Эпиграфы.
Первый:
Апокриф в литературе — это книга, написанная на основе уже существующей, но трактующая мир оригинальной книги с другой точки зрения.
Википедия.
Второй:
Когда наступит время оправданий, что я скажу тебе?
Что я не видел смысла делать плохо,
и я не видел шансов сделать лучше.
Б.Г.
Дом номер 12 на Гриммолд-плейс - прекрасен. Именно так думает Гарри, проходя полутемным коридором, прислушиваясь к вопиющему беззвучию, - только легкое эхо его собственных шагов отражается от высокого потолка. В тишине нет ничего плохого, более того, она не кажется странной. Когда-то Гарри думал, что вместе с Сириусом из дома ушла сама жизнь. Ну, какая жизнь – свет, тепло, все звуки одновременно, мир стал тих, как будто мгновения, когда Сириус Блэк падал за Завесу, растянулись на годы.
Но теперь все не так. Дом - прекрасен, тишина – совершенна. И зеркала, замолчавшие навеки, - правильны.
Гарри знает, что случится сейчас. Он откроет дверь спальни: с некоторых пор спальни в Доме не запираются, и это тоже здорово. Он войдет, стараясь не шуметь, осторожно переложит на кровать брошенный в кресло сириусовский халат, сядет и помолчит. Курить хочется страшно, в кармане халата – он знает точно – есть пачка сигарет и спички, но тогда в спальне будет душно, а это уже нехорошо.
Он просто посидит несколько минут, разглядывая выцветшие обои и не первой свежести портьеры, как будто со вчера что-то могло измениться, а потом…
Первый
Сириус спит. Всегда одинаково – на животе, как мальчишка, обнимая подушку. Подушке - Гарри улыбается – повезло.
Гарри не знает, что снится Блэку, но ему просто нравится смотреть, как Сириус улыбается или морщится во сне, как шевелятся его губы, словно он разговаривает с кем-то. Кому-то тоже везет.
Гарри не знает, ревнует ли он Сириуса к снам. К этим ночным собеседникам. К подушке или одеялу. Или простыне, она-то совсем неприлична, ей повезло, наверное.
Но, если подумать – поводов для ревности нет.
Теперь у них в запасе сколько угодно времени. Его можно тратить с умом – подойти, откинуть одеяло, сесть на кровать и смотреть, не стараясь запоминать, просто наслаждаясь моментом.
Смуглая кожа и худая мускулистая рука. Гарри никогда не стать таким, прошло много лет, а он так и не вырос из подростковой худобы, и это угловатость, а не подтянутость сильного мужчины. Густые черные волосы, несколько прядей падает на лицо, и Гарри осторожно убирает их. Он жалеет о своей поствоенной короткой стрижке, не то чтобы ему хотелось быть похожим на Блэка, это невозможно, но хотя бы убрать этот надоевший ежик, из-за которого он выглядит вечно всклокоченным.
Плечи - Гарри сглатывает - и ровная линия позвоночника, Сириус больше не сутулится, как тогда, после Азкабана. Можно выпрямиться и вздохнуть. Гарри вздыхает. Несколько ночей назад он поднял Сириусу волосы со спины и теперь знает одну тайну – о родинке, притаившейся между лопаток. Гарри смотрит на свои руки, где все еще заметны шрамы, оставленные пером Амбридж. Все его тайны – налицо. И на лице – тоже, даже после победы над Волдемортом чертов шрам не исчез. Но Сириусу нравится.
Пижамные штаны. Как бы сделать так, чтобы он лег спать без пижамы? Просто чтобы увидеть его всего. Именно когда он спит, а Гарри чувствует себя хозяином положения.
Сириус спит. Он принадлежит Гарри и никому больше.
Иногда Гарри лениво думает, что ночи можно было бы проводить с большей пользой – например, выйти из дома и аппарировать кое-куда, чтобы… поговорить. Тем более что есть о чем. "Я просто привык за несколько месяцев, даже к тому, что и разговором-то можно назвать с большой натяжкой. Пройдет".
В конце концов, это можно сделать и днем, а ночью надо чувствовать себя счастливым. Потому что он, Гарри Поттер, смог вернуть из-за Завесы Сириуса Блэка, и неважно, чего ему это стоило.
И Гарри счастлив. Он тихо ложится рядом с Сириусом, на пять минут, он не заснет, конечно, немного побудет совсем рядом и уйдет к себе.
…Прислушаться к ровному дыханию, успеть поймать легкий и почти неощутимый запах табака, въевшегося в пальцы Блэка, Сириус столько курит, но нюх у него по-прежнему собачий.
Гарри до сих пор не знает, ждут ли его там, куда он ходит разговаривать. А вот здесь – ждут точно.
Гарри улыбается.
Второй
Его уже не удивляет, что мысли рано или поздно, пусть даже мельком, возвращаются к совсем другому дому. Тоже тихому. И не самому уютному, хотя, может, просто неухоженному.
Гарри впервые увидел его меньше года назад, впервые оказавшись в Манчестере. Не надо спрашивать, как он узнал адрес: у Гарри Поттера достаточно связей в Министерстве, и в Визенгамоте тоже. Папка с делом Снейпа хранится в Высшем магическом суде; копия – в Отделе магического контроля, и там, и там всегда найдутся желающие пообщаться с Золотым Мальчиком и удружить ему. Поэтому Гарри вполне уверен в себе, когда стоит в непривлекательном переулке, спускающемся к реке, перед темной дверью со старомодным молотком. Кто у него в соседях – маги или магглы, интересно?
Впрочем, от уверенности не остается и следа, когда в ответ на его стук за дверью раздаются шаги. Тихие, шаркающие. Неужели он ошибся? Снейп не может ходить так. Не должен, не может, что угодно. Край темно-зеленой шторы чуть отодвигается, лица подглядывающего не видно, Гарри чувствует себя законченным идиотом и быстро прячет за спину руки. Не хватало еще, чтобы маггл увидел «Пророк» и «Придиру» с переливающимися, двигающимися колдографиями. И как тогда спросить: «Я ошибся домом?», «Не живет ли с вами по соседству некий Северус Снейп?». Такие мелкие и растерянные мыслишки. Золотой Мальчик, Победитель Всеобщего Врага, ага-ага, как же. Первый курс, лекция по зельеварению. Или шестой – занятие по ЗОТС.
Но отвратительно знакомый голос настороженно спрашивает из-за двери:
- Поттер?
Гарри выдыхает.
- Да. Здравствуйте, профессор. Я… Мне очень надо с вами поговорить.
- О чем?
- Вы не могли бы открыть дверь?
- Зачем?
- Ну… мне не хотелось бы обсуждать это на крыльце.
- Нам не о чем разговаривать.
- Нет, есть.
Пусть он издевается и говорит гадости. Пусть смотрит на Гарри как на бубонтюбера, как на пустое место, как на загаженный гиппогрифами загон.
- Мне нужен урок, профессор.
Эту фразу он придумал несколько дней назад. И она срабатывает.
Дверь распахивается. Снейп стоит перед ним: неожиданно сутулый, в каком-то неприглядном халате, но с неизменным своим презрительным взглядом и кривящимися губами. Это улыбка? Или торжествующая ухмылка? Или – что?
- Профессор? Урок? Вы впали в детство, Поттер?
Гарри делает шажок вперед. Незаметный, одно движение к порогу.
Снейп не двигается.
- Я не профессор, и ни о каких уроках…
- Урок по ЗОТС.
Кажется, ему удается удивить Снейпа. Второй раз за несколько минут.
- Вы понимаете, о чем говорите?
- Поэтому я и прошу вас впустить меня.
Интересно, как это выглядит со стороны? Благополучный молодой человек на невысоком крыльце и подозрительный тип в доме. Полагалось бы наоборот. С фразой «Здесь не подают».
Снейп отступает в темную прихожую.
В доме пахнет сыростью, чуть ли не плесенью. И еще – печалью. И – скукой, невыносимой, с привкусом тоски.
Гарри не смотрит по сторонам, у него еще будет время оглядеться, он не сводит глаз с лица, которое так и не забыл, оказывается.
Постарел. Еще пожелтел. Азкабан никого не красит, это точно.
- Мне нужен урок по ЗОТС. Кроме вас, никто…
- А ваш приятель, Люпин?
Ожидаемый ответ. Гарри даже удивляется тому, как прогнозируем оказался разговор.
- Ремус преподает защиту. И всегда преподавал только её. А вы…
- Что – я?
- Мне нужен урок. Как те, на шестом курсе. Не Защита. Темные искусства.
- Вон из моего дома.
Тоже понятно.
- Это не провокация, поверьте. Это, честное слово, не провокация. Никто не знает и не узнает. Если вы дослушаете… я все объясню. И вы поймете, что это…
- Что я пойму?
- Я хочу вернуть Сириуса.
И тут Снейп смеется. Не улыбается, просто у него дергается горло, и короткое лающее «ха» пробивается сквозь сжатые губы. Как будто против его воли.
- Это лучшая шутка года. Ступайте, Поттер.
- Мне не к кому пойти.
- Займитесь самообразованием.
Гарри цепляется за реплики, потому что диалог – его единственный шанс.
- Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Книги, свитки, - все уничтожено. Еще в прошлом году. Все библиотеки: Малфоев, Ноттов, Эйвери, Руквудов... Я сам передал в Отдел магического контроля книги Блэков.
- Как вы думаете, что стало с моей библиотекой, Поттер?
- Но вы знаете. Помните, - упрямо повторяет Гарри. – Я смотрел ваше дело. Там нигде не указан Обливэйт .
- Когда возникает необходимость, Поттер умеет думать? А с чего вы решили, что вам разрешат подойти к Завесе, не говоря уж об остальном?
Главный козырь. Гарри протягивает Снейпу газеты. Наверное, это выглядит дешевой саморекламой: его, Поттера, портрет на первых полосах. И заголовки: «Что подарит магический мир Золотому Мальчику в день его полного совершеннолетия?», «Гарри Поттер и Заветное Желание», ну и прочая чепуха.
- Они не смогут отказать.
Снейп изучает газеты так, словно Гарри с колдографии вот-вот тяпнет его за палец.
- Какая самоуверенность.
- У меня есть четыре месяца. Профессор…
- Я не профессор больше! – срывается Снейп, - не смейте называть меня так!
- Хорошо. Я буду называть вас, как угодно. Я могу никак не называть вообще. Я…
- Такая покладистость просто ужасает.
- Пожалуйста, подумайте над моей просьбой. Можно, я зайду через пару дней? Не надо никаких сов, я сам приду.
Гарри отступает. Все правильно.
- Я все равно попытаюсь сделать это. Но без помощи…
- Я не принимаю решения за два дня. Через неделю, - отрывисто говорит Снейп, надвигаясь на него и выталкивая за порог.
В мире - и в Манчестере тоже – апрель. Серое низкое небо, моросит теплый дождь, капли, как серьги, висят на нежно-зеленых листьях. У Гарри горячие ладони и кружится голова. Он поймал снитч. Теплое золото удачи в руке. Через неделю.
Первый
…А иногда это никакая не ночь, а ленивый завтрак на слишком большой для них двоих кухне. С пылинками, танцующими в солнечном луче, Гарри и Сириус сосредоточенно наблюдают за ними, как будто в хаотичном движении есть некий смысл.
Смысл – в простом существовании. В том, как Сириус, проходя к столу, привычным уже движением лохматит Гарри волосы, в том, как они правильно и уютно молчат, в том, что все происходит само собой, так и должно было быть с самого начала. Не их вина, что все было разрушено. Все вернулось – вот их главная заслуга. И вернулось именно так.
Резкий запах кофе и первая за день сириусовская сигарета, душный дымок между их лицами, его довольный сильный выдох.
Гарри может рассказать ему обо всем. Ну, почти обо всем, не задумываясь. Сириус ловит ассоциации на лету. Не уточняя, не расковыривая ран.
- Как ты жил без меня? – вопрос был задан несколько недель назад, когда они вернулись из Министерства. Гарри ожидал шума, недовольства портретов, визгов миссис Блэк, а в воцарившейся тишине фраза звучит слишком громко. И почему-то двусмысленно.
- Нормально, - отвечает Гарри. Потому что не знает, что еще ответить. Что? «Я – герой, Сириус», «Я сделал это».
Впрочем, он не уверен, что Сириус замечает этот ответ.
Сириус прислушивается… нет, принюхивается к Дому. К его пыльной и прозрачной тишине – ни скрежета дверей, ни скрипа половиц, и это даже не перемирие. И не шок.
Это – капитуляция, - вдруг думает Гарри, когда Блэк, поднявшись на один лестничный пролет, смотрит в глаза Вальбурге.
Гарри не по себе. Хотя не об этом ли они мечтали в свое время?
А потом Сириус закуривает, и сбегает вниз, и улыбается. И страхов нет, и смерти, получается, тоже нет.
Так они начинают разговаривать. О гибели Волдеморта – о ней-то как раз можно рассказать в двух словах. «Он струсил». Нет, в пяти: «Он струсил, а я – нет».
О Питере – «он достался Рему».
- Рем? – переспрашивает Сириус, - да. Рем…
- Они все скоро придут сюда.
- Отлично. Так что Рем?
- Это было быстро. И красиво, знаешь, - прислушиваясь к себе, удивленно отвечает Гарри.
Красиво – потому что справедливо? Или потому, что это была не его Авада? Или потому, что Рем, мудрый и предусмотрительный Ремус Люпин, не дал Питеру Петтигрю ни одного шанса? Он просто не подпустил Хвоста к Гарри. Памятуя о Хижине, наверное.
О главном, главном «для всех», рассказать просто, а вот потом начинается то, что только Гаррино.
Об этом он заговаривает не сразу, спустя несколько дней, когда они избавляются, наконец, от бесконечной череды гостей и наносят последний ответный визит. Когда случается одно из первых «ленивых утр».
- Я не знал тогда, что с Роном и Гермионой. И получилось, я убил её за тебя.
Уютный и опрятный домик, в котором живут, не прячутся, а именно живут Лестранжи. Цветы на подоконниках и светлые металлические жалюзи. Тут не хватает темноты или грязи, ну хоть какой-то нечистоты… Порядок выбивает из колеи, в чувство приводит только знакомый злой взгляд Беллатрикс.
И Гарри не медлит, потому что медлить нельзя, он плюет на благоразумие и на обещанный Хмури Ступефай, иначе невозможно – не выплюнуть Аваду в это холодное и страстное, такое до одури блэковское лицо.
Чтобы взметнулись её длинные черные волосы. Чтобы она падала, опрокидываясь на спину, изогнувшись. Гарри жадно смотрит на неё – пусть она удивится, пусть замкнется круг, но этого нет. И он даже разочарован.
Разочарование подленько зудит внутри даже потом, когда он плачет и орет в подвале, таком чистом убранном подвале, где нет ни крови, ни пыли, только безжизненный свет, как в операционной. Только свет, Рон и Гермиона. Когда его пытаются оттащить от их тел, когда его выворачивает в углу – от усталости, от боли, от тоски, от чужих дружелюбных рук и правильных слов, от невозможности повернуть время вспять, от того, что он не успевает, а теперь и некуда успевать…
- Ты понимаешь?
Сириус молчит.
- Ты не понимаешь?
- Подумай, Гарри, - мягко говорит Блэк. – Только у меня был ты… Тогда.
Пружина внутри разжимается. Можно заплакать, наконец. Уткнуться в его худое жесткое плечо и заплакать. Потому что он тоже прошел через это. И это – еще одно их, общее.
Второй
На этот раз Снейп не держит его на крыльце под дождем. Снова дождь. Как будто все тучи Британии навсегда зависли над невзрачным пригородом Манчестера.
Притягивает он их, что ли? Как средневековые ведьмы, наколдовывавшие непогоду?
Вот только Снейпу нельзя пользоваться чарами. Еще лет восемь, как минимум. Так сказано в решении Визенгамота: поражение в правах, запрет на использование любой магии, включая бытовую. Как он обходится, интересно? Чиркает спичкой над плитой? Или обзавелся электрозажигалкой?
Гарри даже улыбается, проходя в темный коридор. Эта картина: Снейп, наклоняющийся над конфоркой, – забавна.
Только улыбка может быть истолкована по-другому. Он просто отвык быть все время… настороже. Гарри перехватывает взгляд Снейпа и лихорадочно придумывает хоть какое-то извинение. Открытая вражда была проще такой вот зависимости.
Но Снейп разворачивается и идет в комнату. Ничего особенного: камин и книжные шкафы, занавешенные какими-то тряпками.
Снейп долго смотрит на огонь, передергивает плечами – в доме зябко, несмотря на весну.
- Не думаю, что я смогу вам помочь, Поттер.
Гарри, потихоньку заглянувший за черную занавеску – ничего особенного, пустые полки, та самая библиотека… Гарри замирает.
- Это зависит не от меня, – объясняет Снейп, – это слишком опасно. И – да. Я не хочу снова оказаться в Азкабане.
И что сказать?
- Никто не узнает. Никогда, сэр. Я, - во рту кисло, вот же гад, Гарри и в мыслях не допускал такого развития событий, - я принесу Нерушимый Обет. Хотите?
- Как вы себе это представляете, Поттер? И кто его скрепит? Скримджер? Отдел магического контроля?
- Я не подумал.
Он играет? Или действительно боится? Там же нет дементоров. В Азкабане… Или дело не в этом? Гарантии. Ему нужны гарантии.
- Я воспользуюсь думосбором. Я верну вам все. Потом.
- Я даже не могу объяснить вам, Поттер, о чем речь. Вы непредсказуемы.
- Я… я исполню любое ваше желание, сэр.
Опрометчивые слова, весьма. Они вырываются против воли, но поздно.
- В разумных пределах, - как противно, проклятье, как противно – торговаться. Уступать.
- Первая адекватная фраза за весь разговор. Вы помните о разумных пределах?
Гарри молчит. Пусть прикладывает, топчется, тешит свое самолюбие. Пока Гарри хватит терпения – пусть.
- Что вы думаете о возвращении вашего крестного, Поттер?
Как на уроке. В каком порядке надо добавлять ингредиенты?
- Вы хоть как-то ознакомились с этой проблемой?
Они так и стоят: Снейп у камина, на свету, Гарри у темных книжных полок, лиц не рассмотреть, кажется, в комнате есть только их слова, тяжелые, как бладжеры.
- Я думаю… это должен быть какой-то темномагический ритуал. Наверное, с применением магии крови. Вряд ли это напрямую связано с некромантией, но не из-за Завесы, а из-за того, что Сириус попал туда живым.
Снейп странно удовлетворенно кивает. Как будто именно это ожидал услышать.
- Дальше.
- Дальше я не знаю. Мне неоткуда брать информацию.
- Информация, - бормочет Снейп.
Гарри хотел бы видеть сейчас его глаза, он делает шаг вперед, еще один. Бесполезно. Ни злости, ни досады. Желтоватое лицо - чуть более живое, чем обычно, из-за отблесков огня в камине - и темный взгляд.
Гарри не хотел. Это можно было сказать с самого начала. Но он хотел... честно? По-человечески?
- Вы должны мне, сэр.
Не надо было этого произносить. Гримаса Снейпа недвусмысленна.
- Я не собирался напоминать. Но…
- Понятно. Примитивный образчик шантажа. Не могу сказать, что не ждал этого.
Как Снейпу удается так вывернуть ситуацию? Кто кому спас жизнь, в конце концов?
- Не буду говорить, что мы давно квиты. Мне было любопытно, до какой степени вы готовы двинуться в своих уступках и угрозах. Дайте мне слово, честное слово Поттера, - вот почему от Снейпа это оказывается плевком в лицо? – честное слово Поттера, - как нарочно, повторяет он, - что полученная вами информация никогда не будет использована против тех, от кого вы её получите. Вы достанете Блэка – и забудете, навсегда забудете о том, что здесь происходило. Никакой Магический Контроль, аврорат, никакие "Ремусы и Минервы" никогда об этом не узнают. Пусть считают, что вы дошли до всего своим умом. Вам эта слава уже не повредит.
- Честное слово, - отвечает Гарри, чувствуя себя очень глупо. – Никто и никогда.
- Тогда я жду вас завтра. В восемь вечера.
Гарри уже выходит из комнаты, когда ему в спину звучит:
- Насчет думосбора – неплохая мысль. Поттер.
…Он что, извинился?