|
***
– Откуда мне было знать, что не ты выдал Поттеров? – с легкой досадой спрашивает Ремус. Должен же Сириус понять. – Ты спал с Джеймсом. Может быть, ты собирался таким образом избавиться от его жены и ребенка? Заключил с Тем-Кого-Нельзя-Называть сделку...
Он не успевает договорить, потому что на его щеку опускается тяжелая ладонь Блэка. Не проклятие, не заклинание – обычная маггловская пощечина, нелепая в пропитанном магией родовом гнезде чистокровных волшебников.
– Не смей так думать обо мне! – склоняясь к его лицу, сквозь зубы выплевывает Блэк, и Люпин невольно отступает назад, пораженный безумным выражением глаз школьного друга.
– Ты об этом пожалеешь, Сириус, – говорит он сдержано. Щека ноет от пощечины, а душа от обиды. Но Блэк словно не слышит его.
– Голову даю на отсечение, ты так и думал все эти годы! Что я из страсти к Джеймсу решил уничтожить его семью. Да я жизнь готов был отдать за них! Сколько раз в Азкабане я проклинал судьбу, которая позволила погибнуть Джеймсу и Лили и зачем-то оставила меня в живых...
Его рука тянется в карман мантии за палочкой, но Ремус опережает Бродягу, и до Азкабана не отличавшегося точностью реакции. Возможно, из-за чрезмерной импульсивности – слишком много ненужных движений. В школьные годы этот недостаток помешал Сириусу попасть в гриффиндорскую команду по квиддичу.
– Инкарцеро! – невидимые веревки опутывают руки и ноги Блэка, и тот, как подкошенный, падает на пол. Ковер в гостиной мягкий, с длинным ворсом, Люпин уверен, что товарищ не расшибся.
– Извини, это вынужденная мера, – говорит он.
– Отпусти меня немедленно, ты, чертов оборотень! – выкрикивая многочисленные непечатные ругательства, Сириус отчаянно извивается в своих магических путах, как будто это имеет хоть какой-то смысл.
Ремус подходит к распростертому на полу другу, присаживается рядом на корточки.
– Я сниму заклинание, если ты пообещаешь вести себя, как разумный человек, – говорит он. – Ну, Сириус, не будь ребенком!
– Пошел ты! – выплевывает Блэк.
– Обещай поговорить со мной спокойно, – не обращает внимания на его выпад Ремус. – Ну же?
– Черт с тобой! – сдается тот.
– Фините инкантатем! – он протягивает Сириусу руку, но тот отказывается от помощи, поднимается сам, чуть пошатываясь, потирая затекшие костлявые запястья.
– Садись, – предлагает Ремус, и Сириус неожиданно слушается, опускается в глубокое кресло, низко склоняет голову, утыкаясь подбородком в скрещенные пальцы. Спутанные темные пряди падают на лоб, занавешивая лицо, так, что Люпину не удается поймать его взгляд.
***
Джеймс уходит рано утром – надо забрать Лили от Лонгботтомов, у которых она гостит вместе с Гарри. Они не прощаются – завтра Сириус заедет к Поттерам, нужно помочь с переездом. Блэк не вылезает из постели, чтобы проводить друга, только недовольно ворчит о семейных идиотах, которые вскакивают в несусветную рань и будят нормальных людей. Джеймс лишь посмеивается. От его угнетенного ночного настроения не осталось и следа, сегодня он весел как обычно, шутит, выуживая из груды одежды свои носки. В прошлый раз он натянул один носок Сириуса. Лили не удивилась и ничего не заподозрила – о размахе мародерских попоек в свое время судачил весь Хогвартс.
Блэк просыпается через пару часов после его ухода, обматывая вокруг бедер полотенце, плетется в душ. Голова гудит от последствий вчерашнего. С наслаждением подставляя лицо прохладным струям, он думает, что без утреннего пива не обойтись. Или рюмки виски. Если эти идиоты оставили хоть каплю алкоголя в доме, в чем Сириус откровенно сомневается.
Он наскоро вытирается, набрасывает любимый клетчатый халат с уже истершимися обшлагами и босиком шлепает на кухню. Дверь приоткрыта, Рем за столом, заваленным чашками, банками, и Мерлин знает, чем еще, уже пьет растворимый кофе маленькими глотками. И выглядит, между прочим, в отличие от Сириуса, вполне прилично. Полное отсутствие следов утреннего похмелья, как будто и не пили вчера вместе. А, может быть, Рем, действительно, пил меньше остальных, просто в шумной компании это не слишком заметно.
– Привет, – говорит Блэк, плюхаясь напротив друга. Табуретка с завинчивающимися ножками жалобно трещит под его весом.
– Привет, – Рем бросает на него быстрый взгляд и снова утыкается глазами в чашку.
– Виски не осталось? Да-да, знаю, похмеляться вредно, – добавляет Сириус, предотвращая обычную тираду Люпина.
Но тот лишь неопределенно передергивает плечами.
Сириус оглядывается – никаких признаков алкоголя, только пустые бутылки сложены горкой в углу. Со вздохом он отыскивает в груде кухонной утвари, сваленной на столе, относительно чистую чайную ложку, зачерпывает растворимый кофе, заливает кипятком из чайника, отхлебывает темно-коричневую жидкость и невольно морщится: гадость страшная, но варить кофе из зерен - на это его не хватает.
– Голова раскалывается, Лунатик, – жалуется он, потирая лоб.
– Меньше бы пили, – говорит Рем без улыбки.
– Как будто бы ты не пил! – обижается Сириус.
– Думаю, вы еще добавили, когда я ушел провожать Питера. Судя по результатам.
– Подумаешь, похмелье.
– Я не о похмелье.
Сириус вздыхает. По-видимому, разговор неизбежен.
– Луни, – он старается говорить как можно мягче. – Ты знаешь, то, что ты видел, это было...
– Скотство, – заканчивает за него Ремус.
– Нет, ты не понимаешь...
– Да? – он поднимает взгляд, и Блэк с удивлением ловит в светло-карих глазах настоящую, неприкрытую злость. – Всего лишь одна из ваших выходок, Бродяга. Только тебе не кажется, что на этот раз вы зашли чересчур далеко?
Сириус едва удерживается от того, чтобы сказать, что сам отлично знает, как далеко они с Джеймсом зашли. Но слова остаются непроизнесенными. Их отношения с Джеймсом – запретная территория даже для лучших друзей.
– Вы не подумали о Лили и Гарри, – распаляется тем временем спокойный обычно Ремус. – О том, что Эванс считает тебя, Бродяга, каменной стеной, человеком, которому легко можно доверить жизнь своей семьи!
– А ты считаешь, что это не так? – выплевывает сквозь зубы Блэк. Чего-чего, а подобных упреков он не заслужил.
– Ты серьезно? – в голосе Рема не только издевка, но и оттенок боли. – После того, как ты, опрокинув нескольких стаканов виски, затащил в постель ее мужа? Просто потому, что тебе не с кем было потрахаться.
– Это не твое дело! – гневно обрывает его Сириус. – Ты ничего не знаешь! И не должен знать!
Во взгляде Люпина мелькает догадка.
– Так вы… не в первый раз?
– Я сказал, тебя это не касается! – рявкает Сириус.
– Разумеется, не касается, – усмехается Рем. – Только знаешь, мой мир вчера перевернулся с ног на голову! И я не представляю, что думать теперь о нашей дружбе.
– Причем тут наша дружба? – искренне недоумевает Блэк. – Причем тут вообще ты?
– Потому что это грязь, Сириус, неужели ты этого не понимаешь? Это уже не игра, это измена, если до тебя еще не дошло. Или тебе вообще на все плевать?
– Послушай, ты в своем уме? – Блэк с силой ударяет по столу кулаком, так, что кофе выплескивается из чашки. – Сидишь на моей кухне и лезешь грязными ботинками в мою жизнь! Кто ты такой, чтобы читать нам мораль?
Люпин ничего не отвечает. Какое-то время оба сидят молча, Сириус тяжело дышит, честно стараясь справится с охватившим его гневом.
– Ладно, Бродяга, – говорит уже мягче Ремус. – Я больше не хочу об этом говорить. Просто меня так тряхнуло... ты ведь выбран в Хранители семьи Джеймса. Лили, Гарри.
– Насчет этого можешь не беспокоиться, – усмехается Сириус.
– Что ты имеешь в виду? – настораживается Люпин, и Блэк понимает, что почти проговорился.
Внутренняя борьба занимает примерно минуту. Джеймс с самого начала ратовал за то, чтобы о тайне Хранителя узнали все мародеры. Все-таки дружба, доверие для Поттера не пустые слова, на этом держатся его представления о мире. Посвящать Люпина в рокировку с заменой Хранителя отговорил его Сириус. Во-первых, чем меньше людей знает, тем меньше вероятность утечки информации, а во-вторых... Что греха таить, когда Дамблдор предупредил Джеймса о том, что один из его друзей перешел на сторону Волдеморта, Блэк в первую очередь подумал о Ремусе. Возможно, потому, что тот, хоть и ночует периодически в доме Сириуса (Люпин не любит возвращаться в комнату, которую делит с двумя другими работягами с доков), как-то отдалился в последнее время.
Но сейчас Блэку становится стыдно. За свои подозрения, за явно берущее начало в его замечательном семействе предубеждение против оборотней. Стыдно даже не перед Ремом, на которого, по-прежнему, зол. На себя за невозможность вытравить вот это подленькое слизеринское свойство – подозревать своих, вести игру за спиной у лучших друзей. То, чего в помине нет у Поттера и то, что он от Джеймса сознательно скрывает.
– Лунатик, Хранителем Фиделиус назначен не я, а Питер, – говорит он тихо.
Люпин с минуту о чем-то думает, морща лоб, потом понимающе склоняет голову, соломенные пряди падают на глаза:
– Чтобы навести Того-Кого-Нельзя-Называть на ложный след?
– Вроде этого. Никто не догадается, что Джеймс решил выбрать Хвостика.
– А ты? Ты не боишься становиться живой наживкой? – в голосе Рема тревога. В другое время Сириус был бы за нее благодарен, но сейчас забота друга о его безопасности вызывает лишь раздражение. Если бы еще Джеймс не проел все мозги тем же самым!
– За меня не беспокойся, Луни, – улыбается он во все тридцать два зуба, хотя глаза не смеются. – Я к ним в лапы не собираюсь попадать ни живым, ни мертвым.
– Джеймс будет под Фиделиус, а кто защитит тебя?
Сириус пожимает плечами.
– Моя волшебная палочка. Хотя, может быть, я тоже спрячусь.
На последнем настаивает Дамблдор, но для Блэка возможная встреча с Упивающимися куда предпочтительнее тоскливого прозябания в какой-нибудь унылой дыре.
– Кончено, надо спрятаться! – убежденно говорит Ремус, и от его рассудительности у Сириуса сводит скулы, как от слишком кислого смородинового напитка.
– Да ну, неохота! – отвечает он с сознательным вызовом в голосе, понимая, что злит этим друга.
– Ты говоришь так, как будто речь идет о школьной шалости, – качает головой Люпин.– А ведь на кону стоит твоя жизнь. Пора бы повзрослеть, Бродяга.
– Вот еще! – фыркает Сириус и залпом выпивает остывший уже кофе. – Не беспокойся, Луни, со мной ничего не случится!
***
– Ты что-то хотел сказать? Говори, – глухо требует Блэк.
– Сириус, ты даже не представляешь, какое тогда было время, – ровно говорит Ремус, опускаясь на подлокотник кресла напротив. – Обвинения следовали одно за другим, заседания Визенгамота каждый день, в зале суда оказывались представители лучших, уважаемых семейств...
– Да, Крауч постарался, – хмыкает Блэк. – Интересно, сколько невинных сгинуло в Азкабане?
– Но большинство этих людей все же были виновны, – осторожно замечает Ремус.
– Смотря в чем, и смотря что считать виной. Когда проведешь некоторое время по ту сторону решетки, многое, знаешь ли, видится по-другому.
– Но преступники остаются преступниками.
– Меня тоже считали преступником, – Блэк поднимает искаженное гневом лицо. – Ты, Дамблдор, МакГонагалл, наши однокашники, соседи по факультетской спальне...
Все, кто знал меня много лет, называл другом, моментально поверили в мое предательство.
– Питер тоже был нашим другом. Одним из мародеров.
– А существовала ли она, мародерская дружба? – задумчиво говорит Сириус, глядя куда-то мимо Люпина. – Ты был с нами, потому что нуждался в стае. Питер примазывался к сильным, а мы с Джеймсом...
– Были любовниками, – заканчивает за него Ремус. Блэк резко вскидывает голову:
– Больше, чем друзьями. Почти одним целым, – поправляет он Люпина, и тот кивает, соглашаясь. – Мы вчетвером шатались по Хогвартсу, выдумывали безобидные и не очень шалости, сражались с общими врагами. Но хватило первого серьезного испытания, чтобы все полетело к дохлым тестралам…
– Наша дружба существовала, – убежденно говорит Ремус, вставая. – И ты сам прекрасно это знаешь, Бродяга. Просто расстроился из-за грядущего отъезда Гарри. Если бы ты по-настоящему был зол на меня, не протянул бы мне руку тогда, в Визжащей хижине. И не пустил в свой дом сейчас… К тому же, согласись, тебе не за что меня ненавидеть. Никто, кроме Питера, не виноват в произошедшем, а он, уверен, еще получит свое. Так сложилось, Сириус.
Ремус подходит к Блэку, кладет руку ему на плечо, легонько сжимает. Сириус едва заметно вздрагивает, но не противится дружескому жесту.
– Может быть, мне тоже нужна стая, – не оборачиваясь, глухо говорит он. – Двенадцать лет в одиночестве – слишком много, чтобы выбирать себе компанию. Особенно, если выбирать не из кого…
– Рад, что застал вас здесь, – скрип двери и сразу, вслед за тем, – голос Дамблдора заставляет Ремуса обернуться. Облик директора Хогвартса, неизменный, кажется, с сотворения мира странно успокаивает, словно пошатнувшаяся на мгновение вселенная возвращается в свое первоначальное состояние. Фиолетовая, в звездах, мантия, длинные седые волосы… Лишь очень внимательный взгляд остановится на прибавившихся за последний год морщинках вокруг глаз, резко обозначившейся складке меж белых бровей…
– Сириус, – Дамблдор внимательно смотрит на Блэка, чье лицо по-прежнему скрыто завесой спутавшихся волос. – Гарри там, на кухне. Они с друзьями собрались отпраздновать его оправдание, теперь ему позволено вернуться в Хогвартс. Уверен, он будет счастлив, если ты придешь…
Блэк медленно поднимает голову.
– Он очень дорожит твоим мнением, Сириус, – мягко говорит Дамблдор.
– Да, хорошо, я сейчас спущусь… – зябко ежится Блэк, обхватывая себя руками, словно пытаясь согреться. И добавляет еле слышно. – Вы победили.
– Ты все правильно решил, мальчик мой, – тихо говорит Дамблдор после недолгой паузы.
– Мы сейчас придем, – отвечает Ремус, его пальцы до сих пор сжимают плечо друга. – Спасибо вам, Альбус.
И ловит на себе странный, то ли изучающий, то ли понимающий взгляд усталых голубых глаз директора.
– конец –
|