом, и ему не понравилось. «Ligamens», помнишь? Вот в
чём дело. Он думает, они произносят «Legilimens» — такие заклинания, как
«Ligamens», не выкрикивают во весь голос. Отсюда глаза — его пугает зрительный
контакт даже с взглядом мертвеца.
— Сумасшедший, — констатировал
Ремус. — Что же нам делать — ходить по улицам, шепча «Ligamens»?
— Ты прямо как Блэк, — сердито
сказал Снейп. — Ну хорошо, предложи что-нибудь дельное.
— Давай посмотрим на улики ещё
раз. Accio. — Через минуту пуговица, перо и дощечка рядком выплыли из дверей и
приземлились на стол. — Я думал над рисунком… может, это плащ Упивающегося?
— Я тоже это подозревал, — сказал
Снейп, — но хотел услышать от тебя.
— Согласуется с версией об
убийце-Руквуде, не так ли? Кстати, он мог быть и не один.
— Чары не применялись, — напомнил
Снейп. — А без чар толпу народа заметили бы.
— Есть ещё и камин. Ты проверял
камины?
— Только у Маккион и Миджен. У
обеих стоял «тревожник». Теперь его все ставят.
Ремус кивнул. «Тревожник»
удерживал незваных гостей на расстоянии трёх футов от камина; пока хозяева не
снимали чары, пройти дальше было нельзя.
— Руквуда они знали. Могли и
впустить.
— Я бы не впустил. — Снейп взял
пуговицу, повертел её в пальцах. — Сначала я думал, что она маггловская, но
нет. Ручная работа, видишь припой? Такой остаётся, когда пуговицу вынимают из
формы. Магглы штампуют пуговицы на станках.
— Можно проверить все лавки,
торгующие одеждой, — предложил Ремус.
— Кто этим займётся? — Снейп
скептически улыбнулся.
— Попрошу жену Питера. Она
поставляет ткани мадам Малкин и ещё кому-то. Наверное, разбирается и в
пуговицах, а если нет, у неё полно знакомых среди портних. Думаю, Марта не
откажет, мы с ней в хороших отношениях.
— Что ж, лишним это не будет. —
Снейп постучал палочкой по чайнику, из носика вырвалась струя пара.
— Здорово! — искренне сказал
Ремус.
— Удобнее, чем возиться с огнём, —
Снейп удовлетворённо блеснул глазами. Ремус заметил, что он любит комплименты,
хотя не умеет их принимать. — Недавно видел Петтигрю в Министерстве. Сияет, как
новенький галлеон.
— Угу, — отозвался Ремус. —
Женитьба ему на пользу.
Они с Питером нечасто встречались,
но отношения у них были хорошие, а вот от Сириуса и Джеймса Питер отдалился.
Охлаждение началось сразу после окончания школы, и теперь бывшие друзья почти
не общались. Ремус вспомнил, как Питер замыкался, стоило Сириусу или Джеймсу
начать разговор о борьбе с Волдемортом и его людьми, и, наконец, наотрез
отказался вступать в Орден.
— Почему? — спрашивал его Ремус. —
Ты же всегда хотел быть рядом с Сириусом и Джеймсом.
— Они родились с серебряной ложкой
во рту, понимаешь? Я никогда таким не буду, сколько бы ни старался. Я больше не
хочу стараться. Мне достаточно быть таким, какой я есть, пусть я не слишком
храбрый, некрасивый и небогатый. Я скоро женюсь. Моя невеста тоже некрасивая и
небогатая, но мы любим друг друга и будем счастливы, вот и всё.
— Поздравляю, — сказал
растерявшийся Ремус.
— Спасибо. Конечно, я приглашаю
вас всех на свадьбу. Надеюсь, Сириус не напьётся и не начнёт отпускать свои
шуточки. Надо мной пусть смеётся, я привык, но если он обидит Марту, я ему
морду набью.
— Он не будет, — заверил его
Ремус. — А если начнёт, мы с Джеймсом его удержим. Но, Питер… посмотри на меня:
я оборотень и занимаюсь тем, что отмываю дома после убийств. Пария, да и
только. Но ведь я с ними дружу.
— Ты — другое дело.
— Но почему?
— Сам не знаю. — Питер задумчиво
оглядел Ремуса с ног до головы. — Я просто чувствую, что ты им подходящая
компания, а я нет. Будешь моим шафером?
Ремус согласился.
Марта ему понравилась, а он
понравился ей; теперь это оказалось очень кстати.
Надо только заранее настроиться на
её доброту и на вопросы Питера, когда же ему, Ремусу, понадобится шафер. С ними
Ремус не откровенничал. Марта поняла бы его лучше, чем Сириус и Джеймс, но вот
Питер наверняка втайне бы позлорадствовал — не от плохого отношения, а просто
такая у него натура: лишён великодушия и завистлив, что тут поделаешь. С
возрастом приучаешься прощать недостатки, особенно если человек с ними борется.
Питер, должно быть, и сам не рад…
— Люпин, очнись!
Второй раз за день он выпадает из
реальности.
— Пожалуй, больше ничего мы
сегодня не надумаем, — сказал Ремус. — Если ты не хочешь скоротать вечер за
бутылочкой вина…
— В прошлый раз мы закончили на
коврике перед камином. Дамблдор никак это не прокомментировал?
— Нет. — Ремус благоразумно решил
не упоминать об осведомлённости Сириуса и Джеймса. — Я поднимаюсь к себе. Понадоблюсь
— ты знаешь, где меня найти.
Ванна, книжка, сон.
Хорошо, что Снейп не сказал: «Ты
мне не понадобишься». Мелочь, а приятно.
***
Невидимка устал кружить по улицам;
стало темнеть, и снова пошёл дождь.
Раз уж он снова оказался в этом
круге ада, заночует в доме дьяволицы.
Третье или четвёртое воплощение?
Невидимка сбился со счёта. Дом не охранялся. Двери, наверное, были запечатаны
заклинаниями, но вряд ли кто-то догадался наложить чары на окна второго этажа.
Невидимка проскользнул на задворки. Здесь никого не было. Он ловко вскарабкался
на большой вяз, росший под разбитым окном.
В доме было тихо и чисто.
Невидимка удивился, обнаружив, что в спальне не осталось следов крови. Как мило
со стороны бесов подготовить для него ночлег.
Из пола зачем-то выпилили
квадратик доски, как раз на том месте, где она лежала. Наверняка проводили один
из своих дьявольских обрядов.
Почему в детстве волшебство
кажется таким притягательным? Когда-то давно Невидимка мечтал о магии и о силе,
которую она даёт. Знать бы заранее, насколько жуткое место — мир волшебников.
Невидимка замёрз, ему хотелось
напиться. Он спустился в кухню. В пустых домах стоит особенная, драгоценная
тишина — тишина, которую никто не нарушит. Растопить камин он не решился. Даже
самый невнимательный коп спохватится, увидев дым из трубы дома, хозяйка
которого умерла. А забавно, что в аду есть копы. Видно, без них никуда.
Бутылка была на месте, к ней никто
не прикасался. В шкафу (чары ещё не ослабели) нашлись хлеб и сыр; фруктов бесы
ели мало, и верно — к чему им заботиться о здоровье? Их здоровью повредишь
разве что холодной сталью.
Невидимка смял мякиш в пальцах.
Эластичный, но настоящий, не то, что эти синтетические круассаны — огромная
булка, а есть нечего. Французы фальшивы, как бесы. Наверное, они тоже бесы.
Пересекаешь Канал и попадаешь в Ад. И тут, и там; Ад повсюду, только
благословенный Лондон, Лондон людей — живой.
Невидимка проглотил кусок хлеба,
запил его вином. Мать посмотрела на Невидимку встревоженным, заботливым
взглядом. Она стояла перед ним как живая. Она всегда его любила, её побои были
от любви. Она знала, что с ним станет, предвидела ловушку, в которую он
попадёт. Невидимка достал нож и вырезал кусок из её бедра.
Ешь плоть мою, ибо она есть
любовь.
Запрокинув голову, Невидимка прислонился
к стене и улыбнулся матери. Она простёрла к нему руки; рана в бедре
кровоточила, лохмотьями свисала кожа.
Невидимка закрыл глаза. Мать была
с ним, была в нём. Вместе они убегут из Ада.
|