|
Пэйринг: Джеймс Поттер/Сириус
Блэк, Римус Люпин/Сириус Блэк
Рейтинг: General
Дисклеймер: герои принадлежат Дж.
К. Роулинг
– Знаешь, чему жизнь меня научила? Что даже если ты
точно распишешь, как и чего тебе хочется, хоть пошагово, черта с два ты это
получишь, потому что у человека другое представление о тебе, – Блэк усмехается.
– И о себе. Это называется сексуальная совместимость. Или несовместимость. В
зависимости от.
– Намекаешь, что я беспомощен в постели с тобой? –
спрашивает Люпин.
– Не беспомощен, нет, что ты, – говорит Блэк –
глаза его сузились. – Ты все делал долго и старательно, и молодец, и подождал
меня. Просто я хотел другого. Продолжать не буду. Спасибо, и мы по-прежнему
друзья. Честно – для меня это – «еще раз не получилось». Ничего страшного.
Самооборона, да, понятно, все понятно – он
чувствовал себя оскорбленным и сознательно ранил в ответ – реакция на боль.
Люпин мог бы это понять – без труда, с его-то багажом переживаний – но не
понимал – одновременно специально и невольно не понимал – отказывался понимать,
когда захлестывало обидой, болезненной обидой несостоятельности. И какой-то
безнадежностью от такой однозначной моментальной констатации этой
несостоятельности – без права исправить, без возможности объяснить и абсолютная
ненужность всех этих попыток исправления и всех этих объяснений на том конце.
– Джеймс трахался лучше? – спросил он.
– Джеймс? – Сириус пожимает плечами – Джеймс? Ты
сравниваешь с Джеймсом? – он вскидывает брови. – Да, лучше, но тогда и запросы
у меня были другие. Хотя провалы случались и тогда, и тогда они даже больнее
воспринимались. Ну, в чем-то. Я расскажу тебе как-нибудь. Если захочешь
послушать.
Блэк закрывает глаза, откидывается в кресле.
– У меня всегда кошмарное настроение, когда секс не
получается таким, как я хотел, – негромко говорит он, чуть ли не цедит сквозь
зубы – непонятно – отчаяние это или раздражение. – Прямо долго. Потом проходит,
но пока – долгое мучительное раздражение. Его нельзя прервать. Так что… –
Сириус криво улыбается. – Ну, умом-то понимаешь, что другой человек имеет
равные права, целую кучу, и не обязан, и даже если хочет, то может не
получиться, и так далее, но это ум, кому он сдался, этот ум? Кому хочется
понимать другого, если не поняли тебя? Детская обида – я буду, а они нет? Черта
с два. Ну и все такое. Правда, Кикимер? – озлобленно говорит он эльфу. – Пшел
вон.
Это называется – безнаказанно выплеснуть злость. Но
я могу принять это на свой счет – если решусь.
– Выпьем? – Блэк потянулся к бутылке. – Я выпью и
стану добрый и милый и всепрощающий. Знаешь, напустить на себя личину умника –
я все понимаю, я великодушен, и я выше этого – всего-то полсекунды, а потом сам
в это поверю. Отрава благородства. Привычка к этому яду. Зависимость и
иммунитет одновременно. Червячок останется – останется, останется, будет
посасывать, вертеться и призывать к жалости к себе, но я же! – великодушен! Все
понимаю! Я безупречен! – он кашляет или смеется. – Я себе этого не позволю.
Хотя вряд ли меня воспринимали как умника, – он усмехается, а разговор сползает
на другое, – Я все для этого сделал – я пренебрегал атрибутами – зубрежкой,
молчанием, сопением, активностью на уроках и злоупотреблял импульсивностью. А
атрибуты ума важнее ума – ну, ты знаешь, в принципе. Тебе это знакомо, пожалуй.
Атрибутов много, а пренебрегать нельзя ни одним. Хотя есть, конечно, самые
главные. Например, делать умное лицо. – Блэк засмеялся. – Но с лицом уж кому
как повезло. Тебе вот не повезло, – укусил он. – Трудно бороться со своим
животным началом, – усмешка.
Он разливает вино по бокалам.
– А как это было с Джеймсом? – Люпин тоже выпил. –
Я бы послушал.
– Все-таки хочешь знать? – Блэк снова вскидывает
брови. – Да? Ты бы это послушал? Честно, Джеймс… Джеймс – хороший парень, но
иногда он… – Сириус избегает слова «был» и все равно не договаривает. – Нет, не
могу, прости, – отводит глаза. – Слишком мое, Римус. Слишком. Если расскажу,
как будто оторву от сердца кусок. Зачем? Не хочу. Нет. Это мое сердце. Я… я уже
боюсь нарушать его целостность, – он смотрит на Люпина серьезно и внимательно –
такие серьезные и внимательные и абсолютно закрытые взгляды – вполне себе
барьер – не увидишь даже то, что тебе хотят показать. – Кстати, то, что ты
оборотень, было возбуждающим фактором, – Сириус просто переводит разговор еще
раз, совершенно непринужденно, претензии не принимаются. – Но только в
представлениях и сказках – все это вот – инфернальный налет, агрессия, красные
глаза… хвост, – он засмеялся. Немного мстительно.
Люпин тоже засмеялся, но несколько вымученно, да.
2
Сириус сидит в кресле, откинувшись на спинку, глаза
закрыты, пальцы сцеплены – статичная поза, классический образ. Блэк красивый
независимо ни от чего – от того, что с ним было, от этого, да? это должно было
его разрушить, правда? – и не разрушило – или ты просто видишь его таким, или
ты просто не видишь перемен. Его худоба – но он всегда был худой – сейчас
чрезмерная, да – его собственные рубашки ему велики, он расстегивает пару
верхних пуговиц, хотя это явно лишнее – но в этом, в этой худобе, даже что-то
есть, что-то дополнительно привлекательное. Его волосы – длинные, черные –
иногда он завязывает их в хвост – чем попало, хоть носовым платком – чаще нет –
если мешают, просто отводит назад или убирает прядь за ухо – это выглядит очень
сексуально – через какое-то время они снова свисают на глаза, и какое-то время
он их опять не замечает. Что еще? – пальцы, худые, длинные, те самые
аристократичные, те самые, которые случайные обладатели всем тычут в нос как
доказательство или преимущество, неважно чего и в чем, а законные владельцы –
не замечают. Ну, если допустить какое-то право собственности на внешний вид и
форму ногтей. Сильные пальцы – Люпин их видел со сломанными ногтями, содранными
ногтями, грязными ногтями, сильные руки – видел в царапинах и порезах, в грязи
и крови, во вздувшихся венах, но так же часто – вполне ухоженными – не хватает
только каких-нибудь массивных фамильных перстней – как это происходило? эта
метаморфоза? – сейчас как раз так. В этих, хах, аристократичных пальцах – бокал
с вином. Вино красное, камин полыхает, отблески на стекле, отблески на ваших
лицах, тени, полутени, расстегнутая рубашка – на пару размеров больше. – Бог
мой, ну, ну, Люпин, успокойся – раскрашенная иллюстрация в книге подороже –
избитый образ – что-то лощеное, изящное, слегка небрежное, сто раз
продублированное всеми кому не лень – любоваться и не читать текст.
Сириус не замечал своей аристократичности, думал,
видимо, что избегал ее, или не думал о ней вообще, но обладал ею по умолчанию.
Так было всегда. Ничего не изменилось.
– Есть мечты, есть реальность, а есть тот, кто тебе
идеально подходит. Мечты – это ты, оборотень, нечто неизвестное, нечто опасное
– такое сочетание, о! Реальность – это то, что я получил. Джеймс мне подходил
идеально. – Сириус выпивает свое вино, кривит губы, проводит по губам языком.
Блэк мог быть очень жестоким. Осмысленно,
неосмысленно – неважно. Это слишком четкие категории для Блэка. Осмысляя одно,
он не осмыслял другое – слепое пятно, невозможность увидеть — не только
нежелание. Он не бесчувственный – напротив, но то, что может перенести сам – с
трудом или даже мучаясь – он легко складывает на других — другие тоже смогут,
если смог он.
Люпин кладет руки на плечи Сириуса.
– Ты так злишься? – спрашивает он шепотом, щекочет
дыханием около уха, касается губами шеи. – Так сильно?
– Да, – резко говорит Сириус, – очень сильно, я
очень раздражен, я очень раздражен, Люпин, я не могу сразу дать тебе
шанс. Обломись, Римус.
Он встает и уходит в другую комнату.
Ощущаешь себя импотентом. Это неприятно, поверьте.
Далее – непечатно. Еще ощущаешь злобу – на себя, на Блэка – на кого сильнее? На
него, наверное, сильнее.
3
Поттер и Блэк стали спать вместе… в пятнадцать? В
шестнадцать?
Ну, спать – это сильно сказано. Так скажем, когда
они впервые переспали, да. Было это, в общем-то, второпях – не потому что
времени не было, а потому что им было пятнадцать или шестнадцать, ну, и
постоянный страх, что их застукают. Регулярность желания и нерегулярность
исполнения. Люпин их застукал – классика, так всегда бывает, все тайное и так
далее — ну да, оно стало явным – не в самый первый раз, конечно – в первый раз
это, видимо, все-таки прошло без чужих глаз, но в один из.
В их спальне, на кровати Поттера. В тот раз это
было там, но вряд ли всегда. Тебя не ждали – это очевидно – просто так
получилось – они не рассчитали, или не слишком и рассчитывали – страсть и
строгий расчет и подростковый возраст – это не смешивается, и это не съедобно.
Поттер – потный, лохматый и голый, Блэк натягивает на себя одеяло – но не по
самые уши, как можно было бы ожидать – ну, если можно было — вдруг! ну вдруг! –
ожидать от Блэка скромности, а не позерства – нет, это роскошь, а роскошь
недоступна — одеяло до пояса – и он сам весь такой прекрасный, просто
невыносимо прекрасный и неотразимый – и уверенный в этой неотразимости до самой
верхней риски – из глаз выплескивалась самоуверенность! – что дух захватывало –
должно было захватить — и даже отчасти демонстрирует себя – убрал волосы от
лица, хотя и покраснел.
– Привет, – сказал он, улыбаясь. – Привет, Римус, и
пока – минут на пятнадцать, ладно?
Потом они вышли из спальни – да, где-то через
пятнадцать минут – вряд ли они что-то делали в это время – что-то неприличное,
я имею в виду, скорее всего, неловко хихикали и покашливали, Сириус строил из
себя крутого, наверняка говорил что-нибудь типа «проклятый Люпин, не дал
кончить» – кончить – такая проблема в 16 лет! – а Поттер смеялся, поддакивал,
но все же смущался. Наверняка – пока одевались – прокручивали миллионы
вариантов разговора со мной и варианты насмешек, усмешек и прочего и прочего и
демонстрации независимости.
Они вышли, обнявшись – я не знаю, обсудили они этот
момент или просто так получилось – смотрели на меня с открытым вызовом и
скрытым смущением.
Я не сказал им ни слова. Ни тогда, ни потом. Я мог
хранить тайны – раз они хотели сохранить это в тайне – они, наверное, хотели.
Они еще какое-то время краснели про себя – при мысли о, и вздрагивали на каждый
мой речевой позыв, готовые разразиться речью на полчаса – мешаниной из наездов
и стеснения, а потом забыли.
***
– Зад отмерзнет тут ходить, – говорит Блэк.
Ну, да холодно. Снег шел пару дней назад, сейчас
ясно – видно до горизонта — хотя ничего особенно нового и интересного не видно
– и ощутимо холодно – задница, действительно, мерзнет. Руки тоже. Блэк выбирает
удобную минуту и нападает на Поттера, валит его в снег. Они какое-то время
притворно дерутся в снегу и хохочут как больные.
– Что стоишь, Люпин! – выкрикивает Блэк. – Давай к
нам! Сделай ему подсечку, Джеймс! Он слишком хорошим кажется на нашем фоне,
давай испортим ему репутацию! Такая хорошая репутация – минус тебе! Он надоел
своей постной рожей до полусмерти! Мне он надоел!
Подсечка Джеймса не была такой уж удачной, но мне
ужасно хочется возиться с ними, и я делаю вид, что падаю как подкошенный, что
подсечка идеальна, как тут устоять на ногах? На меня тут же наваливается Блэк –
он не такой уж тяжелый, но дело не в этом – он тщательно подгребает снег мне на
лицо и за шиворот и наслаждается эффектом – эффект был – я заорал не своим
голосом.
– Отбивайся же, отбивайся! – кричит он. Да черта с
два – отбивайся – как отбиваться? – он заламывает мне руки за спину, а коленкой
норовит придавить мой живот. – Хочешь полные штаны снега? Он растает на твоей
жаркой заднице, Люпин! – грязная шутка в мой адрес – такая смешная, а! умереть
со смеху, а! – он смеется не переставая. – Хочешь ходить в мокрых штанах? – на
Блэка сверху наваливается Джеймс – и становится гораздо тяжелее, но мне приятно
ощущать Сириуса ближе – почти щека к щеке или губы к губам – на выбор.
Улыбаясь, Блэк берет полную ладонь снега и с
удовольствием размазывает его у меня по лицу.
Потом вдруг переворачивается, сталкивает Джеймса,
обнимает Джеймса, берет лицо Джеймса в ладони – и впивается в его губы
поцелуем. Это выглядит так – впивается. Давайте употребим все же это слово.
Ему как будто нравилось демонстрировать мне это.
Как будто он чего-то добивался – а я делал вид, что почти не замечаю — того,
что происходит. Конечно – заурядное событие, подумаешь. Каждый день лучшие
друзья целуются взасос у тебя на глазах.
– Извини, Римус, – усмехнувшись, говорит Сириус. –
Но ты же в курсе.
Джеймс по виду думал только об укромном месте, и о
Блэке, и еще о чем-то – в чем, собственно, я и был в курсе – и я ему явно
мешал.
Я поднялся, долго отряхивал снег, было холодно,
неуютно, как-то обидно и сладко. Они целовались и не обращали на меня внимания.
***
– Вот что бы могло смутить тебя, Поттер? –
спрашивает Сириус. Он валяется на моей кровати – просто потому что ему надоело
валяться на своей – ноги лежат на моей подушке – я вижу его босые ступни. Мне
не жалко. Хотя это, разумеется, похоже на захват территории.
– Меня? – Джеймс встряхивает волосами – он сидит на
полу, на подушке – правда, на своей, – Ну, ну, не знаю… если втолкнуть меня
голого в раздевалку к девчонкам. К голым.
– Отличная идея, – отмечает Сириус и смеется. – И
тебя бы это смутило, что ли?
– Я тоже считаю, что идея отличная, – самодовольно
говорит Джеймс. Ответ, кстати, неполный – я отмечаю про себя.
– Это могло бы смутить девчонок, – поясняет Сириус
– может быть, мне.
– Могло бы, – еще более самодовольно говорит
Джеймс.
– Размер имеет значение, — опять поясняет Сириус —
да, действительно, мне.
Они оба смеются – любимое занятие – пикировка
детсадовскими непристойностями – напоказ, военные истории, грандиозные
неприличные планы и гордость за себя, свои действия и – недоступное мне единство
и взаимопонимание.
***
– Ты девственник, Люпин? – выдохнул Блэк мне в лицо
– от него пахло спиртным. – Это трудно? Мешает?
– Ходить мешает, – сострил я.
Он зашелся в смехе – смеялся долго с удовольствием,
показывая красивые зубы.
– Ты классный, – прошептал он и придвинулся. – В
тебе что-то есть. Там, на дне, – он нес чушь, но это сексуально звучало и
вдохновенно выражалось – На самом дне. Я достану это, Люпин. Римус. Ммм, – он
улыбнулся прямо напротив моего рта – он меня явно провоцировал, но я сдержался.
Наверное, он считал это крутым – говорить такую
проникновенную чушь, вот так напиться на школьной вечеринке – где они взяли
выпивку? – глупый вопрос — верящий в плоскую землю – учитель или первокурсник –
тут они на одном уровне восприятия действительности – могли бы задать этот
вопрос, а не я. Наверное, она, эта чушь, что-то значила и что-то обещала и
виделась ему такой – значительной и многообещающей, и, наверное, мне даже
хотелось верить в свою сложность и в свою глубину и в то, что меня хотят понять.
И совершенно точно мне хотелось его поцеловать, и совершенно точно ему
хотелось, чтобы я это сделал. Я не сделал. Вот и все.
– Ты меня страшно разочаровал тогда, – сказал он
мне как-то. – Я долго помнил, сейчас даже помню, – он лучезарно улыбается. – А
должен был забыть сразу же – правда. Потом я был тебе отчасти благодарен и даже
придумал, почему ты так сделал и почему я тебе благодарен и осознал
неизбежность разочарования при таком раскладе. Мир несовершенен, да, Люпин? – я
призвал на помощь свою безупречность и выстроил мир с учетом горечи от
несбывшихся желаний. Ты не хотел меня тогда?
Я практически не могу поверить в то, что он думал,
что я не хотел его.
***
Снейп. Да, Снейп. Еще Снейп. Еще был Снейп. У Блэка
не было выходных в отношении него – агрессивное внимание всегда, без пропусков,
без праздничных дней – можно удобно пользоваться Джеймсом, если не хочется
самому – наблюдение за спектаклем, срежиссированным тобой, многого стоит –
режиссеры не хуже актеров, просто актеров все знают по фамилии... Это что-то
личное. Непонятное мне, неясное, необъяснимое со стороны и со своей – с моей –
точки зрения, так и оставшееся за скобками. Некоторых людей не любишь, потому
что не любишь – по крайней мере, так думаешь и так объясняешь – самому себе и
объясняешь. Ну, это так и начинается – как немотивированная неприязнь.
Мотивация всегда есть, просто ее не всегда знаешь сам. Или она может быть на
уровне тонких и/или мутных материй – поэтому и идет в разряд немотивированных —
автоматически. В принципе, ни с какой противоположностью не будешь так воевать,
как со своим подобием, с антиподом не будешь сражаться так, как сражаешься с
тем, с кем есть хоть одна точка соприкосновения. Ну, это как вариант объяснения
– я перебирал какие-то. Я, правда, не знаю, что там было на самом деле. Ни тот,
ни другой не собирались расставаться со своими предрассудками, я думаю, даже
лелеяли их и гордились ими. Кормили диетической кашкой и следили за правильным
ростом, и сами питались никчемной ненавистью и тут же скармливали ей нечто гораздо
более ценное, чем то, что от нее получали — что можно получить от ненависти,
дети? Отвечайте на вопрос сразу и честно и не злоупотребляйте цитатами. Диета
нарушалась кровавыми бифштексами — остальные приглашались на визуальный пир.
Что ему нужно было? Ответ на вызов? – Блэк сорил
вызовами вокруг себя как неряха – отобьет или нет? Снейп от вызова уходил, и
Блэка это раздражало. Как вариант, еще один вариант. Не истина.
Бездоказательно. Казалось, что Сириус дойдет до чего угодно, только чтобы втиснуть
Снейпу свой вызов в зубы, в глотку, куда угодно, казалось Снейп сдохнет,
отплевываясь и отбиваясь.
– А это, – сказал Блэк на мой неявный вопрос, –
ерунда. Не о чем говорить, – и он раздраженно поморщился.
Он меня обманул. Это я точно знаю. Но я не знаю в
чем и почему.
***
Блэк явно знал, что я слышу их с Джеймсом, хотя я
безупречно имитирую здоровый сон. Думается, его даже возбуждало присутствие
возбужденного третьего – он вел себя так, как будто работал на публику – то,
что я слышал, явно моим ушам и предназначалось.
Ну… спасибо тебе за это. Скотина.
***
– Друзья должны спать друг с другом, – говорит
Блэк. И смеется. – Это правило. Лучший друг — лучший любовник — второе правило.
У Блэка есть правила, если что. Только что вы их
узнали.
Улыбка делала его сильнее и красивее. Улыбки могут
делать человека уязвимыми, слабыми, вскрывать неискренность, замкнутость,
отстраненность, некрасивость, но некоторых избранных она делает сильнее –
Сириус как раз из этих людей.
***
– Перестань, Джим, я просто напился, – Сириус
чувствовал себя виноватым. – Ничего не было.
– Совсем ничего?
– Ну... Да брось. Перестань злиться. – Сириус
отводил глаза. – Честно – чмокнул пару раз… в щечку… – смешок. – Слюнявые
поцелуйчики, – он усмехнулся. – Я напился.
– Слова «я напился» – отличное оправдание.
– Ну, хоть какое-то, – усмехнулся Сириус. – Другого
нет,– смех.
Джеймс молчал.
Сириус кашлянул.
– Серьезно, прости Джеймс, – сказал он. – Не знаю,
почему я должен просить за это прощения, но я чувствую себя виноватым, а ты
выглядишь сердитым – поэтому – должен. Прости, все.
Сириус обнял Джеймса. Тот делал вид, что не
реагирует. Сириуса хватало на то, чтобы поцеловать Джеймса в щеку, подождать
пару секунд, почувствовать себя раздраженным — его ненадолго хватает, но тут
Джеймс обнимает его в ответ, и последняя стадия не наступает, ничего не
происходит, взрыва не происходит.
И Блэк говорит…
***
В общем, он действительно тогда напился,
действительно смотрел мне в глаза, ухмылялся мне в глаза, умолчал только, что
сам засунул мне язык в рот со словами, «устал ждать, когда ты уже решишься» –
он был возбужден.
Но, действительно, ничего не было. Да, через
какое-то время Блэк уже лежал на спине – полуголый. Я лежал рядом – почти
голый. Расстегнутые штаны, туман в глазах, биение крови в висках, что там еще?
– весь набор. Я облизывал ему соски, он выгибался мне навстречу, но потом вдруг
сбросил меня и сказал «ладно, нет, каждый по отдельности», надел рубашку и
вышел.
Каждый по отдельности, ха. Как будто нет разницы –
тепло кожи, дыхание, шепот, волосы, влечение, жадность, надежда, надежда тоже.
Есть люди, которые не получают удовольствие от мастурбации, по крайней мере, в
одиночестве. Я не из них, но сейчас, наверное, мог бы их понять – этих людей.
То, что не надо было говорить Джеймсу, это и так
понятно, и ты никогда не воспринимал этот случай как козырь или повод к шантажу
и не стал бы это использовать – ни-ког-да. Но Поттер тебя спросил – Блэк
целовал тебя? – и только тогда ты ответил – да. Поттер сказал «угу», посмотрел
угрюмо, потом кивнул. Было неловко, ты постоял какое-то время, но от тебя
больше ничего не требовалось – Джеймс ушел. Потом ушел и ты – куда ты поплелся?
– куда-то, куда тебе вовсе не надо было, по какому-то одному из немногих
возможных направлений — кажется, в библиотеку. Да-да, точно. Скудный выбор куда
пойти, правда. Там был Снейп. Да. Там был Снейп. Он скривился, когда тебя
увидел, и демонстративно отошел шагов на пять – и что он демонстрировал?
Какое-то тайное знание, которое давало ему право так себя вести? Подразумевал фоновые
знания и у тебя? — а у тебя их не было — смысл остался непонятым, но посыл —
вполне. У тебя не было личной неприязни, приязни тоже – да и черт бы с ним.
|