Пятница, 29 Марта 2024, 04:28
Меню сайта
Поиск
Форма входа
Категории раздела
G [36]
Фики с рейтингом G
PG-13 [51]
Фики с рейтингом PG-13
R [70]
Фики с рейтингом R
NC-17 [88]
Фики с рейтингом NC-17
Дневник архива
Наши друзья


















Сейчас на сайте
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Статистика

Фанфики

Главная » Файлы » Джеймс/Сириус » R

Бегут солдаты прочь
[ Скачать с сервера (60.5 Kb) ] 23 Декабря 2011, 13:25
Оригинальное название: Run away soldiers
Автор:
Setissma
Перевод: shiraz
Бета: Маграт
Пейринг: Джеймс Поттер/Лили Поттер/Сириус Блэк
Рейтинг: R
Жанр: драма
Дисклеймер: герои принадлежат Дж. К. Роулинг
Примечание переводчика: большое спасибо tiger_black за перевод эпиграфа!
Оригинал: archive.skyehawke.com/story.php?no=7102&chapter...
Разрешение на перевод: запрос отправлен

читать дальше
Вообрази, что львы уходят в ночь,
Бегут ручьи, бегут солдаты прочь.
Что скажет время? Я скажу одно:
О том нам слов и знанья не дано.
Уистон Хью Оден


Когда они целуются в первый раз, у нее вкус вишневого ароматизатора и джина; она сидит на скрипучей лавке-качели; на дворе середина июля. Относительно этого момента он запомнит три вещи, а именно: 1) ее ноги не касаются земли; 2) она уронила фруктовый лед, который ела, и тот липкой лужицей растекся по крыльцу и 3) вишневый ароматизатор удивительно похож на вкус вины.

Сириус забудет, почему поцеловал ее – из-за пяти порций джина с тоником или изгиба ее смеющегося рта. Точно так же он забудет ощущение слабой тупой боли, которое алкоголь придавал их разговору, пока Лили хохотала, не переставая, а он не мог остановить этот поток, льющийся из нее, словно жемчуга и бриллианты – как в одной из тех дурацких сказочек. Он не запомнит сказанное «мне одиноко», и «мой брак трещит по швам» в ответ, и «Джеймс это Джеймс это Джеймс», и «я люблю его, но…». Он забудет, что даже возненавидел ее слегка – за то, что есть Лили Поттер вместо теоретической возможности Джеймса Блэка. Он не запомнит фраз «мы с Джеймсом целовались» – «мы тоже», и как потом наклонился к ней. Ведь кажется таким естественным – целовать жену своего лучшего друга, когда ты делаешь это только потому, что хочешь уловить на ее губах вкус кого-то другого.

Он не запомнит, как трахал ее на кушетке, и то, как слабо и неуверенно его пальцы вцеплялись ей в волосы; забудет о двери, оставшейся открытой, хотя наутро пожалеет об этом, потому что им пришлось самим отгонять комаров – из-за раскаяния, возможного чувства вины или странного сочетания того и другого.

Он не запомнит сладкий след алкоголя, оставленный ее губами на его коже, маленькие золотые пряжки на ее сандалиях и что каким-то образом фотографии упали на одежду – назавтра там оказалось разбитое стекло.

Утро не приносит сожаления – только медленный небрежный секс: толчки в такт пульсирующим вискам. Лили стонет «охх», и Сириус думает что, наверное, надо бы почувствовать себя виноватым, но не чувствует. Там, где полагается быть совести, только холодная пустота, в придачу к ней в затылке сидит тупая боль. Они целуются даже когда собирают осколки, но равнодушно и через силу, без удовольствия.

Сириус думает, что запомнит, как она преградила ему путь, вытянув руку, когда он собрался уносить ноги, чтобы спастись. Лили кажется бледной и хрупкой. Он чувствует похмелье и отстраненность. Она говорит «придешь на обед в воскресенье?» Он отвечает «наверное», а потом добавляет «с тобой все будет в порядке?» Мгновение, длящееся между останься и ты должен уйти, Сириус воображает, что в этой паузе может потеряться весь огромный мир. Кольцо ее пальцев так решительно, что он готов наклониться к ней снова.

Животный магнетизм, бесконечное вращение Земли и неизменная улыбка Лили. «Джеймс скоро будет дома», говорит она, и Сириусу хочется, чтобы у него была ее уверенность, ее муж, ее жизнь.

Когда он приходит на обед, Джеймс придерживает ему дверь и хлопает по спине, а Лили улыбается, глядя поверх цыпленка. Как забавно, размышляет Сириус, каждый выстроил перед собой фасад. А когда смотришь, видно лишь крошащийся фундамент – словно это фиделиус, только ты снаружи: дрожь пальцев Лили, сжимающих бокал с вином, и ледяное лезвие улыбки Джеймса. Они уже переходят к десерту, когда Сириус проливает скотч на ее блузку, и Лили говорит «ебтвоюматькакогоблядьхера», Джеймс велит ей заткнуться на хрен, а Сириус думает: может статься, этот скотч – не единственное, что выплеснулось наружу.

Он твердит «прости, прости» и идет за ней в спальню; проходит двадцать шесть секунд неловкого молчания, прежде чем его пальцы принимаются за пуговицы, ладони ложатся на ее грудь, а рот накрывает губы. Когда Джеймс появляется в дверях, Сириус слышит долгий резкий вдох. Потом Лили произносит «мы ждем только тебя, дорогой».

Сириус не в силах обернуться, и он не оборачивается, но потом Лили тихонько отстраняется, и ему все-таки приходится сделать это. Сириус впервые видит глаза Джеймса такими темными, и на мгновение забывает о маленькой руке, которую сжимает в своей. Он хрипло, неуверенно говорит «иди сюда», и почему-то – господи боже, почему? – Джеймс подчиняется – уязвленный, пристыженный и молчаливый – и твердыми шагами пересекает спальню.

Какое-то время они не говорят вообще, Лили уже полураздета – юбка оказывается на бедрах, теперь хорошо знакомых им обоим, быстрые пальцы стаскивают блузку. Сириусу стоило бы остаться в стороне, но сейчас связующее звено между ними – не Лили.

Джеймс накрывает пальцами рот Сириуса. Он улыбается – почти жестоко, и тут Сириус подается вперед и целует его, – неожиданно и ошеломляюще, жадно и требовательно. Тогда Джеймс говорит с интонацией сродни удивлению «ты не делаешь мне больно», а Лили спрашивает «какого хрена вы до сих пор не в кровати?» и смеется.

Джеймс не может оторваться от него – ладони на коже, настойчивые поцелуи один за другим – пока Сириус не перестает соображать, пока чьи-то губы не оказываются на его члене, чья-то ладонь – на его лице и чье-то бьющееся сердце – возле его живота. Они сливаются воедино: темные волосы и зеленые глаза, длинные пальцы и жадный рот. Сириус улавливает их ритм, который они давным-давно определили без него, и в конечном итоге это оказывается не так страшно, как он всегда представлял – полностью отдать себя.

Потом Лили засыпает, а Джеймс, так и не надевший очки, гладит его живот; они трахаются, медленно, обстоятельно, пока Сириус не забывает, где заканчивается он сам и начинается Джеймс. Он думает, что не сможет удержать в голове ничего, связанного с Лили, но каждой клеточкой своей памяти будет помнить каждый миг каждой минуты происходящего сейчас, и не важно, чего он когда-нибудь лишится. Джеймс целует и целует его – спокойной ночи и доброе утро, привет и пока – а Лили так и не просыпается.

Они продолжают и после его отъезда: ленивые мгновения в саду, прикосновения ее рта в душевой, цвет ее волос, по-новому играющий в лучах полуденного солнца, глубинная радость и печаль, и ноющая пустота где-то возле сердца. И все это безучастно, пока времена года сменяют и сменяют друг друга: весна – лето, лето – осень.

«Я здесь», говорит он каждую ночь, перед тем как лечь, и каждое утро, поднимаясь. Он покупает продукты, оплачивает счета и, когда Джеймс оказывается дома, пытается ночевать на кушетке, но просыпается от того, что Джеймс у него в ногах, а Лили – на груди, оба спят и держатся поверх него за руки. Тогда он сдается и возвращается в постель.

Однажды утром, где-то между ушел и вернулся, она стоит на коленях в ванной – будто молится какому-то новообретенному неподвижному фарфоровому божеству. Две секунды Сириуса переполняет восторг, струящийся в крови, как героин, который он пробовал однажды: шестая кабинка девчоночьего туалета на шестом этаже, зловещее знамение шестерок, медленное скольжение иглы в вену и умоляющий голос Джеймса, засевший в голове. Руки трясутся. Он открывает рот, и внезапно Лили говорит вместо него, как во время чревовещания на ускоренной перемотке, – как будто знает, что именно он собирается сказать, любое слово: вроде «разбитое стекло», «противозачаточное заклинание», «чай после полудня» – Джеймс.

Потом накатывает безысходность, как на железнодорожном вокзале в три часа утра, и, кажется, это вылетает само по себе, раз уж он открыл рот – просто слова, всего лишь слова, от них никакого вреда – «так больше нельзя».

Она плачет, и Сириус говорит «о, господи» и «о, Лили» и «ну пожалуйста», и по-детски думает: не слишком ли много ему досталось сиклей, выпадающих не той стороной. Он обнимает ее, и это логично и объяснимо, потому что он никогда не мог сказать ей нет. Лили повторяет «мне страшно» и «ты не можешь бросить меня здесь одну, ты не можешь, не можешь, не можешь». Вообще-то он уже не уверен, что значит «здесь», но отвечает «нет, нет, конечно, нет» и «хорошо», наверное, потому, что у них всегда были общие горести, и общие секреты, и руки, сомкнутые посреди ночи. Должно быть, делить с Джеймсом его жену сродни этому – а может, и нет, ни капельки, ничуть.

Когда Сириус целует Джеймса в последний раз, у него вкус сидра и бурбона. На дворе середина ноября. Они сидят на хорошо смазанной лавке-качели. Лили играет с соседской собакой, бросая ей палку, Сириус наблюдает с крыльца, как движется вверх и вниз ее запястье; дыхание Джеймса обдает теплом его плечо, шерстяной джемпер мягко касается рук.

Джеймс говорит «я люблю тебя» – первый раз, последний раз, единственный раз – потом оборачивается к Сириусу и шепчет на ухо «дело было не в ней, я только хотел…»

В это мгновение – короче, чем вдох, выдох и снова вдох, короче, чем биение сердца – Сириус позволяет себе представить: у него может быть то, чего он хотел больше всего, сказка становится былью, и есть на свете такая вещь, как жить долго и счастливо.

«Она ждет ребенка», в конце концов говорит Сириус, и в этих словах все, что он не может дать Джеймсу Поттеру. Сириус не в состоянии предложить крохотные ладошки в больших руках, первые шаги и квиддичные матчи. Он не может дать первые сердечные неудачи, первые метлы, ночное бдение с градусниками и куриным бульоном.

Здесь – Сириус это понимает – его партия проиграна. Поэтому он смотрит, как Джеймс встает – на долю секунды в его взгляде мелькает что-то, похожее извинение – и, наблюдая за нерешительным движением ладони Джеймса по животу Лили, слушая тихий смех, повторяет самому себе семнадцать с половиной раз, что все будет хорошо. Потом Сириус отправляется на кухню, надевает ботинки и упаковывает в свой чемодан, позабытый с прошлой весны в чулане, шесть рубашек (одна из них, по правде говоря, джеймсова), две бритвы, семь пар брюк и зубную щетку, которая, – он почти уверен – принадлежит Лили.

Он складывает две тысячи сто семьдесят шесть счастливых воспоминаний, три разбитых сердца, пару носков и выходит за дверь.
Категория: R | Добавил: Макмара | Теги: Джеймс/Сириус
Просмотров: 1973 | Загрузок: 116 | Рейтинг: 4.7/10 |