Вечер, плавно переходящий в ночь. Снег. За окнами непривычно светло. Дети долго не ложатся сегодня. В доме шум, возня, суета. Странно, что они до сих пор не разбудили портрет.

Я сижу в комнате Рема. Он выпил своё лекарство и спит. Реми. Если я потеряю и его тоже… Лунатик, почему я не умею с собой справиться, когда дело касается тебя? Всего лишь простуда. Всего лишь Снэйп. Что такого? И, разумеется, Молли даже не думает делать мне что-нибудь назло. Она просто хочет, чтобы с Гарри всё было в порядке.

После ужина Молли напоила Билла успокоительным, и сейчас, я думаю, он тоже спит. "Бедняжка, он столько работает!" Работает… Ну да. Два часа назад он истерически рыдал, цепляясь за меня так, словно от этого зависела его жизнь. Вполне понятно, что мальчик не выдержал. После всего, что с ним делали… "Не важно, кто. Это моя вина". Конечно. Раз он не смог постоять за себя, не отказался, струсил и допускает такое обращение, значит, сам виноват. С другой стороны - каждый выживает, как может. Ухо я ему залечил, но драконий клык до сих пор лежит у меня в кармане.

В доме становится тихо. Я по привычке прислушиваюсь, ожидая прихода дементоров. Рем лежит на боку, завернувшись в одеяло.

Ну почему Снэйп?

Да, есть ещё Билл Уизли. Но это просто похоть. Желание возникает лишь тогда, когда я перестаю держать себя в руках. Я вполне могу с этим справиться. После сегодняшнего осталась лишь лёгкая тошнота. Внутри пусто и холодно. Просто похоть. Никаких чувств. А вот что связывает Рема со Снэйпом? Мне страшно. Впервые в жизни я боюсь по-настоящему и не понимаю своего страха. Рем говорит, что любит меня. Но это не любовь. Я говорю, что люблю его. Но что я на самом деле чувствую? Страх. Я боюсь его потерять. Я боюсь его всепрощающей улыбки и всепонимающего взгляда. Боюсь, что он уйдёт. И боюсь думать, что он остаётся со мной лишь из-за своего обещания. Но ведь Джеймс никогда меня не любил. А мне было плевать. И до сих пор…

Хватит. Он мёртв. Джеймс мёртв! А Гарри?

Дом полон звуков. Это на первый взгляд кажется, будто все спят.

- Принесу своей госпоже. Кроме госпожи никто не любит бедного старого Кричера…

Шаги в комнате Молли.

- Джинни, ты ничего не добьёшься, если будешь сидеть, сложа руки. Мальчишки ужасные остолопы. Они видят не дальше своего носа.

- Легко тебе говорить, Гермиона. Ты бы так глупо не попалась.

В спальне Гарри и Рона тихо.

Я поднимаюсь на этаж выше. У близнецов горит свет.

- Я бы хотел учиться у Сириуса. Реальный парень. Ты не согласен?

- Согласен. Но только, по-моему, он немножко того, как думаешь?

- Ну, знаешь, у Дамблдора тоже не все дома, но он мировой старикан.

- Это точно.

Учиться у меня. Я постоянно кого-то учил. Джеймса - играть в квиддич. Рема - безобразничать и прогуливать. Питера просто учил. Джеймс мёртв. Питер… Н-да. А Рем… Он мог покрывать наши с Джеймсом проказы, мог даже сбежать с нами в Хогсмид, прогуляв историю магии. Но он всё равно оставался примерным учеником и послушным мальчиком. С этим ничего нельзя было сделать. Все сетовали, что он не может повлиять на меня и Джеймса. Но ведь и мы никак не могли повлиять на него. Рем до сих пор такой же, как семнадцать лет назад. Хотя нет, я просто хочу так думать.

Снэйп прав, я слишком долго был оторван от мира. Двенадцать лет. Сплошная чёрная полоса. Провал. Двенадцать лет. Почти вся сознательная жизнь Гарри. Одна длинная ночь. А потом вдруг наступил день. И я увидел солнце. И живые человеческие лица, похожие на цветы. Рем. Гарри.

Я захожу в комнату для гостей, где спит Билл, и кладу клык на туалетный столик. В воздухе носится сладкий аромат клубники.

По белой простыне рассыпались сияющие волосы. Изящная кисть лежит поверх одеяла. Аккуратно прорисованный тонкий профиль. Нежный розовый рот. Только я совершенно ничего не чувствую. Это просто физическое влечение. Довольно сильное. Но не более того.

Иногда мне кажется, что я уже не способен испытывать человеческие эмоции. Остались только животные инстинкты: страх, голод, боль, похоть. Но это не жизнь.

Я спускаюсь в кухню и заглядываю в кладовку, чтобы прихватить с собой наверх бутылку вина. Впрочем, тут есть початая бутыль огневиски. Почему бы не выпить прямо здесь.

Очаг погас, и по кучке угольев изредка пробегают красные всполохи.

Учиться у меня. А почему нет? Ведь я был аурором. Я сумел выжить в условиях, в которых выжили очень немногие. Правда, я забыл, каково быть человеком и любить людей. Но важно ли это сейчас, когда идёт война?

Руководителем нашего курса был Алоисиус Райсли. Чудной такой молодой парень. Он все три года, что мы учились, вёл у нас психологию - предмет, на взгляд юных шалопаев, совершенно бессмысленный и никому не нужный. Райсли был безобидным чудаком, и мы долго не могли понять, какой умник выдал ему диплом аурора. Райсли никогда никого не наказывал. Маленький, худой, с огромными голубыми глазами и слабым срывающимся голосом, он, казалось, боялся нас до полусмерти, поэтому мы с Джеймсом всегда валяли дурака на его уроках.

"Вы должны любить людей. В этом смысл работы аурора. В этом смысл нашей с вами жизни. Любовь и сострадание. Всегда помните о них. Вам придётся пройти через разные испытания, но вы должны сохранить любовь в своих сердцах".

Мы не воспринимали его всерьёз до тех пор, пока Хмури однажды не рассказал нам, что Алоисиус Райсли руководил Лонгстонской операцией, во время которой четыре мага смогли обезвредить полсотни Упивающихся. А после этого Волдеморт убил родителей Райсли, его жену и двух маленьких дочек.

Я и сейчас не понимаю, как Алоисиус мог говорить о любви и сострадании, пережив такое. И, видимо, не пойму уже никогда. Наверное, для этого нужно постичь и осознать нечто, доступное далеко не каждому. Кажется, из всего нашего выпуска мудрость сия открылась лишь одной Лили. Она вообще была странной и на самом деле любила людей. Даже этого ублюдка Снэйпа.

И тем не менее, я мог бы учить ауроров. Отбросив все сантименты и возвышенную чепуху, которой пичкал нас Райсли. Когда идёт война, не до хороших манер. В таких условиях главное - научить новобранцев выживать. Я выжил. Наука Хмури и ему подобных пошла мне впрок. Те, кто боготворил Райсли, погибли, а те, кто остался жив... Уж лучше бы они умерли. Иногда смерть - не самое страшное, что может случиться с человеком.

Вряд ли Райсли согласился бы со мной. Он был другим.

Как-то раз, после одной опасной заварухи, мы с Джеймсом попали в больницу. Пока нас лечили, было шумное судебное разбирательство, выяснилось, что нашу группу послали на верную смерть, и выжили мы лишь по случайности. Честно говоря, в тот момент я не особенно задумывался над серьёзностью случившегося. Мы с Джеймсом лежали в одной палате, и я был слишком счастлив, чтобы думать о чём-то другом.

Шизоглаз и Райсли навещали нас время от времени, и однажды Аластор сказал, что ничего страшного не произошло, так или иначе всех скоро выпишут отсюда, и мы сможем взять реванш.

Потом они вышли, и я услышал, как Райсли кричал: "Вы воспитываете убийц, а не ауроров! Реванш! Упивающиеся! А вы сами чем отличаетесь от них? Вы думаете лишь о том, как уничтожить слуг Волдеморта, а не о том, как прекратить войну!"

Когда погибли Джеймс и Лили, Райсли давал показания на суде. Там он заявил, что абсолютно уверен в моей нормальности и не допускает даже мысли о том, что я причастен к гибели Поттеров. Райсли подошёл ко мне прямо в зале суда и сказал: "Сожалею, что ничем не могу помочь. Но я уверен, вы справитесь, Сириус. У вас были хорошие учителя".

Райсли был единственным, кто навещал меня в тюрьме. Он умер шесть лет назад. А я даже не знаю, где его похоронили.

Почему я вспомнил об этом? Словно дементоры опять… Здесь нет никаких дементоров. Надо ложиться. Уже поздно.

Я захватываю огневиски с собой наверх. Часы бьют четыре раза.

Гарри лежит на краю моей постели, свернувшись клубочком. Рядом с ним, на одеяле, чуть светится волшебная палочка. Сколько же он меня тут прождал?

Я осторожно перекладываю Гарри на подушку. Он лёгкий и очень худенький. Словно держишь в руках котёнка. Я чувствую каждую косточку под просторной фланелевой пижамой. Его голова запрокидывается. Мягкие встрёпанные волосы, маленькое ушко, нежный изгиб скулы, хрупкое горло. Но… Но ведь это… Не Джеймс. Гарри открывает глаза, когда я снимаю с него очки.

- Сириус.

- Тише. Спи.

- Я хочу всегда быть с тобой, - шепчет он сквозь сон и послушно опускает ресницы.

Джеймс ни разу не говорил мне этого. Я никогда не был ему нужен по-настоящему. Возможно, вот он, шанс? Последний. Если упустить его, то второго не представится. Я заставляю себя отойти от кровати и сажусь на подоконник.

Гарри спит.

А я сегодня уже не засну, даже если выпью все запасы винного погреба.

* * *

Рем абсолютно здоров и ведёт себя как обычно. Тонкс не сводит с него глаз. Но я не обращаю на это внимания. Внутри меня плещется и искрится безудержная дурацкая радость. Как после той ночи, когда я соблазнил Джеймса. Я отлично знал: он уступил мне лишь потому, что был пьян, и никакого будущего у наших отношений нет, но всё равно ходил с глупой улыбкой на лице. Вот и сегодня. И пусть это просто мечты - его и мои. Но…

Гарри рассеянно шлёпает ложкой по остывающей каше.

- Милый, ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, миссис Уизли.

- У меня ещё осталось немного зелья от простуды. Может быть, ты выпьешь его, дорогой?

- Но я же не болен.

- Молли, в самом деле, - вступаюсь я, - если у него ничего не болит, незачем пить эту гадость.

Гарри с благодарностью смотрит на меня.

- У тебя всегда было крепкое здоровье, Сириус. А Гарри ещё ребёнок, к тому же он сейчас растёт.

- Мама, обо мне ты так никогда не заботилась, - заявляет Рон.

- На твоём месте я бы извинилась, - негромко говорит Гермиона.

- Извиняюсь, - обиженно бормочет Рон.

После завтрака Джинни убирает со стола, а мы с Гарри остаёмся мыть посуду.

- Когда это уже кончится! - в сердцах восклицает Гарри.

- Ты о чём?

- Я не маленький! И даже если я простудился, то не развалюсь же от этого на части, правда?

- А ты уверен, что не простудился?

- Уверен. Я просто не хотел есть, вот и всё.

- Подай мне мыло.

- Знаешь, порой я очень завидую Рону. Миссис Уизли добрая и обо всех заботится. Но иногда это… Ну… Чересчур, понимаешь? Вот ты совсем другое дело.

- Правда?

- Я бы хотел жить здесь с тобой. Если бы было можно, - добавляет Гарри и с надеждой смотрит на меня. И я ощущаю его горячие пальцы на своём голом локте.

Палочка в моей руке внезапно начинает дрожать, и чашки предупреждающе звенят в раковине.

Так. Спокойно. Вдохни поглубже. И попытайся улыбнуться.

- Ну, тогда ты бы точно всё время ходил простуженный, питался одними бутербродами и носил одни и те же джинсы. Даже по воскресеньям. Как тебе такое? Заманчиво звучит?

- Сириус, но это всё неважно! - с неожиданным жаром возражает он. - Лишь бы быть с тобой!

Я стараюсь не смотреть ему в глаза и отворачиваюсь, но он льнёт ко мне, словно ничего не замечая. Я стараюсь не думать о щеке, прижатой к моему плечу. Пытаюсь побороть искушение бросить палочку в мыльную воду и обнять его. Крепко. Очень крепко.

"Сириус, ты меня задушишь, отпусти!"

Джеймс смеётся, пытаясь скрыть неловкость. Он не мог не чувствовать моих губ на своей шее, не мог не замечать моих дрожащих пальцев. Он просто делал вид, что это нормально - когда твой лучший друг постоянно пытается тебя облапать. Пока Джеймс не женился, у него постоянно спрашивали, в каких мы с ним отношениях. Джеймс обычно посылал всех куда подальше. Я тоже. Правда, мне было гораздо сложнее сохранять невозмутимый вид.

Поэтому лучше тебе, Гарри, не подходить ко мне близко. Ты уже слишком взрослый, чтобы так безрассудно… Держи себя в руках… Для меня ты не ребёнок, а зеркальное отражение человека, который… Хватит… Я думал, что с наступлением утра наваждение пройдёт, и всё закончится, но сейчас, при свете дня, я вижу, что ты похож на Джеймса ещё сильнее.

Гарри осторожно обнимает меня, и я знаю, что должен обнять его в ответ, но я этого не сделаю, иначе…

- У меня руки в мыле.

Гарри вспыхивает и торопливо отстраняется.

- А. Извини. Я пойду… - он беспомощно оглядывается по сторонам. - Пойду посмотрю, как там Клювокрыл.

- Хорошо, - отвечаю я, сосредоточив всё своё внимание на хлопьях мыльной пены.

В раковине жалобно звенят черепки разбившегося блюдца.

* * *

- Сириус, мне надо с тобой серьёзно поговорить.

- О чём опять?

Рем замечает мои мокрые волосы и в недоумении застывает посреди комнаты.

- Ты… Зачем?

- Зачем - что?

- Ну… Просто немного странно.

Странно. Рад слышать. Потому что если ему это перестанет казаться странным, мне точно придётся сбежать из дома. Хорошо ещё, холодная вода пока может привести в порядок мои мысли.

- Так о чём ты хотел поговорить?

- О Гарри.

- А что с ним? - спрашиваю я, и мой голос звучит на редкость неестественно.

- Гарри заходил ко мне после обеда.

- Да?

- Он хотел поговорить.

Я вопросительно смотрю на Рема.

- Ну и?..

- Гарри спрашивал, можно ли сделать так, чтобы не возвращаться в Хогвартс.

- И только?

- Он говорил серьёзно, Сириус.

- И я его вполне понимаю. Школа сейчас не самое приятное место на свете.

- Ты ему так сказал?

- Я? Да мы вообще об этом не разговаривали! Или ты хочешь…

- Я ничего не хочу…

- Враньё! Ты тоже думаешь как Молли!

- Не сердись, - ласково просит он, и моя злость испаряется без следа, как по мановению волшебной палочки. - Мне не нравится, что Гарри заговорил об этом. И я хочу посоветоваться с тобой.

- Реми, это всего лишь мысли.

- Если бы всё было так просто, он не пришёл бы ко мне.

- Хорошо, что ты предлагаешь?

- Ты должен с ним поговорить. Тебя он послушает.

- Рем, может быть, ты и слушался взрослых в пятнадцать лет, но…

- Сириус, мы не можем закрывать на это глаза. Он хочет бросить учёбу. Ты понимаешь, насколько это серьёзно?

- Мерлин, да что такого страшного случилось? Он просто спросил. Он же не собирается на самом деле бросать школу.

- Откуда ты знаешь? Мне кажется, что Гарри уже всё хорошенько обдумал.

- Всё - это что?

- Как он будет жить тут с тобой.

"Он хочет. Он… Держи себя в руках. Это не мои бесплодные мечты. Я не обманулся. Я не…"

Рем не сводит с меня глаз, и я понимаю: нужно сказать что-нибудь правильное.

- О… Ну… Рем, но ему же необходимо сначала закончить школу. Гарри не может…

"Ты понимаешь, что несёшь? Какое, к дьяволу, не может? Кто это сказал?"

- Так ты поговоришь с ним?

- Да.

- Ты скажешь ему, насколько важно получить образование?

- Конечно.

- Мы на тебя очень рассчитываем.

- Я сделаю всё, что в моих силах.

Мне хочется кричать, смеяться и громить всё вокруг. Почему? Почему так? Стёкла сыпятся на пол дождём. Ладони становятся мокрыми и липкими. Стены пляшут вокруг, а под ногами ходуном ходит паркет. Я молился. Да простят меня все святые. Моя молитва не была услышана. Его оправдали и разрешили вернуться в школу. Но я ждал. Я очень хорошо научился ждать. И вот, он сам… Сам. Гарри. Гарри. Ты единственный, кто не стал бы осуждать меня за эти мысли. Я не могу потерять тебя снова. Только не это опять. Не сейчас. Когда ты вернулся ко мне. Захотел. И вернулся.