В июне на Шотландию падает небывалая жара. Небо
выцветает до белизны, в Запретном Лесу истекают медовой смолой разгорячённые
солнцем стволы деревьев, а стены Хогвартса словно приседают под тяжестью
миллионов тонн раскалённого воздуха. Даже в Подземельях душно, что уж говорить
о башнях или Большом Зале: там не продохнуть, словно в тропиках, и в плотном,
густо-золотом солнечном мареве даже привидения становятся материальнее - их
полупрозрачные фигуры парят у самого пола и, кажется, вот-вот расплывутся по
каменным плитам белесыми лужами. Домовики сбиваются с ног, готовя вёдра
охлаждённого крюшона, преподаватели больше не назначают отработок, а Поппи
Помфри сменяет свой викторианский костюм на лёгкий белый халатик. Озёрная вода
степлилась, пушистые султанчики тростника пожухли, Кальмар ушёл в самую глубь,
туда, где осталась хоть капля прохлады. После каждого экзамена замок пустеет, и
берега озера облепляют сотни полуголых тел: гриффиндорцы, хохоча, то и дело
применяют друг к другу Агуаменти, рэйвенкловцы всем факультетом
совершенствуются в Охлаждающих чарах, хаффлпаффцы сидят по шейку в воде, и даже
слизеринцы опускаются до маггловских купальных костюмов и наколдованных
зонтиков.
- Блин, умру сейчас просто, - ноет Питер... и
спустя полминуты уже визжит, как зарезанный - добросердечный Джеймс сунул ему
за шиворот целую горсть озёрной гальки, трансфигурированной в кубики льда.
Люпин смеётся и тихонько сетует, что до полнолуния несколько дней - он бы с
удовольствием покатался по ночной росе. А Сириус ничком лежит на песке,
чувствуя себя рождественским каплуном на сковороде. Солнце немилосердно печёт спину
и затылок, каждая пора сочится горячим потом - капли его стекают по шее, щекочут
подмышки и горчат на губах. Ресницы облепила дремота. Сириус изнемогает от жары
и лениво думает, что надо бы окунуться... но тяжёлая, тёплая одурь растекается
по всему телу, обращает руки и ноги в неподъёмные колоды, плавит сознание, как
забытую на подоконнике шоколадку. А ещё рядом - буквально в дюйме от лица -
крепкое колено Джея. Паточный запах разгорячённой солнцем кожи кружит голову, и
если бы не копошащийся рядом Пит и внимательный взгляд Луни, Блэк бы уже давным
давно коснулся этого колена губами.
- Пошли купаться, парни.
- Сейчас, Реми, один момент, только наколдую
Мышонку ещё пару ледышек...
- Блин! Отвали, Джеймс, не дури. И правда, давайте
поплаваем... можно даже наперегонки. Сириус! Сириус, вставай!
- Не тронь его, Пит, он совсем спёкся, -
мозолистые, привыкшие сжимать древко метлы чаще, чем волшебную палочку, пальцы
почти нежно проводят по затылку Сириуса. Блэк чувствует, как сгустивший кровь
солнечный жар растёт и ширится, затопляет тело до от ступней до макушки,
вскипает где-то у сердца. Но внезапно пальцы замирают, а потом и исчезают
вовсе. Джеймс быстро говорит:
- Всё-таки поныряю чуток, - и, не дожидаясь ответа,
встаёт со скрипнувшего песка. Его удаляющиеся шаги отдаются во всём теле
Сириуса - будто удары.
- Подожди, Джеймс, подо... - Блэк не видит Питера,
но даже с закрытыми глазами представляет, как тот обиженно сморщил курносый
нос. - Луни, чего это он так подорвался?
- Хочет поймать за хвост русалку, - с лёгким
смешком шепчет Рем и через секунду добавляет, - Как думаешь, Сириус, русалки
бывают рыжие?
Блэк вздрагивает. С трудом приподнимает отяжелевшую
голову, слышит издалека, от воды, весёлые девичьи голоса... Он резко садится, и
солнце вдруг рушится сверху потоком огненной лавы - в глазах темнеет, по спине
пробегает озноб.
- Ты что? - недоуменно спрашивает шарахнувшийся в
сторону Мышонок.
- Всё нормально, - спокойно отвечает Сириус. -
Просто немного перегрелся.