A combination of love and aggression. Now the violence sleeps inside, abandoned feeling for peace of mind. Its the reason why your teething side frustrates me. Pain comes in stages. Nothing changes.
«Paint The Silence», South.

Уже около трех ночи, когда Гарри просыпается и видит темную фигуру, застывшую в дверном проеме.

Гарри понятия не имеет, кто это может быть, и шарит по тумбочке в поисках палочки, несмотря на то, что его обязательно исключат из школы, если он использует магию – больше никакого суда; о нет, его сразу вышвырнут…

- Ты не спишь? – это голос Сириуса, низкий и хрипловатый. Гарри остается только предполагать, каким он был раньше, прежде чем тринадцать лет криков и молчания посадили его связки. Наверное, глубоким, мелодичным и журчащим, словно литое серебро, только теплее.

- Уже нет, - тихо отвечает он, бросая взгляд на кровать Рона; тот спит без задних ног, как обычно, когда Гарри хочет, чтобы он проснулся – в противных случаях он всегда бодрствует.

- Я рад, - шепчет Сириус. Он проходит в комнату – тихие шаги гулко отдаются на голых половицах – и неслышно опускается на край кровати Гарри. От него пахнет виски и еще чем-то, что Гарри неуверенно определяет как запах Римуса. Легко и осторожно Сириус опускает руку на голову Гарри, нежно гладит по волосам. Гарри все еще лежит; в какую бы игру Сириус ни играл на этот раз, он ее не понимает.

- Я так скучал по тебе, - вздыхает Сириус. – Так рад, что ты снова со мной.

- Э-э, спасибо, - бормочет Гарри, и рука крестного перемещается, большой палец скользит по его губам. Прерывисто дыша, Гарри бормочет: - Сириус, я…

Он знает, что Сириус улыбается там, в темноте.

– Ты всегда бы слишком разговорчивым, Джеймс, - шепчет он, а потом наклоняется и касается губ Гарри своими.

Гарри кажется, как будто что-то взрывается в груди, и борется с желанием закричать и оттолкнуть его, сделать хоть что-нибудь – зашуметь, чтобы Рон проснулся, или…

Но губы Сириуса нежны и теплы, и он приоткрывает рот почти нетерпеливо, рассудив: «Я должен ему хотя бы это». И все-таки он испытывает шок, обнаружив руки Сириуса у пояса своих шорт.

Позже Гарри, стараясь не шуметь, ведет Сириуса в его комнату. Тот уже засыпает, в темных глазах плещется усталость. Гарри мягко подталкивает его к двери в спальню и поднимает голову, чтобы вынести последний поцелуй; Сириус придерживает его за подбородок, сонно улыбается и произносит: «Спокойной ночи, Джеймс».

С болезненным, неприятным ощущением под ложечкой Гарри наблюдает, как Сириус ложится, потом выключает свет и возвращается в постель.

***

Спустя неделю Римус просыпается на рассвете и понимает, что он один в постели. Его сердце обрывается при воспоминании о том, как однажды Сириус, бродя во сне, чуть не выпал из окна. Конечно, он может быть в ванной, но лучше все-таки проверить, поэтому Римус поднимается, натягивает боксеры и отправляется на поиски.

Он едва успевает выйти из комнаты, как вдруг видит Сириуса, которого поддерживает Гарри – чего Римус никак не ожидал.

На один жуткий миг глаза Гарри останавливаются на длинном белесом шраме на груди Римуса. Долгий безмолвный взгляд – глаза в глаза – и он, наконец воспользовавшись возможностью, убегает в свою комнату и плотно закрывает за собой дверь.

Римус вздыхает и, уложив Сириуса в постель, обнимает, наблюдая за тем, как он спит. Солнце восходит, на лбу Сириуса вспыхивают бусинки пота, и он беззвучно кричит, когда дементоры склизкими руками тянутся к нему в кошмарах… Наконец они заканчиваются и Сириус расслабляется; Римус позволяет себе лечь и закрыть глаза. Сириус вздыхает, прижимаясь к нему, и бормочет что-то, скорее всего: «Джеймс».

«Есть жертвы, которые нужно приносить», - мрачно думает Римус.

***

Конечно, на самом деле он не хочет ее знать.

Когда они входят в кухню и Сириус улыбается им, отрываясь от своего завтрака, Гарри отшатывается назад.

***

На следующее лето, когда подавленный, угрюмый Гарри появляется на площади Гриммо, он отказывается говорить с Римусом. Это продолжается вплоть до дня в конце августа, когда оба сидят в саду на старых металлических стульях. Листья на деревьях уже начинают желтеть. Неяркий вечерний свет, просачиваясь сквозь ветви, бросает тусклые блики на юное лицо Гарри.

- Я скучаю по нему, - неожиданно произносит Гарри, и Римус отрывает взгляд от своего бокала. – Я… я просто не могу поверить, что он ушел.

- Да, - очень осторожно произносит Римус. – Я тоже.

- Что? – спрашивает Римус, чувствуя, как сжимается сердце. Гарри открывает рот, но Римус холодеет в ожидании резких слов, и перебивает: - Я знаю, что он делал с тобой, Гарри.

Гарри снова кивает.

 – Конечно, вы знаете. Я так и думал. – Он опять поднимает взгляд к небу. – Темнеет.

- Уже почти десять.

- Да. – Голос Гарри чуть дрожит, но он с вызовом вздергивает подбородок. – Он называл меня Джеймсом.

- Мне жаль.

- Не надо. – Глубокий судорожный вдох.– Знаете, я думал, что это правильно. В той маленькой темной комнате, с его рукой поверх моих губ и спящим на соседней кровати Роном. Это казалось правильным. Но не могло быть, потому что он считал меня кем-то другим.

- Как часто он… приходил в твою комнату? – Римус цепляется за детали, ненавидя себя за каждое слово.

Гарри пожимает плечами – узкие мальчишеские плечи неуклюже приподнимаются.

 – Раз в пару ночей. В конце концов, каждую ночь. Но все было в порядке. Скажи я что-нибудь, он бы остановился.

- Ты когда-нибудь говорил..?

- Однажды.

- Он остановился?

- Он, должно быть, не слышал меня.

- Конечно.

Пауза.

– Возможно, если бы я сказал ему, что я Гарри, а не Джеймс… - задумчиво произносит Гарри, и затем отрывисто смеется. – Но, думаю, я и не хотел, чтобы он останавливался.

Снова пауза – еще более болезненная. Римус хочет взять Гарри за руку: длинные загорелые пальцы мальчика на подлокотнике дрожат, как листва на ветру. Краем глаза он видит, что по щеке Гарри скатывается слеза, но молчит; Гарри громко фыркает и с силой стирает ее ладонью.

- Он очень тосковал по твоему отцу, - в конце концов, произносит Римус.

- Я знаю, - кивает Гарри. - Я чувствовал… мне казалось, он тонул. Ему нужно было что-нибудь, чтобы держаться на плаву. Вот я и давал ему хоть что-то. Если ему становилось легче, это того стоило.

Внезапно он встает.

– Я устал. Пойду спать.

- Иди, - отвечает Римус и ловит его за руку, когда он проходит мимо. Гарри инстинктивно отшатывается, и Римус беззвучно и бессильно проклинает Сириуса, чувствуя, как глаза застилает красная пелена ярости.

Он смотрит в небо. Слишком облачно, чтобы увидеть звезды, как и всегда в Лондоне; но он знает, где Песья звезда, и всматривается в клочковатое облако, словно в глаза Сириусу. «Чертов Сириус», - думает он, но его праведный гнев куда-то исчез – остались только печаль, жалость и ужас.

– конец –