Коул не приходит больше, и ничто не мешает существованию этой параллельной ночной реальности.
- ...А после твоей смерти Дом признал Тонкс как наследницу... никто этого не ожидал... не вызывать же было, в самом деле, Нарциссу или Беллатрикс...
- ...А Чарли погиб... Пожиратели добрались до драконов, и те подняли бунт... много волшебников погибло... из тех, кто с драконами работал...
- ...А Рон так переживал, когда Гермиона его бросила... но ей, действительно, лучше с Шимусом...

Он не вспоминает ночью о том, что Гермионы и Шимуса больше нет, в ночной реальности все живы и счастливы, и Гарри тоже - почти счастлив.

- ...А Слизерин, как всегда играл грязно, и сбили Рона... представляешь, сбили вратаря...
- Ох!
Сперма обжигает его разодранную плоть.
Рука Сириуса ложится на его затылок. Не удар, просто несильное движение, чтобы прижать лицо к подушке, а когда он поднимается - Блэка уже нет в камере.
Гарри садится, раздвигает ноги и смотрит на белесую вязкую субстанцию, вытекающую из него на матрас. Иногда он вытирается сразу. Иногда - подхватывает сперму Сириуса пальцами и пытается этой перепачканной рукой возбудить себя. Бесполезно. Каждый раз бесполезно. Ему не восемнадцать лет, а сто, наверное. И только в эти минуты ему жалко себя.

- Вот оно как, - говорит Коул, внимательно глядя на серую стену. - Вот оно как...
Смотритель открывает окно и выпускает ленивую министерскую сову в ослепительный июльский полдень.
Потом разглаживает принесенный ею свиток, оставляет его на столе.
- Ты понял? - спрашивает он и выходит из кабинета.

- Спокойной ночи, Поттер, приятных сновидений, - Коул разглядывает сидящего на кровати заключенного. Правда, что ли, герой? Или Азкабан ошибся, но он не может ошибиться - в принципе. Парень спокоен, никаких истерик, никаких "я не виноват!" или "пожалуйста, заберите, выпустите меня отсюда!" - сидит с закрытыми глазами и улыбается. И непохоже на то, чтобы он сошел с ума, хотя да, здесь такое часто случается...
- Спокойной ночи, мистер Коул.
Даже не смешно, как повторяется в его жизни одно и то же событие. День рождения, конечно, празднуют все, но только у Поттера почти никогда не получалось отметить его по-человечески. Сейчас он вспоминает своё одиннадцатилетие, когда в халупу, где прятались Дурсли, и прятали его, Гарри, ворвался Хагрид.
Он водит пальцем по стене, выписывая на камнях "С днем рождения, Гарри!", совсем как тогда, на пыльном полу. Он не хочет, чтобы сегодня приходил Сириус. Не сегодня, пожалуйста. Дай мне встретить мои девятнадцать лет одному, Азкабан. Не мучай меня, это очень больно - видеть и ощущать его ...таким. Я привык, я выдержу, но только - завтра. Не сегодня. Пожалуйста.
...Но глаза закрываются сами собой, а это означает только одно: Гарри снимает очки, прячет их под подушку, развязывает шнурок на штанах и ложится на живот.
Шорох, и знакомое ощущение второго тела на кровати. Сейчас Сириус рванет его за бедра вверх, и стянет штаны – до колен, ему больше и не надо, и все будет как обычно. Только не сегодня. Гарри готов заплакать.
Но внезапно рука проезжает по его спине вверх и ерошит волосы, и тихий голос произносит …произносит?!
- Гарри, прости меня… Гарри…
Это - последняя капля. Он съеживается и утыкается в тощую, изученную до последней ниточки на наволочке, подушку, захлебываясь слезами.
Его осторожно поднимают и переворачивают, и это – Сириус. Это - тоже Сириус, только такой, каким Гарри увидел его в первый раз – в Визжащей Хижине.
…Худой. Измученный. Старый, он выглядит очень старым, вокруг глаз – морщинки, и между бровями, на переносице, и глаза, кажется, чуть выцвели, и его так жалко, так жалко – сил нет, Гарри утыкается в его плечо. Там отчетливо прощупывается кость, и нет больше литой твердой мышцы, кажется, плоти вообще нет.
- Ой, - рыдает Гарри, - ой, Сириус, это ты…
- Я, я, Гарри… ну же, успокойся… - Сириус гладит его по спине, проводит пальцами по позвоночнику, и позвоночник плавится от этих прикосновений, потом аккуратно отводит голову Гарри от плеча и начинает вытирать слезы, которые льются сами собой – как заговоренные.
Гарри знал, знал! Этого не могло быть, но лучше он все-таки уточнит:
- Сириус… значит до этого… это был не ты?
Блэк замирает на минуту.
- Нет, Гарри. Это тоже был я. Только давай об этом потом? С днем рождения, Гарри.
И Сириус целует его. У него сухие и жесткие губы, а язык теплый. И этот язык осторожно скользит по гарриным губам, и дальше – в рот, и это очень приятно, когда тебя целуют – вот так, нежно, такими легкими касаниями, что их и не ощущаешь вроде, но каждый раз, когда их языки встречаются, по телу пробегает дрожь.
А еще у Сириуса большие и теплые ладони, твердые, но так приятно чувствовать их и на груди, и на лопатках, и на шее. И там, внизу, на члене, тоже. Гарри боится дышать, боится вспугнуть это наваждение, он просто следует за руками Блэка, прилипает к ним, вплавляется в них кожей, а Сириус медленно раздевает его и укладывает на спину, на спину, а не на живот! - ладони сменяются языком, который тоже умел и ласков, и теплым ртом, в который Гарри погружается целиком, и больше не может сдерживаться, судорожно вцепляясь в сириусовские волосы, пытаясь оказаться как можно глубже, прогибаясь навстречу рту, и руки Сириуса помогают ему, проскальзывая на поясницу и приподнимая, отрывая его от кровати. И Гарри кажется, что он взлетает, и перед глазами, действительно, мелькает что-то вроде звезд, и он плачет, и изливается, бесконечно долго, повторяя несуразное «ой-ой-ой».
Когда он открывает глаза, Сириус по-прежнему одетый, непривычно одетый, сидит рядом.
Конечно, он должен сделать это.
- Давай, Сириус. Трахни меня, – говорит Гарри.
- Нет.
- Черт, Сириус, ты делаешь это уже почти два месяца. В чем проблема?
- Тебе будет больно. Я не хочу.
- Больно?! Сириус, я перетерплю что угодно, ты до сих пор не понял?
Сириус не двигается. Тогда Гарри сам начинает раздевать его. Мерлин, какой же он худой! Гарри понимает, что нужно что-то срочно делать, иначе он опять начнет плакать, а это так глупо…сегодня.
Он просто повторяет сириусовские движения – получается, что он так хорошо их запомнил? Или слишком часто представлял это себе? Сириус еще пытается отодвинуться, но Гарри отчаянно запускает руку в его штаны, и в его ладонь тут же упирается возбужденный член, и это так…так правильно.
И тут Блэк сдается. Нет соблазнительных плавных-текучих движений молодого Сириуса, этот раздевается рывками, Гарри пытается помочь ему, потому что где-то внутри, в животе и ниже, все опять сводит от желания, они запутываются в широких рукавах рубахи, потом Сириус, приподнявшись, стягивает штаны, и обнимает Гарри за талию.
- Черт. Подожди. Смазка…
Гарри ныряет вниз, к сириусовским бедрам, темные завитки волос щекочут ему нос, он быстро облизывает член и поднимает голову.
- Давай.
- Я… постараюсь… осторожно…
- Да не старайся ты!
Но Сириус действительно входит медленно, и боли, как ни странно, почти нет, и с первым же движением он задевает…Гарри еще может сообразить, что это, вероятно, и есть та самая злокозненная, потерянная им, простата, а потом возбуждение накрывает его с головой.
Вряд ли это так красиво, как описывают в книгах, все равно словами эти рваные, иногда ритмичные движения, не описать, потому что они вцепляются друг в друга, и Сириус шепчет, останавливаясь только когда Гарри целует его :
- мальчик-мой-мальчик-гарри-прости-мальчик-гарри…
А Гарри смеется. Приподнимается-опускается, прижимается к Сириусу еще теснее. И смеется. Это потрясающий день рождения. Лучший в его жизни.

Сириус сидит на полу, а Гарри лежит на кровати в своей уже привычной позе – на животе, и их лица совсем близко…
- …мы все остаемся здесь, Гарри. Тот, кто умер, тот, кто выжил – все. Здесь остается…частичка нас, и она-то прикована к Азкабану навсегда.
- Все? И Снейп? И Малфой? И Крауч? И Беллатрикс?
- Да. Но мы не видим друг друга… Просто знаем, что вокруг много других… узников. И он перемещает нас как кубики, играет нами… или просто наблюдает.
- А ты до меня приходил еще к кому-нибудь?
- Да. Меня… отправляли… к Снейпу. Когда он сидел здесь.
Сириус видит как удивленно ползет вверх гаррина бровь и смеется:
- Нет. Не то, что ты подумал. Просто попугать – что-то из школьных лет. Но к Снейпу он тоже подбирался долго – почти столько же, сколько к тебе.
- Снейп говорил мне о… холоде.
- Значит, он взял его на этом.
- А что видел ты? Ну, пока сидел.
- Джеймса. Мародеров. Все наши проделки. Но каждый раз все заканчивалось Годриковой Лощиной.
- Ох…
- Согласен, хреново. Прости меня, Гарри. Я не знаю, почему он придумал для тебя такое. Не знаю, зачем он делал меня молодым – как в первый день заключения. Его невозможно понять. Проанализировать. Он любит так… играть – иррационально и жестоко.
- Это, на самом деле, вполне объяснимо, Сириус.
- Что?
- Почему он отправил тебя – ко мне.
- …
- Потому что я думал о тебе. Потому что я хотел вернуть тебя. Потому что…
- Ш-ш-ш-ш…, - пальцы Сириуса накрывают его губы. – Не надо.
Гарри вздыхает в сириусовскую руку, а потом спрашивает:
- А почему ты сегодня такой?
- О! Это тоже его штучки. Раз в год он дает нам выходной. На сутки. Просто ты становишься свободным. Ну, насколько можно быть свободным… здесь. Бродишь по замку, можно с Коулом поговорить… я у него сигареты беру… и сижу на крыше. Но сегодня – я бы сошел с ума, если бы не пришел к тебе. Не извинился. Не попытался объяс…
- Ш-ш-ш-ш...,- теперь Гарри заставляет Сириуса замолчать.
- Только почему он отпустил тебя сегодня?
- Может быть, из-за твоего дня рождения? Хотя на него непохоже.
Гарри тянет его на кровать.
- Просто полежи со мной рядом, Сириус. Просто полежи.
Это невыносимо – уткнуться в его ключицу, кровать слишком узка для двоих, они лежат на боку, лицом друг к другу, не разговаривают, не целуются, просто лежат и молчат.
- Я люблю тебя, Сириус… Я так тебя люблю…, - шепчет Гарри, борясь со сном.

- Мистер Поттер! Мистер Поттер!
Это – не Коул. То есть, Коул тоже здесь, в официальной мантии, сдержан и скромен. Но еще куча людей, заполнивших коридор. Слишком шумно. Слишком много народа.
И Сириуса нет рядом.
- Мистер Поттер, вы свободны.
- Что???!!!
- Коул, вы что, не сообщили мистеру Поттеру?
- Ваша сова прилетела поздно. Я решил – пусть поспит нормально, а с утра и обрадуем.
Коул нагло смотрит прямо в глаза Гарри. Смотрит – словно пытается отыскать что-то в его зеленых испуганных глазах.
- Это весьма символично, мистер Поттер, что вы освобождаетесь в день своего рождения.
- То есть, - постепенно доходит до Гарри, - вы нашли убийцу
- Э-э-э…не совсем. Он покончил с собой. Это ваш друг, Рон Уизли.
- Рон?!?! Но он же пришел в коттедж после меня …
- Он не пришел, а вернулся. Мистер Поттер, мы же можем выяснить все обстоятельства не здесь? В Министерстве, например. Коул!
Смотритель дотрагивается до решетки, и она растворяется в воздухе.
- Прошу вас, мистер Поттер. Нам еще надо обсудить вопрос компенсации…. Палочку вам тоже возвратят в Министерстве…
Гарри, как во сне, выходит из камеры, идет по коридору, у дверей обнаруживается, что он уже в обычной своей одежде. Тюремного балахона, пахнущего Сириусом, хранящего тепло Сириуса, больше нет.
И у Гарри что-то обрывается внутри.
Его везут на лодке через озеро, а на дальнем берегу стоят Люпин и Тонкс, и машут ему руками.
Он, спотыкаясь, вылезает на землю.
Ремус целует его, и Тонкс тоже, и говорят какие-то непонятные слова, но до него все доходит как сквозь вату.
Гарри поворачивается к озеру – Азкабан переливается черным и серым, у дверей стоит человек в майке и время от времени подносит руку к губам – курит, наверное.
- Гарри, все кончилось. Гарри, ты снова с нами. Гарри, ты как? Гарри, столько всего случилось…
А наверху, на плоской крыше, окруженной острыми зубцами, ветер треплет чьи-то длинные черные волосы. Не видно ни лица, не фигуры, только темные пряди мелькают над камнями.
- Сириус, - Гарри говорит это почти беззвучно, только губы шевелятся, - Сириус… я хочу к тебе… я хочу обратно…
- Что ты говоришь, Гарри? – переспрашивает его Люпин.

А вот Коул прекрасно слышит этот шепот.
Он поворачивается к дверям и, прежде чем шагнуть внутрь, проводит рукой по гладкой, чуть мерцающей стене.
- Молодец. Ты его сделал.
И камень довольно вздрагивает под пальцами смотрителя.

The end