Если перекинуться, то Блэк получает почти все.

И руку на загривке, и почесывание за ухом, и поглаживание живота.
Гарри чуть стесняется мужчину, но не боится собаки, и Блэк перегрызет глотку тому, кто подумает что-то дурное. Это позволено только ему, сейчас, когда он валяется на полу, слабо колотя хвостом по свежевыбитому узорчатому ковру гостиной. Гарри – рядом, вокруг него, валяется тут же, чешет ему живот, волосы взлохмачены, глаза горят – их двое в нем, двое, Блэк слушает, смотрит и упивается своим черно-белым миром, который – только Гарри.
Он готов оставаться псом всегда, можно даже, не псом, можно – мягкой игрушкой, хоть плюшевым зайцем, а если Гарри надоест, как надоедают детям старые потрепанные любимцы – значит, так и будет.

Загнанных плюшевых зайцев ведь пристреливают, не так ли?