Примечание
авторов:
на фест по заявкам на сообществе OTP: James Potter/Sirius Black
Заявка №12: Джеймс случайно застает
во время секса братьев Блэков. Выговаривая Сириусу "Как ты мог!",
понимает, что сам его любит (или хочет)). Заканчивается всё бурной энцой.
От каменных стен Подземелий веет холодом, но сейчас
это даже приятно – запарился с этими щётками… Джеймс Поттер выходит из кабинета
Зельеварения в самом приятном расположении духа. Всё-таки толстяк Слагги не
законченный гад, хотя и слизеринец. Отработка вообще штука неприятная, а уж
отскребать кабинет и мыть пробирки на пару с Сопливусом – штука, неприятная
вдвойне. Вообще-то унылый уродец сам виноват – надо смотреть под ноги, когда
несёшь котёл, полный чуть не до краёв. Он не только опрокинул зелье и под
дружный хохот гриффиндорской половины класса приземлился в лужу сам, но ещё и
Джеймсу все ноги отдавил. Правда, тут же вскочил и швырнул в Поттера опустевшим
котлом, но Джеймс всё-таки не зря признан лучшим хогвартским игроком в квиддич
за последние сколько-то там лет – он увернулся, и котёл пролетел мимо.
Джеймс вразвалочку идёт по коридору. Он вспоминает,
как Снейп молча драил загаженный котёл, как злобно поблескивали из-под чёлки
паучьи глазки, как Слагхорн, подобно гигантскому шмелю, с басовитым гудением
вился вокруг, а сам Джеймс лениво тёр щёткой пузатый медный бок и так же лениво
трепался со стариком… "Что же, мистер Поттер, думаете, раз вы школьная
знаменитость, то вам всё позволено?" – "Не всё, конечно. Но многое.
Сэр." … Всё-таки с душком они, эти слизера. Вот Минни-полосатик в жизни не
позволила бы говорить с собой в таком снисходительном тоне, и плевать ей –
игрок ты квиддичный или русалочья королева, – а этот прямо соловьём разливается,
похоже, ему по нраву… Ладно, зато отпустил пораньше… Поттер выходит на залитый
солнцем двор и спрашивает у группы болтающих девчонок:
– Блэка не видели?
– На поле пошёл, – отвечает кто-то. Поттер
удивлённо присвистывает: он знает наверняка, что сегодня поле принадлежит
гадючнику… чего туда понесло Мягколапа? Стратегию изучать? Так ведь нет у этих
козлов никакой стратегии, одни дурные головы, да приёмчики грязные… Джеймс
рысцой добегает до поля, но там пусто – ни слизеров, ни Блэка. Нет его и на
трибунах, и даже под ними. На всякий случай Джеймс заглядывает в раздевалку,
однако и здесь его ждёт неудача. Что за хрень? Ладно, раз уж пришёл, надо
проверить, что там не так с Роджеровой метлой, обещал ведь…. Он подходит к
кривобокому сарайчику и, уже протянув ладонь к блестящей ручке, вдруг
застывает: из-за неплотно прикрытой двери слышен шорох, а потом что-то похожее
на стон.
Опа. Кого это разобрало здесь потискаться посреди
бела дня?
Джеймс тихо хмыкает, осторожно охватывает пальцами край двери, слегка
приподнимает – не дай Мерлин, скрипнет, рассохшаяся зараза. Потом заглядывает
внутрь, вдыхает удушливо-жаркий, пропитанный пылью воздух, шарит взглядом по
метловым стойкам и засыпанному мелким жёлтым песочком полу. Поначалу ничего не
разобрать: сквозь щелястые стенки сочатся солнечные лучи, и кажется, что всё
пространство сарая опутано раскалённой медной проволокой… а потом глаз
привыкает, и перед Джеймсом во всей красе предстаёт милующаяся парочка. И между
прочим, кое-кто из этой парочки ему отлично знаком.
…Рот Сириуса полуоткрыт, глаза блестят, словно он
надышался парами Феликса. Штаны спущены до самых ботинок, мантия расстёгнута, и
за золотой сеткой лучей Джеймс видит белый живот с узкой дорожкой волос и худые
дёргающиеся бёдра. Блэк дышит неровно и хрипло, временами сглатывая воздух с
негромким «о-оох»; одной рукой он закаменело вцепился в стену, а вот вторая
шевелится, вздрагивает нервно, лаская то чужой затылок, то плечо под знакомой
зелёной тканью… Ну ни хрена ж себе. Совсем спятил, псина, – а ведь недавно сам
же и ржал, говоря, что в жизни не свяжется со слизеринкой – у них, мол, зубы
ядовитые. Придурок.
Джеймс изумлённо смотрит на творящийся в сарае
беспредел. Интересно, каким же это образом Сириус развёл на отсос девчонку из
слизеринской команды? А бёдра Блэка всё движутся – с оттяжкой, раскачиваются,
будто в похабном танце, и, перебирая тёмные пряди, он стонет: «блядь, да, ещё,
ещё-оо, возьми его глубже, Регси, детка».
Остолбеневший Поттер вглядывается в обтянутую
зелёно-серебряной формой узкую спину, в шлем тяжёлых волос, покачивающихся в
такт движениям, и в голове у него вертится одна мысль: а Регины-то в гадючьей
команде и нету. Аннабелл есть… впрочем, у той Аннабелл такая рожа, что Пит в
крысином обличье отдыхает… Мэгенн ещё, Луиза… Может быть, Регина – это чьё-то
второе имя?..
И вдруг слизеринка привычно опускает руку между
ног, локоть её начинает быстро и недвусмысленно двигаться, и до Поттера
внезапно доходит, что на коленях перед Сириусом стоит совсем не девчонка, а
слизеринский ловец, и Блэк, продолжая самозабвенно вбиваться в его рот, снова
хрипит:
– Регси, оооо, Регси...
Всё это настолько дико, что не укладывается у
Джеймса в голове и он тупо думает – это что же… это… Регулус?!.
А потом Мягколап вскрикивает и кончает, сперма его
стекает по губам брата, и тот, покачнувшись, с тихим всхлипом кончает тоже и
прижимается лбом к влажному дрожащему животу Сириуса, и от этого чудовищного
зрелища кровь бросается Джеймсу в голову. Оглохнув от невыносимого ужаса и
стыда за то, чему стал свидетелем, он орёт:
– Блэк, да ты что, охуел?!
Собственный голос кажется чужим, и Поттер и сам не
знает, к которому из братьев обращается.
Блэки – почему-то сейчас Джеймс думает о них именно
так: Блэки, а не Сириус и Регулус, – дёргаются и поворачивают головы. Младший,
отвратительно торопливым, кошачьим движением облизнув с губ сперму, поднимается
с колен. Несколько секунд он стоит неподвижно, потом вдруг дёргает тощим плечом
и размеренной походочкой направляется к двери. Джеймс непроизвольно отступает
из сарая назад, к свежему ветру и запаху зацветающих лип, и Регулус – прямой,
словно метлу проглотил – проходит мимо него как мимо пустого места, на ходу
вытирая ладонью острый подбородок.
Поттер стоит столбом у сарая, чувствуя, как
припекает макушку майское солнце. За распахнутой дверью звякает пряжка ремня,
шуршит мантия – Мягколап одевается. Джеймс вдруг понимает, что сейчас он не
сможет смотреть на Сириуса, просто не сможет, и говорить с ним сейчас нельзя –
иначе это закончится очень и очень плохо. Он трясущимися руками срывает очки,
протирает запотевшие стёкла полой мантии и бросается к замку – бежит, не
разбирая дороги, и приходит в себя, только оказавшись в спальне. Валится на
постель, задёргивает полог, но воспоминания не оставляют его, и он беспокойно
вертится, раз за разом припоминая случившееся и накручивая себя, пока не
возвращаются из библиотеки Ремус с Питом. Отмахнувшись от растерянных «Где
Сириус?... Вы что – поссорились?!.», он ополаскивает лицо и следом за друзьями
спускается на ужин.
В Большом, как всегда, шумно и весело. Поттер
падает на стул и замечает, что справа от него – на обычное место Сириуса –
уселся Луни. Блэка не видно, зато его братец сидит со своими дружками и лениво
ковыряется в пироге с мясом и почками. Ещё бы… уже насытился, мразь.
Злобно усмехнувшись, Джеймс придвигает к себе тарелку и успевает ополовинить
её, когда с хаффлпаффского стола взлетает привычный фейерверк розовых сердечек
– восторженные соплюшки-третьекурсницы с Валентинова дня приветствуют героя
своих грёз специально выученным заклинанием – и рядом появляется Сириус.
Если Блэк и удивлён, увидев передислокацию за
гриффиндорским столом, то виду не подаёт, и спокойно садится на место Пита.
Луни и Хвост подавленно молчат – на их памяти это чуть ли не первая ссора
Джеймса и Сириуса с четвёртого курса, к тому же они не понимают, в чём дело, и
это пугает их ещё больше. Поттер молча ест, мечтая только об одном – вывести
скотину после ужина куда-нибудь подальше и высказать всё, что накипело. Он
яростно терзает вилкой овощи. Ах, ты…
– Слушай, Сохатый, чего это Рег на тебя уставился?
– шепчет Питер.
Джеймс поднимает голову и передёргивается:
действительно, сидящий за слизеринским столом Регулус смотрит на него в упор.
Горло перехватывает судорогой. По молчаливому уговору ни Поттер, ни остальные
Мародёры никогда не трогали младшего Блэка, но сейчас у Джеймса просто кулаки
чешутся от желания разукрасить эту надменную физиономию. Тяжёлый взгляд
Регулуса на несколько секунд обращается на брата, а потом вновь на Джеймса – он
липнет к лицу, словно нити паутины. Дождавшись, пока гадёныш отвернётся, Поттер
косится на Сириуса. Тот, опустив голову, возит вилкой в своей тарелке, топит в
густой подливке румяные ломтики картофеля. Чёрная чёлка свисает низко – глаз
под ней не разглядеть. Джеймс зло хватает куриную ножку – кажется, что тонкая
косточка сейчас переломится пополам… вот бы это была шея Регулуса.
Наконец, мелкий Блэк поднимается и выходит из зала.
Меньше чем через минуту Сириус отодвигает тарелку, торопливо вытирает салфеткой
тонкие пальцы.
– Ты же почти ничего не съел, Мягколап, –
вполголоса замечает Ремус, и Блэк кривится:
– Что-то не хочется. – Скрипит по паркету
отодвинутый стул, бумажный комочек плюхается в бурое озерцо подливки. – Парни,
я отойду… на полчасика. Вы потом куда?
– Мы с Питом в библиотеку – эссе-то не закончили, –
с готовностью отвечает Луни.
– Угу. Ладно, увидимся.
– Пока. Джей? Ты с нами?
Поттер медленно качает головой. Он видит, как
высокая, стройная фигура исчезает в дверях, и со злостью отшвыривает вилку.
Джеймс знает, знает, куда пошёл Сириус, и почему-то это невыразимо его бесит.
Спустя минуту он не выдерживает, скороговоркой бормочет какую-то чушь, хлопает
Рема по плечу и выскакивает из Большого зала – слава Мерлину, плащ-невидимка
при нём.
…Волшебная ткань накрывает его полупрозрачной
тенью, скрывая, растворяя в пустоте коридора гриффиндорскую мантию. Джеймс
бросается вперёд. Пол скользит, стелется под ноги, словно гладь раскатанной
ледяной дорожки, в ушах свистит ветер, «шурх-шурх» – выпевают подошвы ботинок. Разогнавшись,
он пробегает мимо ниши в стене и тут же тормозит, цепко, как охотящийся зверь,
вглядываясь в густую темноту. Мародёры изучили Замок вдоль и поперёк: Джеймс
знает, что там – маленький коридорчик, пустой, заброшенный, в котором можно
встретить разве что привидение или милующуюся парочку. Парочку. Он
неслышно вступает в узкую каменную кишку, крадётся вперёд, внимательно глядя
сквозь очки, – и уже через пару секунд обнаруживает то, что искал.
Братья Блэки стоят в самом конце коридорчика. Их
шёпот мягок, как шорох дождя, слова почти неразличимы: «Он…», слышит Джеймс. И
– «не бери в голову…». И – жгучим ударом по нервам – «Ре-еегси…», гортанно,
низко, тепло. Он вздрагивает. Отвалившийся от стены камешек, задетый носком
ботинка, с тихим стуком катится по полу. Братья тоже вздрагивают – как в
сарае, блядь, как в том проклятом сарае! – и одновременно обращают в
сторону Джеймса настороженные лица.
Разные. Такие разные – и в то же время похожие, словно
горошины из одного стручка. Одинаковые глаза – миндалевидные, с дегтярной
точкой зрачка в центре серебристо-серой радужки. Скулы – высокие и острые.
Чёрные волосы – только у младшего аккуратный пробор, светлеющий в полутьме
тонкой белой нитью, а у старшего на лоб спадают неровно подстриженные пряди.
Полные губы. И смотрят братья одинаково – напряжённо, выжидающе… Джеймс
задыхается от этого двойного взгляда. Он делает шаг вперёд и сбрасывает мантию.
У Регулуса вырывается тихий круглый звук: «О-ооп…» – будто лопнул
крошечный мыльный пузырь. А Сириус лишь слегка щурит глаза. Теперь выражение их
лиц разнится: слегка напуганное – у Регулуса, невозмутимое – у его брата, и всё
равно они похожи... и чужие, совсем чужие Джеймсу, отстранённые, холодные – два
недвижимых мраморных изваяния. Почему-то это больно – как в детстве, когда
падаешь с разбегу на садовую дорожку и до крови обдираешь ладони о гравий, а
потом боли становится слишком много, и она превращается в ярость – перетекает,
будто горячий кофе из джезвы в чашку. Джеймс захлёбывается, сжимает кулаки, но
тут Сириус делает бровью неуловимое движение, и, повинуясь этому движению,
Регулус торопливо направляется к выходу. Сириус идёт за братом. Изогнувшись,
словно танцор, он проскальзывает мимо разъярённого Джеймса – и исчезает из
виду.
Поттер вылетает в коридор следом за ними. Обед уже
закончился, он с трудом пробирается сквозь гущу студентов, распихивает их
локтями, выискивая среди пестроты голов знакомый темноволосый затылок. Но Блэка
уже нет – ушёл… ушёл, скотина, дрянь, сучка! Джеймс мчится по коридору,
как безумный, он рявкает пароль таким голосом, что Полная Дама подпрыгивает на
месте и обиженно надувает губы. Поттер, вихрем пролетев гостиную, вбегает в
спальню. Дверь за его спиной захлопывается с клацаньем драконьих клыков.
В первый момент спальня кажется Джеймсу пустой, но
вскоре он замечает, как оттопырилась портьера. Пушистый бархат отлетает в
сторону. Сидящий на подоконнике Сириус не вздрагивает, даже не открывает рта –
только смотрит неподвижно из узкого проёма между прозрачным стеклом и складками
тёмно-красной ткани, – будто кукла из нарядной коробки.
– Как ты мог, Мягколап? – тихо спрашивает Джеймс, и
чувствует с отвращением, что голос его мелко подрагивает. Он ищёт на точёном
смуглом лице хоть каплю раскаяния или стыда, но взгляд Блэка спокоен и... и
что-то ещё в нём есть, непонятное, неуверенное – будто не знает, чего ждать, но
сквозь это ожидание проглядывает лёгкий испуг. Это окончательно выводит Поттера
из себя. Бешенство подступает к самому горлу, бурлит, вырывается наружу
клокочущим:
– Ты что творишь, сволочь?!
Ни звука в ответ. Молчание Сириуса и запах страха,
который становится всё явственней, только распаляет Джеймса, и тот выплёвывает
слова, словно змея – яд:
– Ты, мудак! Шлюха! Извращенец! Гадина чокнутая,
ненавижу! Ты хоть понимаешь, что произошло, тварь?! Отвечай! Он же твой брат!
Но губы Блэка по-прежнему плотно сжаты, а глаза
неожиданно теряют сосредоточенность. Теперь они смотрят сквозь Джеймса – и тот
вдруг замирает от ужасной мысли: Сириус не видит его лица, а видит другое –
так похожее на своё собственное… Ярость сжимается внутри огромной стальной
пружиной, и тут же распрямляется стремительно и упруго – вместе с безжалостным
ударом кулака. Блэк стукается затылком о камень, из нижней губы густо, как
тёмный гранатовый сок, брызгают кровавые капли. Поттер вдруг вспоминает, как
другие капли стекали из приоткрытого рта Регулуса… и, рванув Блэка за воротник,
стаскивает с подоконника.
– Педик ты грёбаный, что он ещё с тобой делал?!
Он валит Сириуса на пол, и со взрывом какого-то
яростного веселья, понимает, что взгляд того наконец потерял безразличие – в
глубине серебристых глаз муаровые переливы страха. Уже почти не помня себя,
Джеймс запускает руку под мантию Блэка, рыча, дёргает ремень, обдирает пальцы о
край пряжки, вскрикивает от жалящей боли и окончательно сатанеет. Ломает
молнию, рывками стягивает вниз штаны Сириуса, и тот вдруг словно просыпается,
пытается встать, но Джеймс уже просовывает ладонь под тёплый, нагретый телом
хлопок узких трусов, и стискивает влажный член. Охнувший Блэк дёргается всем
телом и вырывается. Поттер склоняется к нему низко-низко, почти касаясь лица, и
шипит:
– Он тебя и трахал, наверное?!
– Нет… – быстро отвечает Сириус, – нет…
– Не ври, сука! Не смей мне врать!! – Джеймс
разжимает пальцы – только для того, чтобы задействовать обе руки – он молотит
Блэка по лицу, по груди, обдирая костяшки о металл пуговиц. Сириус,
сопротивляясь, бьётся под ним, как зверь в капкане, и тоже пускает в ход
кулаки. Они ворочаются на полу, перекатываясь друг на друга, яростно рычат и
стонут от ненависти, вокруг всё гудит от выплесков магии, и краем сознания
Поттер понимает, что их могут услышать из гостиной. Он стремительно переворачивает
Блэка и заламывает ему руку за спину, почти наслаждаясь вырвавшимися у того
воплями и бешеным матом. Наконец удаётся вытащить из-за пояса брюк палочку и
наложить на спальню защиту. Потом он отпускает Сириуса… и вздрагивает. В глаза
словно кипящим молоком плеснуло – между краем задравшейся мантии и спущенных
штанов ослепительно белеют тугие ягодицы.
Руки сами собой обхватывают их – гладкость под
ладонями обжигает, растекается по всему телу, кружит голову, наливает горячей
тяжестью яйца. Поттер нагибается, прикусывает зубами круглый лоснящийся бугорок
над копчиком. Сириус в панике дёргается. Джеймс ощущает знакомую щекотку магии
и понимает – тот сейчас сменит форму. Поттер сильнее Блэка, но против
перепуганного, остервенело огрызающегося кобеля размером с телёнка шансов у
него нет, так что он всем телом придавливает бьющегося Сириуса к полу, и, с
трудом удерживая, шипит ему в ухо:
– Только попробуй… только попробуй перекинуться…
задавлю, сволочь!.. Тварь! Ебаться захотел? Ну так я тебя сейчас выебу!
Он сам не знает, почему с губ сорвались эти слова,
но Блэк на мгновение прекращает сопротивляться – и этого мгновения Поттеру
хватает, чтобы расстегнуть штаны и вытащить стоящий колом член.
…Джеймс совершенно неопытен – но, повинуясь
инстинктам, тычется головкой в желтоватую, как слоновая кость, ложбинку, в
узкую розовую лунку ануса. Сириус яростно вскрикивает, и, хотя перед глазами
всё плывёт от возбуждения, Поттер понимает, что поспешил. Он сплёвывает на
пальцы, растирает слюну по члену, руки дрожат и затуманенную голову обморочно
тянет вниз. Блэк что-то хрипит, выгибается под ним, шарит по полу. Джеймс с
трудом заставляет себя притормозить:
– Ну, что ещё?
– Сохатый, сука!.. больно же!.. чары…
Поттер судорожно пытается понять, о чём говорит
Сириус, но потом до него доходит, и он с бешеным восторгом хватает палочку:
– Хер тебе, а не чары! Accio полировка для метлы!
Позабытый вчера под кроватью флакон падает ему в
ладонь, скрипит свинченная крышка, и пахнущая мёдом и оливками масса густо
обволакивает пальцы. Джеймс грубо лезет ими в задницу Сириуса, тот вопит и
зажимается, дёргаясь от боли:
– Блядь! Очищающее, кретин!..
А-ааа, совсем забыл, а ведь это ж не девка… Блэк вскрикивает ещё раз
– теперь низко и протяжно, но Джеймс его уже не слышит: он разводит липкими
руками круглые ягодицы, упирается членом в горячую дырку, ахает, засаживает
глубоко, до упора, и плевать на крик, попытки вырваться, ругательства и
зубовный скрежет. Его живот громко и похабно шлёпается о задницу Сириуса, член
сжат плотно, как в кулаке, но это лучше, много лучше чем кулак, чем щекочущие
душевые струи, чем рот кудрявой гриффиндорской оторвы Венди Бишоп… Блэк
отвечает каждому толчку коротким стоном, его пальцы скребут по полу, длинные
волосы рассыпаются по дубовым паркетинам. Джеймс хватается за них, оттягивая
голову Сириуса назад, и чувствует, что вот сейчас… сейчас… сейча-аас… Оргазм
сводит судорогой всё тело – от затылка до кончиков пальцев ног.
Блэк скулит, пытается вывернуться из-под него, но
Джеймс с силой разворачивает его к себе, прижимает, оглаживая ладонями дрожащее
разгорячённое тело, жадно целует всё, что только можно – лоб, щёки, волосы,
взмокшую шею... Сириус вздрагивает, смотрит на него исподлобья, и Поттер вдруг
ощущает, как тот тянется к нему – всем своим существом, будто пёс – непослушный
пёс, наказанный хозяином, и теперь ждущий ласки… Он приникает к губам Блэка,
те, дрогнув, раскрываются с какой-то доверчивой покорностью, и в этот момент
Джеймс Поттер окончательно понимает, что не отдаст Блэка. Никому и никогда. Он
приподнимает подбородок Сириуса, смотрит ему в лицо… и тот вдруг, глядя ему в
глаза, хрипло произносит:
– Твою мать, Сохатый, какого чёрта?..
– Заткнись.
Брови Сириуса съезжаются на переносице, но Джеймс
снова целует его, целует, как не целовал никого. Вылизывает гладкие зубы,
влажный тёплый язык... прикусывает, сосёт и не может оторваться. Поглаживает
пальцами мягкую кожу в ямках над ключицами, тонкие брови, скулы… потому что
знает – теперь можно. Теперь всё это принадлежит ему. Ему.
– Слушай. После экзаменов… если мамаша опять
вздумает над тобой измываться… плюнь на неё и перебирайся к нам. Ко мне.
– А родители? – помолчав, спрашивает Блэк.
– Слова не скажут. Мать всегда горевала, что у меня
нет братьев – вот и будет ей готовый.
Он скользит ладонью под затылок Сириуса и
обхватывает пальцами шею, сжимая кожу чуть сильней, чем это требовала бы
обычная ласка… Блэк отводит взгляд, и в воздухе повисает беззвучное: «А как же
Регулус?»
Лицо Джеймса каменеет.
– Не смей, Мягколап. Я пальцем его не трону, но ты…
не смей.
И Сириус медленно опускает ресницы и молча
утыкается лбом в плечо Джеймса.
…Далеко внизу, на краю квиддичного поля, тоскливо
поскрипывает на ветру дверь опустевшего сарайчика.