Как вы уже знаете, я магглорожденная волшебница и училась в Хаффлпаффе. Должна
признаться, все те знания, которые я получила в Хогвартсе, мне практически не
пригодились. Сразу после окончания школы я вышла замуж за человека, которого
любила с детства. Он был магглом, и мне удалось скрыть от него свои колдовские
способности. Он был уверен, что я в течение семи лет училась в обычном закрытом
пансионе. Сейчас я думаю, что он все знал или, по крайней мере, догадывался, но
молчал, подыгрывая мне. Может быть, я была неправа, но когда у меня родились
дети, я решила, что мое решение жить как обычная маггла было совершенно
правильным. Обе мои девочки оказались сквибами, и я не представляю, каково бы
им пришлось, если бы они росли в волшебном мире или на грани двух миров и с
раннего детства чувствовали себя обделенными.
Где-то в середине семидесятых мой муж очень тяжело заболел. Он держал швейную
мастерскую, и с этого времени мне пришлось взять на себя и уход за мужем, и
управление мастерской. К счастью, мне удалось удачно выдать замуж обеих моих
дочерей, и они уже жили отдельно от нас.
Муж умер в 1880 году. Мне было пятьдесят пять лет, я была еще относительно
здорова и полна сил, но мне казалось, что моя жизнь кончена. Я продала
мастерскую и собиралась переехать к младшей дочери, чтобы помогать ей с детьми,
но тут на меня неожиданно свалилось наследство.
Я уже говорила вам, что родилась в семье магглов и у меня нет родственников в
волшебном мире. Я заподозрила подвох сразу же, как только увидела стучащую в
окно сову. Но стряпчий из Косого переулка сумел убедить меня, что все правильно
и законно и что я действительно прихожусь троюродной племянницей покойной
Антигоне Снорк, которая оставила мне после смерти дом, предназначенный для
сдачи в наем, и старинный шкаф, который я обязана сохранить. Именно такие условия
и были указаны в завещании: я непременно должна была сдать этот дом и не имела
права избавиться от шкафа.
Я пожелала увидеться с близкими родственниками покойной. Мне дали адрес.
Это оказалось древнее, но крайне обедневшее семейство. Все, как один, хаффлпаффцы.
Деньги от сдачи в наем хорошего четырехэтажного дома явно не были бы для них
лишними. Я сказала, что готова отказаться от своей доли в их пользу, но они в
один голос уверяли меня, что не примут такой жертвы и что я просто обязана
уважить волю покойницы и вступить в права наследства. Я заметила, что они все
почесывают ладони, и не стала спорить. Но поверите или нет, все последующие
годы я половину полученной арендной платы отправляла семейству Снорков.
Итак, я стала владелицей дома. У меня были деньги, вырученные от продажи
мастерской, и я потратила их на ремонт и смену обстановки. Всю старую мебель я,
естественно, выбросила, кроме шкафа, указанного в завещании. Ту комнату, в
которой он стоял, я решила оставить для себя, и стала складывать в этот шкаф
одеяла и постельное белье.
Наконец, в начале 1881 года я дала в газете следующее объявление:
«КОМНАТЫ меблированные, 221б, Бейкер-стрит, Портман-сквер, для одного или
двух джентльменов. Гостиная с одной или двумя спальнями, хорошая кухня. Обращаться
на месте к М. Хадсон».
Вы уже знаете, кем были мои постояльцы. И вот что я хочу сказать – за последние
семьдесят лет я пересмотрела великое множество фильмов и театральных постановок
про мистера Холмса и доктора Уотсона. Я видела многих «Холмсов» – от Уильяма
Джилетта до Джереми Бретта, и я до сих пор не могу понять, почему в театре и
кино Холмса играют такие пожилые актеры. Пятидесятилетние, великий Мерлин! В
свои пятьдесят мистер Холмс уже решил отойти от дел и уехал в Суссекс.
А когда я увидела его впервые, ему было где-то около двадцати пяти. Его друг,
доктор Уотсон, был чуть старше, но не намного.
Мистера Холмса я поначалу приняла за студента – медика или химика, и очень
долго не могла понять, чем же он занимается на самом деле. Он привез с собой
целую груду лабораторной посуды: всякие колбы, пробирки, и руки у него были
вечно в пятнах от реактивов, в каких-то порезах, царапинах.
Он был, как ртуть… Нет, как вода. То совсем тихий, то бурный и порывистый. И,
конечно, он не был «думающей машиной», как поначалу описывал его доктор.
Напротив, он был чрезвычайно раним, чрезвычайно чувствителен к любым
проявлениям несправедливости. А образы «холодного мыслителя» и «думающей
машины» были нужны ему как маски, чтобы спрятать за ними свою уязвимость. Он
был, без сомнения, гением. Вам известно, что именно его разработки легли в
основу современной криминалистики? Но это не главное. Главное то, что к нему
приезжали и приходили люди не только со всего Лондона, но и со всей Англии.
Приходили в надежде отыскать ответы на свои вопросы или добиться
справедливости. И мистер Холмс помогал всем, он относился как к равному к
каждому человеку, к какому бы сословию этот человек ни относился. И каждому мог
посочувствовать. Вы не представляете, как я жалею, что в его жилах не было ни
капли волшебной крови и что последний из даров Хельги достался мне, а не ему.
– Это его вы должны были оберегать? – тихо спросил Сириус. – Он и был вашей
миссией?
– По-видимому, да. Он был гением, а гении, как известно, мало приспособлены к
обычной земной жизни. Он отчаянно нуждался в том, чтобы кто-то мог его
выслушать, чтобы кто-то заботился о нем, сопереживал, кормил, окружал теплом и
уютом. Поэтому судьба послала ему двух хранителей – доктора Уотсона и меня.
Нет-нет! – усмехнулась Марта при виде удивленных лиц Сириуса и Альбуса. –
Доктор Уотсон был таким же магглом, как мистер Холмс, и никаким
сверхъестественным даром не обладал. Но он тоже искренне любил мистера Холмса и
мог дать ему то, что не могла дать я.
– А когда вы поняли?.. Ну, то есть…
– Как только мистер Холмс и доктор Уотсон въехали в мой дом, я начала замечать,
что мои магические силы растут. К тому времени я не пользовалась палочкой вот
уже почти сорок лет, но чтобы заметить прибывающую магию, палочка была не
нужна. Я видела, как стакан, упавший со стола, на миг зависает в воздухе, а
затем опускается на пол целым и невредимым. Я видела, как кастрюли сами
очищаются от грязи, стоит лишь прикоснуться к ним губкой. Это были мелочи, но
постепенно они складывались в целостную картину. Я была словно окружена коконом
из магической энергии, и эта энергия помогала мне во всем, какую бы работу я ни
делала, пусть даже самую простую. Постепенно этот кокон разрастался, и я начала
воспринимать его как огромную паутину, сетью наброшенную на город. Я могла
чувствовать, где находятся мистер Холмс и его друг, я могла ощутить угрожающую
им опасность и отвести ее – сделать так, чтобы пуля пролетела мимо, а нож в
руке убийцы дрогнул в самый важный момент. А еще я обнаружила, что у меня
перестали появляться новые морщины и седые волосы. Правда, это я заметила
совсем не сразу.
– А Гарри? – не вытерпел Сириус. – Когда к вам попал Гарри?
– Осенью 1886 года, как я уже говорила. Я нашла его спящим в шкафу, и он не
помнил, как оказался внутри. Говорил, что они с дядей Сириусом рано утром шли к
кому-то в гости, а потом он устал и дядя Сириус взял его на руки. А проснулся
он уже здесь. Я так думаю, мистер Блэк, мальчик заснул у вас на руках и вы
сонного положили его в шкаф. С ним было письмо. Написанное моим же почерком. В
письме говорилось, что Гарри должен жить в моем доме до достижения одиннадцати
лет, а затем он поступит в Хогвартс и будет возвращаться сюда на летние
каникулы. Из разговоров с мальчиком я поняла, что он – круглый сирота, и после
смерти родителей воспитывался у родственников, которые его обижали. Гарри уже
знал, что он волшебник и что будет учиться в Хогвартсе. Мы с ним договорились,
что он не станет никому рассказывать о волшебном мире, и что я выдам его за
своего внука. Как я поняла, приемные родители запрещали ему любые упоминания о
магии, и он в свои семь лет прекрасно умел держать язык за зубами. Гарри был
удивительным ребенком. Мне до сих пор не верится, что после такого воспитания
он смог сохранить в себе столько доверия к людям. Он был таким
доброжелательным, таким открытым и очень-очень любопытным.
– Вы знали, что он прапраправнук Шерлока Холмса?
– Нет, не совсем, – Марта покачала головой. – Я знала, что Гарри – какой-то его
дальний родственник. Так было сказано в письме. Я была уверена, что у мистера
Холмса нет детей.
– В то время их у него и не было, – кивнул Дамблдор.
– И я догадалась, что на Гарри наложено защитное заклинание. Я знала о
существовании таких заклинаний, хотя столкнулась с ним впервые. Единственное,
что меня смутило – это когда Гарри вернулся сюда летом 1891 года, после своего
первого курса в Хогвартсе. Я знала, что Гарри обязан хотя бы раз в год
возвращаться в дом своих родственников. Но Холмса в это время здесь не было, он
считался погибшим. Как вы знаете, в мае этого года состоялась его знаменитая
«дуэль» на Рейхенбахе.
– Ты сказала «считался погибшим»? Ты сама, Марта, верила в его смерть? –
уточнил Альбус.
– Я не знала, во что верить. Мне казалось, что он не мог умереть, но он был
слишком далеко, чтобы я смогла его «почувствовать». Но Гарри тогда объяснил
мне, что защитное заклинание будет действовать до тех пор, пока этот дом
остается домом Шерлока Холмса. Я не стала искать других постояльцев, сохранила
все вещи мистера Холмса и ухаживала за ними в его отсутствие, как если бы он
мог в любую минуту вернуться. И он вернулся. А Гарри, как мне кажется, знал,
что Холмс не погиб.
– Еще бы! Небось, как только он снова оказался в нашем времени, так сразу
кинулся в библиотеку за Конан-Дойлем.
– Да, кстати, о рассказах. Когда доктор Уотсон начал писать отчеты об их с
мистером Холмсом совместных приключениях, я попросила его, чтобы он нигде не
упоминал имени Гарри. Просто на всякий случай.
– А Гарри тоже участвовал в их расследованиях?! – воскликнул Сириус. – Миссис
Хадсон, пожалуйста, отправьте в прошлое и меня тоже! Я очень вас прошу!
Марта и Даблдор дружно расхохотались.
– Мистер Блэк, если Гарри я могла выдать за своего внука, то за кого,
по-вашему, мне следует выдать вас?
Сириус закашлялся и покраснел.
– На самом деле Гарри ходил в школу и играл со своими друзьями, как все обычные
дети, – спокойно пояснила Марта. – Если он и выполнял какие-то поручения
мистера Холмса, то самые незначительные, вроде отправки телеграмм или поиска
изрезанной газетной статьи в окрестных гостиницах. Единственный раз, когда я
была действительно зла на Холмса – это тот случай в Девоншире. Подумать только
– взять девятилетнего мальчика с собой на болота! И мистер Холмс мог сколько
угодно клясться, что Гарри там ничто не угрожало, что он жил в деревне, а на
болота только относил еду, но я была так рассержена на этого чертова гения, что
готова была задушить его голыми руками! – Марта взглянула на свои руки и
сокрушенно подытожила: – Естественно, не задушила. Но мистер Холмс, как мне
кажется, стал после этой ссоры гораздо осмотрительнее.
– Но вы же наверняка могли уберечь от опасности их обоих, – с сомнением заметил
Сириус.
– В Лондоне – да. Но Девоншир – это слишком уж далеко.
– А как вообще твои постояльцы относились к Гарри? – поинтересовался Дамблдор.
– Хорошо относились, – уверенно ответила Марта. – То есть, сначала я, конечно,
предупреждала Гарри, чтобы он поменьше попадался им на глаза. Сами понимаете,
если вы заняты серьезным делом, а в доме вдруг появляется чужой маленький
ребенок и путается у вас под ногами, мало кто из мужчин способен сразу
проникнуться к нему отцовской любовью. Но Гарри рос, становился серьезнее и
сообразительнее, и постепенно они начали общаться. Играли в шахматы по вечерам,
мистер Холмс показывал ему свои опыты. Конечно, я предупреждала Гарри, чтобы он
поменьше навязывался, да и сам он видел, когда ему рады, а когда лучше уйти и
не мешать. Когда Гарри был уже подростком и приезжал на каникулы, Холмс учил
его фехтовать и стрелять из револьвера. А еще они ездили в поместье к другу
Холмса, сэру Реджинальду Месгрейву, чтобы кататься верхом. Я знаю, что Гарри
был счастлив здесь, на Бейкер-стрит, потому что он продолжал возвращаться сюда
каждый год, даже после своего совершеннолетия, и навещал мистера Холмса в
Суссексе на его пасеке. Он возвращался в этот дом и после смерти Холмса – раз в
год, хотя бы на неделю. Но потом перестал.
– Почему? – резко спросил Сириус. – С ним что-нибудь случилось?
– Я думаю, – ответила Марта, – случилось не с ним, а со мной. Конечно, дар
Хельги сослужил мне хорошую службу. Взять хотя бы тот случай с немецким шпионом
в четырнадцатом году. Мне было почти девяносто. Если бы не дар, я была бы
старой развалиной и вряд ли смогла бы помочь мистеру Холмсу. Но я была уверена,
что после его смерти снова начну стареть.
– Ты думала, что твоя миссия окончена, Марта? Но если бы ты умерла, кто бы
переправлял Гарри из настоящего в прошлое и обратно?
– Я ведь не знала, что только я и могу управлять этим шкафом. А когда узнала…
– А как вы узнали? – снова вмешался Сириус.
– Когда Гарри очередным летом не приехал меня навестить, я решила выяснить, не
случилось ли чего с моим чудесным шкафом. И я обратилась за помощью к
относительно молодому, но уже прославленному волшебнику. К Альбусу Дамблдору.
– Опа! – воскликнул Сириус, изумленно уставившись на директора. – Мир тесен,
да?
– Волшебный мир – это одна большая деревня, – со смехом согласился Дамблдор. –
Как мне удалось выяснить, шкаф действовал, но действовал очень своеобразно.
Во-первых, это был аналог так называемых исчезательных шкафов, но он перемещал
людей и вещи не в пространстве, а во времени. Во-вторых, он использовал принцип
имприттинга…
– То есть?
– То есть, где-нибудь через пару дней, а может быть, и завтра, мы приведем сюда
Гарри Поттера, и Марта, уже зная, как работает этот шкаф, отправит мальчика в
прошлое на сто один год.
– Почему именно на сто один?
– А посчитай сам. Сейчас на дворе восемьдесят седьмой, так? Тысяча девятьсот. А
Марта обнаружила Гарри в этом шкафу в тысяча восемьсот восемьдесят шестом.
Значит, она должна отправить его в прошлое точно на сто один год, и ни больше,
ни меньше. В этот самый момент шкаф запомнит и эту волшебницу, и эту дату.
Теперь, никто другой не сможет воспользоваться этим шкафом, и никто другой не
сможет указать иной временной промежуток – ни в прошлом, ни в настоящем, ни в
будущем.
– Никогда-никогда?
– Возможно, когда Марта умрет, найдется другой волшебник, который сможет
перенастроить этот шкаф на себя и задать иной шаг перехода. Не делай таких
испуганных глаз, Сириус, все мы смертны, и всех нас когда-нибудь не станет.
– Старики обязаны уходить, – согласилась Марта. – Чтобы освобождать место для
молодых.
– А что было дальше? – Сириус решил сменить тему.
– Дальше? В сороковом, когда начались немецкие бомбардировки, я спрятала дом
под «Фиделиусом». Я больше его не сдавала – для меня этот дом был прежде всего
домом Холмса, а затем – домом Гарри, куда мальчик рано или поздно должен
возвратиться. Он будет жить здесь, мистер Блэк, когда станет взрослым, и здесь
станет растить своих детей, а до тех пор дом нужно было сберечь. Сама я все эти
годы работала – нянькой, экономкой, поварихой – делала то, что умела. А когда
на Бейкер-стрит открылся музей Холмса, пошла туда смотрительницей. И ждала,
когда же наконец, ко мне придут и скажут, что я должна отправить в прошлое
одного маленького мальчика.
– Он проживет там четыре года – с семи до одиннадцати, а потом? Вернется в это
же время, но уже одиннадцатилетним? Или как?
– Сириус, ты невнимательно слушаешь, – серьезно сказал Дамблдор. – Шкаф
действует со строго определенным шагом в сто один год. Гарри проживет в прошлом
четыре года и вернется сюда летом тысяча девятьсот девяносто первого, чтобы
отправиться в школу.
– Значит, мы не увидим его целых четыре года?
– Они пролетят незаметно, Сириус, – Марта наклонилась к нему и сочувственно
сжала его руку. – Ты будешь нужен ему, не сомневайся. Он сможет жить у тебя на
рождественских и пасхальных каникулах, ты сможешь навещать его в школе. И ты
ведь сделал для него самое главное, Сириус, ты изменил к лучшему его судьбу.
– А когда мы отправим его в прошлое? Уже завтра?
– Давайте, отложим до воскресенья, – с улыбкой предложил Дамблдор. – Пусть
ребенок увидит в субботу свой первый квиддичный матч.
* * *
В своей книге «Загадка Риддла» Рита Скитер приводит текст письма, которое
первокурсник Гарри Поттер написал в декабре 1991 года своему прапрапрадедушке,
мистеру Шерлоку Холмсу.
«Дорогие дядя Шерлок и дядя Джон!
Простите, что не писал вам так долго. У меня все хорошо. Сейчас у нас
рождественские каникулы. Но я все еще в школе, потому что лежу в лазарете.
Мадам Помфри (это наш колдомедик) пообещала мне, что я скоро выздоровлювыздоровлею
вылечусь.
Вы только не волнуйтесь, пожалуйста! И бабушке Марте скажите, чтобы она за меня
не волновалась. Просто мы с друзьями ловили Вольдеморта. И у нас получилось! Он
сидел в голове у нашего профессора Квиррелла (он ведет у нас защиту от темных
сил). Вольдеморт хотел, чтобы профессор Квиррелл украл для него философский
камень. Профессор один раз уже попытался его украсть, на Хеллоуин, я писал вам
об этом в прошлом письме. Сначала у нас была версия, что на самом деле украсть
хотел профессор Снейп, который ведет зельеварение. О нем я тоже вам писал. Он
еще спрашивал меня об аконите, и я рассказал ему, как по состоянию трупа можно
определить, что жертву отравили, и еще рассказал о восточном яде бик, и
по-моему, он меня после этого даже немного зауважал. Так вот, он тогда пытался
помешать Квирреллу, и его покусал Пушок. Это наш цербер, который охранял
камень. И у него три головы!
Но мы придумали, как заманить Квиррелла в ловушку. Гермиона спросила у него на
последнем уроке перед каникулами, правда ли, что цербера можно усыпить музыкой.
А потом мы стали следить за Квирреллом, чтобы проверить, полезет он мимо Пушка
за камнем или нет. И он полез, а мы шли за ним следом и следили, а потом
Гермиона вернулась и привела профессора Дамблдора, а профессор Квиррелл напал
на меня, но оказалось, что ему больно до меня дотронуться (это не он сам напал,
это его Вольдеморт, у него в голове, заставил). Но он все-таки успел меня
ранить, и поэтому я попал в лазарет. А профессор Дамблдор выгнал Вольдеморта из
головы у профессора Квиррелла, и теперь профессор Квиррелл тоже лежит в
лазарете, только в другой палате, и мадам Помфри говорит, что он вылечится и
даже больше не будет заикаться.
А когда она меня выпишет, я хочу остаться в школе, потому что тут сейчас Рон и
Гермиона (они не поехали домой на каникулы, потому что хотели помочь мне
расставить ловушку на Квирелла, то есть, на Вольдеморта). Но поехать в гости к
дяде Сириусу я тоже хочу. Может быть, он разрешит мне, чтобы я взял с собой
Рона и Гермиону? А после каникул мы будем искать Тайную комнату. Все говорят, что
это просто легенда, но я не верю, что это легенда. К тому же у нас в замке
живет привидение девочки, которую убило чудище из Тайной комнаты. Я допросил
привидение (даже два раза!) и осмотрел место преступления, и теперь у меня есть
версия, которую я хочу проверить! Только я сейчас вам об этом не напишу, потому
что это секрет.
А еще с нас сняли много баллов за нарушение дисциплины, но еще больше добавили
за то, что мы поймали Вольдеморта!
Я очень сильно скучаю по вам обоим. До встречи летом.
Искренне ваш,
Гарри Поттер»
* * *
И ведь они в самом деле нашли Тайную комнату той же весной. Но это была уже
совсем другая история.