Примечание: для Маграт, которая любит ангст. Дорогая, надеюсь, это хоть немного похоже на то, что тебе хотелось...
Оплывшие ноги ступают по потёртому дубовому паркету тяжело, но почти бесшумно. Спасибо Артуру: тёплые удобные тапочки в виде синих длинноухих зайцев мягки и удобны – магглы всё же могут изготавливать приличные вещи. И пусть близнецы смеются над забавными добродушными мордочками, зато вечером, когда на Гриммаулд-плейс наконец-то наступает сонная тишина, Молли может беззвучно пройтись по всему дому, чтобы убедиться в прочности Охранных Чар и отсутствии беспорядка. Она понимает, что это просто нервное, но никак не может успокоиться, прежде чем не проверит всё лично. Сейчас никому нельзя доверять.
Старая лестница чуть слышно поскрипывает под её шагами. На третьем этаже всё тихо - дети спят, слава Мерлину. Мальчики умаялись… Фред с Джорджем весь день проторчали на кухне – она заставила их чистить котлы со сковородками… только так можно отвлечь близнецов от обследования этого проклятого дома. Рон с Гарри занимались разборкой всякой дряни в шкафах. В их комнату она только заглянула – сын раскинулся на кровати, широко разбросав руки, а Гарри вообще не было видно - он свернулся под одеялом в клубок, так, что в слабом свете Люмоса различался только бесформенный холмик... И девочки спят. Молли бесшумно вздыхает – Джинни опять плакала вечером в спальне, тихонько, забившись в уголок кровати, горестно подвывая в подушку. Ничего, малышка, ничего. Ты у меня будешь красавицей – уж это я тебе обещаю. А ума женщинам рода Прюэттов не занимать. Ты ещё получишь, то, что тебе нужно. Надо только подождать… а ждать я тебя научу, клянусь Морганой. И ещё кое-чему научу… Проклятая старая сука Мюриэль, твоя диадема ещё украсит собой рыжеволосую головку будущей миссис Поттер, или я не Молли Уизли.
Она заглядывает в тёмную гостиную и, убедившись в отсутствии посторонних, осторожно захлопывает тяжёлую дверь. Второй этаж в порядке. Неожиданно её мысли возвращаются назад – к третьему. Только бы этот гиппогрифф не вырвался на свободу из спальни мамаши Блэк – сколько раз уже она просила Сириуса убрать тварь из дому… бесполезно. Этот эгоист думает только о себе. Надо будет при случае поговорить с Альбусом… возможно, он сумеет убедить его в том, что животное действительно опасно.
Длинный коридор на первом этаже пуст, потёртый ковёр на полу поглощает тихий шорох её шагов. Покосившиеся портреты провожают Молли хмурыми, усталыми взглядами, слабо, будто умирающие змеи, шипят старинные газовые рожки на потёртых стенах. Уже почти всё – осталась только кухня, и можно будет улечься в постель, под тёплый бок влажно сопящего Артура. И уснуть, наконец. И всю ночь видеть во сне их: лица, лица, лица… Перси. Билли. Чарли. Джордж… или Фред? Она вечно их путает, ещё с колыбели. Рон. И Артур. И Джинни… А когда за окном взойдёт бледное лондонское солнце, встать, собрать в небрежный узел седеющие волосы, торопливо наложить на себя Очищающие – у неё уже всё лицо в морщинах, но она привыкла к Чарам, так трудно по утрам урвать время на умывание - и вновь спуститься на кухню, где всё начнётся сначала. Чай, овсянка, тосты… То же самое, что и в Норе – с той лишь разницей, что в этом доме ей приходится обслуживать на несколько человек больше. Но кого это, в сущности, волнует? Молли тщательно проверяет Охранные заклятия, облегчённо вздыхает и уже разворачивается к лестнице, ведущей в подвал, как вдруг её взгляд падает на дверь малой гостиной. Она замирает и напрягается. Что за чертовщина?
Дверь слегка приоткрыта. Но этого не может быть – она лично закрывала её сегодня вечером, когда шуганула оттуда гнусного воришку Мундугуса (можно быть уверенной в том, что мерзавец опять вынес под полой какой-нибудь ценный артефакт). Молли выхватывает из кармана палочку и давит в зародыше желание немедленно разбудить Люпина – в конце концов, это будет смешно – взрослая опытная волшебница не может справится с боггартом. А там точно боггарт – она уверена в этом. Молли бесшумно семенит по коридору на цыпочках, и мордочки синих зайцев морщатся, будто от обиды. Ничего. Она быстро уберёт проклятую нежить и не будет никого беспокоить. Лучше всё сделать самой – так надёжнее.
Когда Молли осторожно заглядывает в гостиную, первая мысль, возникшая у неё в голове: «Какой странный боггарт. Двойной. Так разве бывает?»
И только спустя пару секунд она понимает, что никакой это не боггарт.
…Они стоят у стены невдалеке от входа. Они не замечают её – они не замечают ничего вокруг. Ладони Блэка – узкие, с длинными смуглыми пальцами – лежат на худых плечах его крестника. Гарри смотрит ему в лицо… Молли начинает трясти – в тусклом свете Люмоса, струящемся из воткнутой в стенной зажим палочки, глаза мальчика почти не видны – линзы уродливых круглых очков запотели, как оконные стёкла от печного жара. Но когда Сириус Блэк осторожно, нежно снимает с Гарри очки и откладывает их на стоящее рядом продавленное кресло, яростная зелень этих глаз может поспорить с блеском каминного пламени. Молли судорожно прижимает ладонь ко рту. Две фигуры – худощавая, мальчишеская, и стройная, мужская, приближаются друг к другу, сливаются воедино. Звук поцелуя болезненно колет её в самое сердце. Руки Блэка скользят по бокам Гарри – властно, уверенно, до ужаса привычно. Он медленно опускается на колени у ног мальчика и – окаменевшая Молли не может даже вздохнуть – в тишине комнаты чуть слышно взвизгивает расстегиваемая молния. Мешковатые джинсы сползают вниз вместе с мягким хлопком трусов. Пальцы Блэка нежно ласкают худые юношеские бёдра, поднимаются выше и обхватывают ягодицы. Гарри вздрагивает, стонет отрывисто и резко подаётся вперёд. - Си-иириус… - это и просьба, и приказ одновременно, слабая жалоба и горячее желание… Блэк приникает лицом к паху Гарри. Его длинные волосы стекают по бёдрам крестника, как тяжёлые струи нефти. Мальчик резко вздёргивает подбородок, стискивает чёрные пряди в кулаках, его скулы темнеют от прилившей крови. Глаза закатываются, и на лице появляется выражение почти детского восторга – голова его крёстного начинает ритмично двигаться – взад-вперёд… взад-вперёд…
Молли давится затхлым воздухом. Её руки тяжелеют, безвольно падают вдоль тела, и в дрожащем мерцании ослабевшего Люмоса мордочки синих зайцев искажаются, превращаясь в уродливые гротескные маски неведомых чудовищ… Слабый свет из гостиной жалит прямо в глаза, подобно неистовому лучу маггловского прожектора…. Сердце сминается в крохотный комочек, который трепещет внутри, словно перепуганный клубкопух… Вокруг всё плывёт… размывается, рассыпается на массу знакомых лиц… в ушах звучат давно умолкшие голоса… «У вас плохие сосуды, мисс Прюэтт, вы склонны к синкопальным состояниям…», - хмурится старый семейный колдомедик. «Мы вылечим твоё сердечко, сестрёнка, просто кушай побольше яблок!», - звонко смеётся рыжеголовый Гидеон. «Ты уже совсем большая девочка, Молли, тебе нужно поберечься, дорогая», - нежно шепчет мама.
Молли судорожно сжимает кулаки. Несколько раз глубоко выдыхает, прогоняя непрошенных призраков, и широко открывает рот, чтобы воплем прекратить ту мерзость, что творится прямо перед её носом. Но в этот момент взгляд её падает на Гарри… на его ладони, нежно скользящие по глади чёрных волос… и внезапно перед мысленным взором появляется ещё одно лицо. Нежное, прелестное личико в обрамлении густых рыжих кудрей – слабое золото веснушек, вздёрнутый носик, яркие карие глаза. Розовые губы неожиданно плотно сжимаются, в глазах появляется острое, цепкое выражение… И Молли Уизли бесшумно отступает назад, в полутьму коридора.
Она разворачивается и торопливо спускается в подвал. Кухонная тьма щерится на неё острыми зубами сверкающих ножей и начищенных сковородок, за плинтусами слышится липкий шорох неведомых ползучих тварей…. Но Молли плевать – теперь ей уже ничего не страшно. Она подходит к невзрачной маленькой дверце рядом кладовкой, распахивает её и ныряет внутрь. - Люмос. Подрагивающий голубоватый свет озаряет огромный старинный котел и гнездо из вонючих тряпок под змеями отопительных труб. Поскользнувшись на полураздавленной сырной корке, едва не упав, и громко помянув Мерлиновы подштанники, она подбирается к мерзкой груде хлама поближе и опускается на колени. - Я знаю, ты здесь. Выходи.
В грязной куче бумаг и сальных тряпок раздаётся шуршание и потрескивание, словно в паучьем гнезде. Ведьма молча стоит на коленях и терпеливо ждёт. Через несколько секунд сквозь шорох пробивается негромкое злобное бормотание:
- Предательница крови… гнусное рыжее отродье… как смеет она беспоко…
- Заткнись, - чеканит Молли Уизли, бывшая мисс Прюэтт, и бормотание стихает, словно под Силенцио, ибо звонкий резкий голос налит раскалённым металлом – точно таким голосом её покойный брат, аврор Фабиан Прюэтт произносил «Круцио!» - Заткнись, и иди сюда.
Домовик выбирается наружу и настороженно смотрит на неё. Полумрак кухни съедает пухлость щек, призрачный голубоватый свет чётко обрисовывает заострившийся подбородок и фамильные широкие скулы Молли, её зрачки расползаются по радужке огромными чёрными кляксами, и впервые в жизни старый эльф замечает в этом лице болезненное сходство с портретами в коридоре – наследие неистовой крови Блэков. Он глубоко вздыхает и непроизвольно тянется вперёд. Молли Уизли склоняется к нему и шепчет:
- Слушай меня внимательно, Кричер. Нам нужно поговорить.