|
Оригинальное название: What Cannot Be Undone
Бета: Tora Elfling
Бета:
tiger_black
Разрешение
на перевод: получено
Персонажи: Сириус
Блэк/Джеймс Поттер
Рейтинг: R
Жанр: drama
Предупреждения: Мпрег
(мужская беременность), упоминание об изнасиловании, ООС
Саммари:
магический мир с презрением относится к гомосексуализму, и Джеймс Поттер знает,
что никогда не сможет рассказать о себе правду
Дисклеймер:
Персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг, а мы просто шалим.
Примечания: Фик
написан на вызов «Кто твой папочка?» hp_mpreg.
Перевод выполнен на фест "Карта Мародеров" на
форуме Polyjuice Potion, 2011
Джеймсу к похмелью не привыкать. Сколько раз они с
Сириусом просыпались вот так: на полу среди пустых бутылок из-под сливочного
пива после вечеринки квиддичной команды, отмечавшей очередную победу!
Обычно их будил Ремус: тряс за плечи, заранее приготовив
упрёки и высокие стаканы, полные отрезвляющего зелья.
Но ни Сириуса, ни Ремуса в Хогвартсе не было, и матча по
квиддичу накануне не проводилось. Люпин и Петтигрю, как обычно, отправились на
Рождество домой. Сириус тоже – так потребовала мать. Рождество было одним из
немногих праздников, который Блэки отмечали всем семейством. Родители Джеймса
давно умерли, и он, единственный из семикурсников-гриффиндорцев, остался в
школе.
Поттер с трудом сел, прислонился к стене, вздрогнув от
взорвавшейся в голове боли.
Как же он был жалок! Напиться до бессознательного
состояния на Рождество, в одиночку! Так далеко он ещё не заходил.
Джеймс подполз к прикроватному столику и принялся рыться в
ящиках, пока наконец не отыскал бутылочку с отрезвительным зельем, которую
хранил там на всякий случай. Бутылочка была полупустой, но всё-таки не
позволила бы Макгонагалл налететь на него, когда он спустится к завтраку.
Джеймс опустошил бутылочку, потом, пошатываясь, встал.
Его пронзила боль, и колени подогнулись.
На этот раз больно было не голове. Джеймс потянулся к
трусам, и дыхание у него перехватило от паники.
Он коснулся болезненных кровоподтёков на бёдрах и
ягодицах, провел пальцами дальше и вскрикнул.
Пальцы были липкими от полузасохшей спермы.
– О, боже... – прошептал Джеймс.
Звук собственного голоса испугал его и заставил
действовать. Джеймс помчался в ванную, не обращая внимания на боль.
Он разделся перед зеркалом.
Зрелище было ужасным. Синяки, некоторые напоминавшие следы
от пальцев, опоясывали торс и бёдра. На плече виднелись укусы. А сзади…
– О боже, о боже, о боже…– вырвалось у него жалобно и
испуганно, и Джеймс засунул в рот кулак, чтобы заставить себя замолчать, пока
стоны не превратились в неконтролируемые рыдания.
Так, пытаясь справиться с собой, он простоял почти целую
вечность. Если он разрешит себе упасть на пол и пролить мучительные слезы,
которые жгли глаза, то вряд ли когда-нибудь поднимется.
Наконец Джеймс шагнул назад, отвернулся от зеркала и
осторожно присел на край ванны.
Ему надо подумать.
Он обхватил руками голову, которая и после зелья
продолжала тупо ныть, и задумался крепче, чем за все годы в Хогвартсе.
Рассказывать нельзя никому – это пришло на ум в первую
очередь.
Никто не должен узнать, что произошло. Надо избавиться от
улик.
Ну хоть что-то он решил.
Джеймс открыл тайную панель под раковиной и вытащил
аптечку, которую хранили для Ремуса. Там были бальзамы от ушибов, массажное
масло, лечебные мази, обезболивающие зелья...
Пришлось повозиться, но Джеймс сумел подлечить раны. Скоро
большую их часть можно было заметить только с очень близкого расстояния.
Остальное скроет одежда.
Ему всё ещё было больно. Боль засела внутри, там, куда он
не мог дотянуться. Но это не походило на ссадину, крови не было, и Джеймс
решил, что в конце концов всё пройдет само.
Он забрался в ванну.
Мылом и водой то, что ему хотелось уничтожить, не
смывалось, и он это понимал, но снова и снова под обжигающе горячей водой чуть
не сдирал с себя кожу.
Теперь надо было вернуться голышом в спальню, захватив
снятую одежду.
Он не мог всю её сжечь. Джеймс считал эту мантию лучшей и
надевал её только один раз, на рождественский ужин прошлым вечером.
Джеймс свернул мантию, сунул в бумажный пакет и убрал с
глаз долой в свой сундук. Может быть, потом он её постирает, но сейчас даже
смотреть на неё не хочет.
Он оделся, выбрав водолазку с длинными рукавами и высоким
воротником, чтобы скрыть всё ещё заметный след укуса на шее. Потом огляделся по
сторонам.
В спальне царил беспорядок.
Джеймсу не хотелось тут прибираться. И не хотелось на это
смотреть.
Он собрал всё, отнес по лестнице вниз и бросил в камин.
Одно Incendio – и через некоторое время остались только зола и обугленный
стакан. С этим разберутся домовые эльфы.
Когда Джеймс закончил, раздался звонок на завтрак.
Делать нечего – пришлось покинуть Гриффиндорскую Башню.
Если он не придет, за ним кого-нибудь пришлют.
В коридорах было пусто. Джеймс почти бежал, шарахаясь от
теней и открытых дверей.
В Большой Зал он вошел последним. Все уже ели, когда он
сел на место.
На еду Джеймс не смотрел – желудок всё равно её не
удержит. К тому же его мысли занимало только одно.
Кто?
В школе на каникулах студентов осталось мало. В эти дни
всем хотелось провести побольше времени с семьей.
А старшекурсников было и того меньше. Джеймс заметил
несколько хаффлпаффок с седьмого, шестого и пятого курса, худого шестикурсника
с Рейвенкло, шестикурсницу-слизеринку и троих гриффиндорцев с четвёртого курса.
Остальные были совсем мелкие. Вряд ли это мог сделать третьекурсник или
четверокурсник. Даже слизеринец. Но всё равно самый старший встреченный им здесь
слизеринец – со второго курса.
Джеймс со страхом обернулся к учительскому столу.
Может, это Хагрид, лесничий?
Нет, тогда бы Джеймс синяками и болью не отделался, а
просто умер.
Смотритель Филч?
Джеймс отогнал эту мысль.
Кеттлбёрн, преподаватель по Уходу за магическими
существами?
Нет, он до сих пор хромал из-за нового протеза ноги, а
руки у него были в гипсе.
Дамблдор?
Нет, это безумие.
А больше никого из мужчин-профессоров на каникулы в
Хогвартсе не осталось.
И что же теперь? Единственным вероятным подозреваемым был
Филч, но такую дикую версию рассматривать не хотелось.
Значит, кто-то проник в замок – вот что произошло.
Почти теряя самообладание, Джеймс с усилием зажмурился,
чтобы прийти в себя.
– Ты в порядке?
– Да, – рыкнул он на сидящую рядом третьекурсницу.
Она уставилась на него.
– Прости.
Сердито бормоча под нос, она вновь принялась есть.
С Джеймса было достаточно. Он положил в карман печенье и
бутерброды и вышел из Зала, бросившись бежать, как только пропал из поля зрения
преподавателей.
Он просто хотел побыть один.
Джеймс вернулся в Гриффиндорскую Башню, но едва он присел
в гостиной, как желудок свело отвратительное ощущение пустоты. Спальня была
слишком близко.
Джеймс спросил себя: как он будет там спать после того,
что случилось?
И сможет ли вообще когда-нибудь уснуть?
Захватив мантию-невидимку, он направился в библиотеку,
зная, что там никого не будет.
Джеймс провел остаток дня, свернувшись в большом кресле в
самом дальнем углу. Бросив рядом мантию, он уставился в "Историю Хогвартса” не
видя ни слова.
Завтрак Джеймс пропустил. За ним никого не отправили. А
возможно, отправили, просто не пробовали искать в библиотеке. В любом случае
Джеймсу было наплевать, разговаривать пока ему ни с кем не хотелось.
Он появился на ужине, вяло поковырялся в тарелке и ушёл
пораньше.
В Гриффиндорскую Башню возвращаться не хотелось, особенно
в сумерках. Там никого не было, кроме нескольких младшекурсников.
Мантия-невидимка по-прежнему оставалась у него, Джеймс набросил
её и бродил по коридорам до комендантского часа.
В конце концов, пришлось вернуться.
В последний момент, поднимаясь по длинной лестнице в
спальню семикурсников, он повернул в пустую спальню пятого курса.
Закрыв дверь, Джеймс подумал, не запереть ли её, но не
осмелился.
Тогда он проверил окна, заперев каждое. На духоту ему было
плевать. Чтобы окончательно успокоиться, Джеймс натянул нитки между гвоздями –
нельзя было открыть окно, не порвав их, превратил дюжину стеклянных шариков в
очень звонкие колокольчики и привязал их к ниткам.
Не раздеваясь, он забрался в чью-то кровать и прикрылся
мантией-невидимкой.
Джеймс решил, что ночью никто не будет его искать. А если
и начнут возмущаться, что Поттера нет на месте, он это услышит и прокрадётся в
ванную, притворившись, что всё это время был там. А если скажут, что он
староста и у него есть своя ванная, заявит, будто забыл пароль.
Разобравшись с этим, Джеймс попробовал прикрыть веки.
И тут ему показалось, что в шкафу раздался шорох.
Джеймс распахнул глаза.
Он забыл проверить шкафы!
Схватив лежащую перед ним палочку, он приблизился к
первому, открыл дверцу и отпрыгнул назад.
Там было пусто, только висело несколько уродливых рубашек.
Джеймс повторил то же с остальными четырьмя шкафами и
убедился, что и они пустые.
Отключился он только через час, но даже тогда не смог
избавиться от случившегося.
Ему снились руки. Хватающие его. Затаскивающие его в
темный шкаф. Зажимающие рот, заглушая крики.
Он так и не понял, чьи это были руки.
Джеймс проснулся весь в поту, совсем не отдохнув за ночь.
Он не знал, как проживёт день. Или как проживёт эту неделю
до начала занятий.
Ему отчаянно были нужны друзья.
Но Джеймс знал, что никогда – НИКОГДА – не расскажет им,
что случилось.
Питеру стало бы противно. Он не выносил даже упоминания о
гомосексуализме.
Ремус поддержал бы друга, решил Джеймс, но ему не
хотелость перекладывать такое бремя на плечи Лунатика. На самом деле Ремус был
достаточно стойким. Он не отличался эмоциональностью
А Сириус ...
Сириус захотел бы отомстить. И молчать об этом не стал бы,
воспользовавшись случаем, чтобы перерыть всё вокруг, задирая тех, кто, по его
мнению, мог что-то слышать. И все бы услышали...
Джеймсу надо всё от них скрыть. Для их же собственного блага.
Никому не нужно знать такое о друге.
Когда Джеймс умывался, раздался звонок на завтрак, и он
потащился в Большой Зал.
Речь Дамбдлора была бесконечной. Еда на вкус напоминала
опилки.
Весь день Джеймс провёл в библиотеке, выходя только
поесть.
Ночью он спал – или пытался уснуть – в спальне
шестикурсников, свернувшись на одеяле на полу, потому что кровати стояли без
матрасов – домовые эльфы убирались, готовясь к весне.
Остаток каникул прошёл как в тумане. Измученный
бессонницей и почти больной от постоянного ощущения опасности, Джеймс едва
таскал ноги.
Поезд прибыл в воскресенье к вечеру. Ремус соскочил с
площадки до того, как состав полностью остановился.
– Эй, Джеймс! – позвал он, подбегая к другу. – Помоги нам
выбраться. Питер сам себя вырубил квиддичной битой.
Тут он подошёл близко, всмотрелся и замер, больше не
улыбаясь: – Джеймс, в чём дело? Ты ужасно выглядишь.
– Спасибо, – ответил Поттер с изрядной долей сарказма. –
Приятно слышать.
Ремус продолжал хмуриться.
– Я болел, – добавил Джеймс. – Что-то не то съел. Так где,
говоришь, Питер?
– С ним Сириус, – Люпин шагал перед ним назад к поезду. –
Мы решили, что не сможем дотащить его одни – у нас столько вещей…Но раз ты
плохо себя чувствуешь...
– Нет, всё хорошо. Помфри мне что-то дала, – соврал
Джеймс, мечтая, чтобы Ремус прекратил этот разговор.
Тот замолчал, но Поттеру пришлось повторить свой рассказ
дважды: первый раз – когда они дошли до купе, где Сириус караулил лежащего без
сознания Питера, второй – когда они наконец привели того в чувство.
– На самом деле, – наконец не выдержал Джеймс, – я просто
плохо вчера выспался. Со мной всё в полном порядке!
– Ты похудел, – заметил Питер, с завистью глядя на него.
Сам он, похоже, прибавил не меньше двух стоунов* – в основном на ягодицах,
подбородке и талии.
– Я? – Джеймс пытался говорить невозмутимо. – Просто
пропустил несколько раз обед – меня тошнило.
К счастью, тут они достигли Большого Зала, и продолжить
разговор не получилось, потому что Дамблдор начал речь.
Спальня не казалось опасной, когда в ней были все четверо.
Джеймс позволил себе слегка расслабиться. Он сможет это сделать. Сможет уснуть
в собственной кровати.
– Как каникулы? – Ремус начал распаковывать сумку.
– Ужасно, – признался Джеймс. Не хотелось врать больше,
чем нужно. – Было скучно. А потом я заболел, и всё полетело к черту. А вы как?
– Ну, мы с Сириусом провели последние четыре дня вместе.
Ходили на маггловский футбол, концерт «Трёх ведьм в синем» и просадили кучу
денег на Диагон Аллее.
– Вы с Сириусом? – Джеймс слегка нахмурился.
Ремус странно посмотрел на него: – Ты же знаешь – Бродяга
снова сбежал из дома. Ты точно в порядке? Помфри говорила, что тебе надо
отдохнуть?
Джеймс кивнул. Ему показалось, будто он что-то пропустил,
но он и правда слишком устал, чтобы продолжать разговор.
– Думаю, тогда тебе надо лечь спать. Вообще не стоило
выходить на улицу в такую погоду, а мы не должны были заставлять тебя помогать
нести багаж. Если с тобой снова…
– Нет, – прервал его Джеймс. – Правда, Лунатик, ценю твою
заботу, но я в порядке. Нужно просто немного поспать и всё.
Ремус недоверчиво смотрел на Поттера, пока тот не забрался
в кровать.
– Доволен? – поднял бровь Джеймс.
Люпин криво улыбнулся: – Давай спи. Уроки начнутся ни свет
ни заря. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Джеймс, – эхом отозвался Питер из своего
угла. Он все еще возился с битой.
Джеймс не мог не обратить внимания на то, каким молчаливым
был Сириус. Он ни слова не произнёс от самого поезда. – Всем спокойной ночи, –
сказал Поттер, понимая, что Сириус не собирается ничего говорить.
Краем глаза он заметил, как Бродяга опустил голову.
Стоило поразмыслить, что это с ним. Но позже. Джеймсу
хотелось заснуть именно сейчас – пока горел свет и рядом болтали друзья.
|