Автор: Ailei
Перевод: Серая тварь
Пэйринг: Сириус Блэк/другие
Рейтинг: NC-17
Жанр: даркфик, драма/ангст, насилие.
Предупреждения: см. краткое содержание
Содержание: подробно изображенное гомосексуальное изнасилование и насилие, замаскированное под сексуальные отношения. Азкабан и путь человеческий от любви до войны.
Дисклеймер: данная история написана с использованием персонажей и ситуаций, созданных и принадлежащих Дж. К. Роулинг и различным издательствам, включая, но не ограничиваясь Bloomsbury Books, Scholastic Books and Raincoast Books, and Warner Bros., Inc. Денег получено не было, намерений нарушить авторское право и посягательств на чужие торговые марки не было.
Утопая в море отвращения
Я слуга твой, на коленях пред тобой
И кажется, то, что осталось во мне от человека
Медленно, необратимо меняется.
Моя плоть взрезана, расколота, и кровь веселыми ручейками стекает по ногам, заливаясь внутрь кандалов на лодыжках. Забавно, а что, кровь в открытых ранах должна оборачиваться бальзамом? Кровь, стекающая по лишенной кожи плоти, жжет.
Больно.
Мне. Больно.
- Хей, гляньте, только гляньте на эту куколку… Какая миленькая… А может, он еще и девственник? - смех, захлебывающаяся жадная речь, сливающаяся в *гоготание*. Они безумие. Их руки бьют, насилуют, карают. Кто-то навалился мне на спину… они стаскивают его с меня.
- Если и был, теперь уже нет!
О, как мы горды собой, да?
Грубые лапы волочат меня по каменному полу, скользкому от крови и слизи. Пытаюсь не думать, что это за слизь. Они сцепляют наручники и кандалы на ногах с кольцами в стене, толкая меня лицом в твердый камень. Кровь алыми цветами вспухает на моих губах, течет из носа, и я сглатываю ее… тошнота успокаивает.
Меня облизывают… склизкие, отвратительные, омерзительные канаты выставленных мускулов обнимают меня в непристойной пародии на любовные ласки. Меня рвет кровью, я задыхаюсь. Живот судорожно напрягается… они слизывают и это. Я хочу закрыть глаза. Отступить. Сдаться и вспомнить о *хорошем* - как Лили выглядит сразу после того, как кончает, мягкая, сладкая и теплая. Глаза Джеймса, такие влажные и «печальные» и красивые, когда он целует меня. Джеймс, когда целуется со мной, не закрывает глаза. И Ремуса. Мило рычащего, игриво до боли ТРЕБУЮЩЕГО.
Жесткие пальцы вцепляются мне в бедра и дергают на себя, и еще чьи-то пальцы раздирают меня, и я *пытаюсь* закрыть глаза. Пытаюсь. Но на внутренней стороне век застыло изображение изуродованных тел моих возлюбленных. И в ушах звенит отчаянный плач крестника. И я остаюсь в полном сознании. Член следующего насильника намного больше, чем предыдущий… кровь не облегчает процесс. Я не хочу кричать и вцепляюсь зубами в собственную руку. Он грязной рукой наматывает мои волосы на кулак и дергает назад. Гнилые зубы еще достаточно крепки, чтобы содрать фрагмент кожи с моего плеча. Я скашиваю глаза… если абстрагироваться от ситуации, выглядит почти красиво. Аккуратные маленькие отпечатки зубов, чувственный кармин моей крови, сливочно-белые жировые клетки…
Он хрюкает как свинья, когда кончает. Боль уже так далеко, уже почти не со мной… Но когда он вытаскивает член, ощущение такое, будто в задний проход мне залили жидкое пламя. Меня тошнит. Его сперма смешалась с оставшейся от предыдущего парня и потекла по ногам, слегка щекоча кожу, липкая и омерзительная.
Следующему нравится бить меня, после него еще один любитель кусаться. Они все кончают и все не кончаются. Боль… боль разлилась в поток. Красный прилив. Рокочущий в ушах, смешивающийся со смехом… океанские волны боли и слез и тошноты и спермы.
Насильникам нравятся мои волосы. Я вспоминаю, как Ремус кончал мне в волосы, когда я стоял на коленях перед ним и Джеймсом. Я вспоминаю, как мне это нравилось… и мне было наплевать, что прическа превращалась в форменное безобразие. Сейчас я хочу вырвать все слипшиеся, как клеем залитые пряди, все до последней. Сейчас мои волосы превратились в свалявшееся, гноящееся, слишком жаркое одеяло, что будто накрывает меня, и я не могу, не в силах его отшвырнуть.
- Погодите, да прекратите на секунду, идиоты. Мы же забыли кое-что…
У них, похоже, групповое сознание, как у муравьев. Все сразу поняли без дополнительных разъяснений. Отцепили меня от стены и поставили на четвереньки в слизь и жидкую грязь. Нетнетнет… лучше, когда тебя просто трахают в зад… нетнетнет… но жесткие руки запрокидывают мне голову, безжалостные пальцы впиваются в челюсть, заставляя открыть рот, широко. И когда первый ублюдок засовывает мне в рот свой омерзительный член, у меня текут слезы, смешиваются с кровью из разбитого носа и треснувшей губы. Я начинаю сопротивляться… хотя прекрасно понимаю, что у меня нет ни клочка надежды. Я давлюсь и пытаюсь кричать. Если я укушу, руки, держащие меня за шею, сомкнутся. И даже так… даже так… я *жажду* укусить. И позволить им удавить меня.
// сморщенный сердитый крошечный молодой человек… еще и пяти минут отроду нет, лежит у меня на руках. «будешь его крестным?» - спрашивает она меня, такая серьезная, такая измученная. «о, да» - и я влюбляюсь в этот крохотный орущий комок//
Выжить. Я должен выжить. Я не кусаю. Я открываю рот по своей воле и почти захлебываюсь ядовитым потоком семени. Но слезы продолжают течь. Тем, кто окружает меня, это нравится.
Челюсти сводит от напряжения, глотка растерзана, живот заполнен их спермой, и этого почти достаточно, чтобы суметь вспомнить о чем-то ином, не думать о том, что происходит сейчас. О… Ремус. Мне *больно*. Обними меня.
Они наконец оставляют меня, и я лежу, истекая кровью, содрогаясь в рвотных спазмах, исковерканным комком плоти, и думаю, когда мои возлюбленные придут за мной и заберут меня домой. Спасут меня. Я не знаю сколько… сколько сколько сколько. Я не знаю, как долго я здесь лежу.
Я притворяюсь. Притворяюсь, что скользкий от крови и спермы пол - кровать, что я делил с Джеймсом и Лили. Но когда я заставляю себя повернуться на бок, чтобы обнять их, передо мной лежат изуродованные мертвые тела. Не имеет значения. Я все равно их люблю. Я сворачиваюсь, обнимая, вокруг мертвой плоти, ласкаю открытые раны. Целую их, и чувствую вкус тлена, гнили, могилы.
Не имеет значения.
Они мои возлюбленные.
***
Я обнимаю их, милую Лили, прекрасного Джеймса, и холод сочится через мою плоть. Они шепчут свой Секрет мне в уши, тихо-тихо, и говорят, что смерть добра и милосердна. Они смотрят на уже свернувшуюся кровь и липкую грязь подо мной и утешают меня… они не обманывают меня, говоря, что все будет хорошо, но шепчут, что они ждут меня. Они никогда не умели хорошо лгать, не думаю, что они начнут сейчас.
Ледяные мертвые пальцы отводят слипшиеся волосы с моего лица, поглаживая и успокаивая. Мне уже не больно. Я просто не могу больше двигаться. Ноги сведены вместе, будто склеились. Понятно почему… кровь и сперма. Но мне наплевать. Не двигаться, не сопротивляться, это хорошо, это правильно. Лили и Джеймс помогут мне возродиться в смерть.
Тише. Я знаю.
Я знаю, что мне чудится.
Я знаю, что умираю в одиночестве.
Я знаю, что умираю, и поэтому мне так холодно.
Я ненавижу холод. Всегда ненавидел. В крови рожденного на юге любовь к теплу, солнцу, океану. Я помню тепло. Я слишком много помню, но не хочу сейчас вспоминать. Сейчас я не хочу тепла. Хочу Лили. Хочу Джеймса. Хочу холод.
Хочу умереть.
Кто-то приближается и пинает меня в живот. Спонтанное действие, бессмысленная жестокость //спонтанные действия бессмысленной жестокости не допускаются! мой прекрасный любимый ремус смеется и *играется* и набрасывается на меня, мстя за удар подушкой… спонтанные действия. бессмысленная жестокость. долгие медленные сладкие занятия любовью среди перьев.// Нет… нельзя думать о хорошем, о тепле, о любви. Они принадлежат живым. А я…
Кровь потекла снова. Я чувствую ее, она струится из моего истерзанного тела, сливается с грязью и образует подо мной липко-сладкий омут.
Я улыбаюсь, хоть это и *больно*. Благодарю тебя. Теперь я могу уйти. Я закрываю глаза и открываюсь холоду.
***
- А бля, что это еще за дерьмо?!
Меня толкают чьи-то грубые руки, пихают, тыкают, вторгаются в мою крошечную вселенную льда и смерти. Я почти ничего не осознаю… От резкого громкого голоса Джеймс и Лили исчезают. Это несправедливо… уйдите. Пусть они вернутся.
- Вы, педики гребаные, забыли свое место?! Что если вам дают игрушку, вы не имеете права ее ломать?! Этот парень из известных, если он сдохнет, дело будет вонять! - Несмотря на всю вульгарность, голос звучит культурно, с подчеркнуто правильным произношением… в нем нет безумия. - Блэк, поднимайся.
Я смотрю на него снизу вверх, не в состоянии ни понять, ни подчиниться. Он кажется знакомым.
- А, ебаный в рот! Mobilicorpus!
Меня поднимает в воздух… плоть отлипает от пола и это больно. Я хнычу, потом сглатываю всхлипы, и кровь снова течет из моего тела.
- Блядь. Отвратительно.
Понятия не имею, о чем он говорит. Я слышу слова, но они не имеют значения. Я зажмуриваюсь и сжимаюсь в комок, мышцы на бедрах разрывает от боли. Он забирает меня, уносит далеко… Лили и Джеймс никогда меня не найдут. Может быть, если *я* уйду к ним…
- Блэк, очнись, жалкий кусок дерьма! - Он тычет в меня палочкой, жалящий удар, возвращающий мне сознание. - Сволочь, не смей умирать при мне!
Меня опрокидывают на каменный стол, комната заполнена слишком ярким светом.
- Постарайся дожить до моего возвращения. Я приведу врача.
Он напуган. Я ощущаю запах страха. Странно.
Я лежу, и волосы закрывают мне лицо. Это омерзительно, но склеенная масса дает мне укрытие, где я могу снова вспомнить о них. Я думаю о Ремусе. Светлые как янтарь волосы и серые как зола глаза. Он поверил им. Я плачу… забавно. С момента, как я оказался здесь, я ничего не пил. Откуда взяться воде на слезы?
Разум как сорока, падок на все, что блестит… любимая присказка Ремуса. Ремус. Поверивший им. В ком не оказалось веры в меня.//нет веры… нет. как мог он знать? как мог он… как мог он…//
Вероломен. Он сказал, что я вероломен. Но я люблю его. О, возлюбленный мой. Пожалуйста, пусть у тебя все будет хорошо. Забудь меня.
От света болят глаза. Меня бьет кашель, еще кровь. Серый… цвет покоя. Там сейчас Джеймс и Лили. В сером. Или где-то в восхитительном темно-красном…
- Христос, Блэк! Ебаный придурок, прекрати дергаться в своей долбаной кровище, пока меня не стошнило.
А, он вернулся.
- Грегори, заткнись и дай мне заняться делом. - Другой голос. Тоже грубый, резкий. - Ты что, пытался его прикончить? Думаешь, Он это одобрит? Он может вернуться в любой момент.
Тело свело судорогой, но сильные руки развернули меня, укладывая на спину, и я хнычу.
- Дементоры настаивали, и он загремел в Яму. Блядь, Аарон, я тут между молотом и наковальней. Он считают боль *восхитительной*. Или ты считаешь, что я от этого кончаю?
- Грегори, ты правда хочешь честный ответ? - какой у врача ледяной голос, когда он захочет. - Встань с той стороны и держи его руки.
Теплые руки сжали меня за плечи, затем обожгли покрытую слизью кожу, вцепились в запястья и прижали мои руки к бокам. Я попытался сопротивляться. Я так думаю.
- Боже милостивый. Ебаные звери.
Это очень плохо, когда при взгляде на тебя лечащий врач издает звук, будто подавился? Наверное… но. Но. Я так устал. Отпустите меня. Я хочу спать.
Тепло исцеляющих чар пробилось сквозь обертывающий меня холод. Спустя бесконечные минуты исчезла та боль, что послабее, лежащая на поверхности, близко к коже. Он смочил мне губы влажной тканью, затем заставил открыть рот. Он лечил мне горло, и я всхлипывал, а затем он дал мне немного воды.
Забота после изнасилования еще более унизительна, чем само изнасилование.
- У него опять кровь.
- Я *знаю*. Я оставил худшее напоследок.
Врач обхватил мои ступни, заставляя меня выпрямить ноги, а затем он осторожно, почти нежно раздвинул мне ноги. Моя плоть все еще ледяная, и его пальцы обожгли меня внутри. Притупившаяся боль вспыхнула снова, и я слабо задергался, но меня держали крепко.
- Лежи смирно, иначе будет хуже.
- Грегори, твою мать, ты что, раньше не мог его вытащить? - Внезапно горячие руки оставили меня, и я услышал, как врач роется в своей сумке. - Чтобы это вылечить, придется применить зелье Киратос, а его приготовление занимает целую вечность.
Киратос… название медленно вращалось в мозгу. Так тяжело снова пытаться понять и вспомнить вещи, что знал лучше, чем свои пять пальцев. Внутреннее кровотечение, создающее угрозу жизни. Прелестно. Я когда-то варил это зелье во время практики.
Его пальцы снова втиснулись в меня, и на этот раз они влажные, он втирает в мою плоть зелье, и оно *жжет*. Но после этого острая раздирающая боль притупилась немного, перестала быть *жуткой* и ручейком влилась в общие волны боли, что кровь разносила по моему телу.
Его руки вновь исчезли, затем обхватили меня за голову.
- Тебе надо проглотить остаток.
Он приподнял меня, и слегка запрокинув мне голову, влил зелье мне в горло. Желудок сжался, и мне отчаянно захотелось, чтобы меня вырвало. Но этого не произошло. Мое тело будто отделилось от разума, и оно хотело жить, и для этого нуждалось в этом пойле, и поэтому я не могу умереть.
- Ну ладно. Пока хватит.
Другой мужчина… Грегори. Стащил меня со стола, попытавшись поставить на ноги. Я не могу стоять, колени подкашиваются, нет сил.
- Что? Ты же не хочешь запихать его обратно в Яму?! - Голос Аарона звучит возмущенно. - Он не переживет там ночь.
- Ты привел его в порядок. Этого достаточно, думаю, он хочет жить.
Я смеюсь… болезненный грубый звук, лишенный веселья, вырывается из восстановленного горла. Она уставились на меня выпученными глазами Я растягиваю растерзанные губы в подобие гримасы, в другой жизни бывшей улыбкой, и качаю головой, очень-очень медленно.
- Грегори, ты абсолютно в этом уверен? Рискнешь своим «положением», чтобы проверить?
- Наверное, нет.
Грегори очень внимательно смотрит на меня. И я узнаю его, хотя кажется, что он находится за миллионы миль от моей реальности. Грегори Гойл. Когда я поступил в Хогвартс, он учился на шестом курсе Слизерина. Гребаный тесный мир. Мы несколько месяцев пытались нарыть доказательства того, что он является Пожирателем Смерти. Черт. Я начинаю вспоминать жизнь.
- Ты и впрямь хочешь сдохнуть, стоя на четвереньках? Жалкой несчастной жертвой? - Он дразнит меня… когда-то мне это нравилось. Когда-то я мог заставить своих соперников рыдать и своих любовников кончать, лишь благодаря умению подшучивать и поддразнивать. Но данное умение предполагает также способность говорить.
И я свертываюсь калачиком на столе и размыкаю распухшие веки, чтобы взглянуть на него. Не знаю, что он видит, но слегка бледнеет. Он разворачивается на каблуках и уходит, и врач укрывает меня грубым одеялом, и я хнычу, и он быстрым движением гладит меня по волосам. В поле зрения вновь появляется Гойл и взмахивает перед моим лицом каким-то толстым досье. Затем усаживается на соседний стол, раскрывает папку и с усмешкой начинает вынимать бумаги с красным грифом и фотографии.
- Сириус Анастази Блэк. Возраст: 19 лет. Профессия: аврор. Подразделение: Вальгалла. Кодовое имя: Локи. Разведка и оперативная работа под прикрытием. - Он поднимает взгляд на меня и показывает фото… я не помню, где и когда меня снимали, но я выгляжу абсолютно счастливым. - Жаль, жаль, такую красоту порушили.
- Грегори, что ты задумал? - насмешливо спрашивает Аарон.
- Аарон, почему бы не попробовать? Я пытаюсь напомнить ему, кто он… чтобы появилось желание жить. - Гойл выудил следующий лист пергамента и другую фотографию. - Вальгалла - элитный отряд особого назначения при аврорате Министерства Магии. По последним данным нашей разведки в нем состоят следующие лица: Лили Эванс Поттер, кодовое имя Валькирия. Оперативная работа под прикрытием и заказные убийства. Предпочитает использовать яд. Замужем за Джеймсом Поттером. Любовница Сириуса Блэка. Мать Гарольда Джеймса Поттера, возраста 1 года. - Гойл присвистывает сквозь зубы, звук получается абсолютно непристойный. - Джеймс Поттер, кодовое имя Тор. Диверсант. Женат на Лили Поттер. Любовник Сириуса Блэка и Ремуса Люпина. Отец Гарольда Джеймса Поттера, возраста 1 года. - Еще одна усмешка. - Тут еще приписочка на полях… 95% вероятности, что младенец Гарольд Поттер не является сыном Сириуса Блэка. У вас там прямо кровосмесительный клубок закрутился.
Я вздрагиваю и обхватываю себя руками. Как он смеет? Как он смеет сводить то чувство. Что было у нас вот к этому… лишь холодной циничной похоти? Я ЛЮБИЛ их. Что он может знать о любви? О…только не эта фотография. Нет. В моих застывших венах бьется агония. У него в руках фото, наверно, кто-то из их оперативников нас тогда щелкнул. Лили, Джеймс и я… на танцполе в любимом панк-клубе. Мы же были такими «плохими» детишками, в черной коже и в темных отношениях. На фотографии мы танцуем и целуемся.
- Северус Снейп, кодовое имя Слейпнир. Оперативная работа под прикрытием и заказные убийства. Любовник Люциуса Малфоя. Гений зельеварения. Ремус Люпин, кодовое имя Фенрир. Исследователь, разработчик заклятий и аналитик. Многолетний любовник Сириуса Блэка. Любовник Джеймса Поттера.
Из моей глотки вырывается какое-то жалкое поскуливание. Имя моего возлюбленного. Его фотография, такая… милая. Он сидит и читает, волосы спадают на глаза. Я не должен показывать им эмоции. Я не должен показывать, что у меня еще остались чувства.
Я хочу домой. К нему //стройное тело содрогается в моих руках, боль выламывает его тело. он старается не скулить, мой глупый возлюбленный. он знает, что ему не нужно демонстрировать мне свою смелость. он один…мой прекрасный. мой любимый. наедине с болью.//
- Пожалуйста?
Слово вырвалось…почти непристойностью сорвалось с истерзанных, не полностью вылеченных голосовых связок. Я поднимаю руку и смотрю на своего врага. Он улыбается самодовольной усмешкой и дает мне фото… Фото Ремуса. Я провожу пальцами по его лицу. И я почти могу разрешить себе быть достаточно «юным», чтобы поверить, что он слегка запрокидывает голову, подставляясь под мои пальцы. Но маленьких чудес не бывает.
А вот большие случаются. У него в руках фотография Гарри, явно сделанная всего пару месяцев назад. На ней я и он, и он пытается встать на ножки, а я ему помогаю.
- Файл № Р/345J. Министерство Магии. Заверенная копия Последней Воли и Завещания Лили Поттер и Джеймса Поттера. Опустим части, касающиеся собственности, о, вот это интересно. В случае смерти обоих родителей опекуном нашего сына Гарольда Джеймса Поттера назначается Сириус Блэк. Ни при каких обстоятельствах опекунство не должно быть передано Вернону и Петунии Дурслям. Ну что, Блэк? Фигово? Ну дальше сплошная скука. Подробности заданий и прочая мура. - Он продолжает шелестеть пергаментом. За его плечом стоит Аарон и со слегка виноватым видом заглядывает в бумаги. - У вас было милое замечательное семейство, да? Эта Лили, она боролась до последнего. Считаешь, она бы хотела, чтобы ты сейчас сложил лапки и сдался? Или занимался бы прочими идиотизмами, типа честной борьбы за некую справедливость?
Борьба. Она хочет, чтобы я боролся.
Он выхватил фотографию Ремуса из моих пальцев и сунул обратно в папку.
- Если выживешь, то получишь возможность еще подержаться за эту фотку. Один раз за каждую неделю.
Блядь. Я идиот. Гойл оборачивает досье черной ленточкой, завязывает ее и поворачивается к Аарону.
- Присмотри за ним пока и приведи в порядок, чтобы он выжил завтра ночью в Яме.
И затем он уходит.
- Блэк, слушай меня. Тебя надо вымыть, а затем ты сможешь провести сегодняшнюю ночь здесь.
Снова Mobilicorpus, и меня сваливают на пол в душевой. Санитары окатывают меня теплой водой и смывают грязь, не причиняя боли. Плохо. И еще они моют мне волосы. Меня пугает эта доброта, ибо я не знаю, какую цену придется за нее заплатить.
Меня вытирают и возвращают в лазарет, где уже ждет Аарон. На одном из каменных столов лежит одеяло, я ложусь, и он укрывает меня вторым. Просто рай.
- Блэк, ты в безопасности. Спи и поправляйся.
Ни при каких обстоятельствах я не смогу заснуть. Случиться может все, что угодно… абсолютно… все.
Спустя какое-то время я просыпаюсь. Яркого света больше нет, и тусклые отблески не режут мне глаза. Я лежу и просчитываю ситуацию. Мне все еще больно, но Киратос подействовал во время моего сна, и теперь, скорее всего, я могу ходить, а, возможно, и говорить.
Оценка обстановки. То, что я должен был понять еще прошлой ночью, доходит до меня сейчас, вламываясь в мозг, как таран. В Азкабане коррупция. И они владеют информацией благодаря тому, что работают на другую сторону. У тюремных охранников в жизни не будет уровня доступа, достаточного, чтобы подобраться к файлам Вальгаллы.
Бля. Я облажался по полной.
Никогда и никого мне не удастся убедить в своей невиновности. Никогда не будет должного судебного разбирательства. Есть только один способ выйти отсюда живым. Сохранить разум и силы, чтобы сбежать.
Анализ ситуации продолжается, когда приходит Аарон, и сейчас я смотрю на него, в первый раз действительно оценивая то, что вижу. Среднего возраста, рыжие волосы с проседью, эспаньолка. Вполне представительная внешность. В карих глазах теплота, которую он отчаянно пытается скрыть за напускной холодностью.
Он подойдет.
Я медленно поднимаюсь в сидячее положение, стараясь не трястись при мысли о том, что я собираюсь сделать. Благословенно чистые волосы падают на голые плечи… я бросаю взгляд на свое тело и обнаруживаю лишь несколько синяков. Очень неплохо. Жаль, что я не могу увидеть свое лицо, убедиться, что я достаточно красив для него. Ладно, невозможно получить все.
И я вижу это… о да. Желание, быстренько задавленное. Спорю, что он примерный семьянин. Хорошо. Такие обожают, когда им отсасывают симпатичные тинейджеры.
- Спасибо, - голос звучит нормально, даже со страстью, не хриплым рычанием. Просто замечательно.
- За то, что сделал свою работу? Не стоит.
Он вытаскивает свои инструменты и обследует меня… Когда он касается меня ладонью, я слегка выгибаюсь под его руками. Не слишком откровенно, но достаточно, чтобы он снова возбудился. Отвращение во мне растет, сердце колотится в груди, будто пытаясь разорвать грудную клетку, и в какой-то момент я пугаюсь, что свалюсь в обморок. Руки, и члены, и *гогот*, и безумные кричащие голоса… все закружилось в водовороте. Снова пришла тошнота, и я позволяю себе ощутить ее, погрузиться в нее. Мне необходимо сделать это до тошноты.
- Да, но ты мог обойтись со мной очень нехорошо, - мурлычу я, обнимая его пальцы. Поднимаю его кисть к лицу, облизываю указательный палец и беру его в рот. Он резко выдирает руку.
- Блэк, ты соображаешь, что делаешь? - его голос звучит очень неровно.
- Мне кажется, что вполне ясно, что именно я делаю.
Я соскальзываю со стола и позволяю ему посмотреть на меня. У меня болят все мышцы, но я опускаюсь перед ним на колени. Он вцепляется в край стола позади него, с силой, до побелевших костяшек. Я высвобождаю его член из-под складок мантии, и он не делает ни единого движения, чтобы меня остановить. Я поднимаю взгляд через покрывало волос… бля, прямо девственница на алтаре.
- Я выживаю.
Я облизываю его член, от основания до головки.
- Мне нужна помощь, чтобы выжить.
Обхватываю головку губами, слизывая прозрачную жидкость, заставляя себя не давиться от этого вкуса.
- Мне нужна еда. Время от времени врачебная помощь.
Я беру его в рот целиком, он упирается мне в горло.
- Мне нужно кое-что дополнительно.
Я сосу его член и чувствую, что он близок к разрядке.
- Взамен ты получишь это. Когда пожелаешь. Я хорошо умею это делать, правда?
Я играюсь с ним, пробегаясь по стволу члена самым кончиком языка. Он не может выдавить ни слова и толкается вперед, навстречу моему языку.
- Согласен?
Я почти отстраняюсь, истекающая влагой плоть почти касается моего лица.
- *Да*, я принесу тебе, что смогу.
Я соблазнительно улыбаюсь и заглатываю его снова. Меньше, чем через минуту он кончает мне в горло. Так легко и просто, что от этого тошнит.
Когда все кончается, я встаю с колен и сажусь обратно на стол.
- Понравилось?
Неуверенный кивок.
- Ты не отступишь от сделки?
- Нет.
Он заправляет обмякший член обратно в брюки.
- Сейчас я прикажу санитару принести тебе еду и воду. Позже я вернусь, и мы обсудим твои прочие потребности.
Уже выходя, он бросает через плечо:
- Умненький мальчик.
Когда закрывается дверь, я еле успеваю добежать до раковины, и меня рвет его спермой. Но я сделал это.
Я буду очень хорошей шлюхой.
Я выживу.
Конец
|