Глава 3. Танец над пропастью.
Эпиграф
Он обхватил ее, глянул в ее дивные, ясные глаза; это длилось одно лишь мгновение, а вот подите объясните, выразите это словами – было ли то, что он испытал, воскрешением духа или смертью, возносился ли он ввысь, или погружался все глубже и глубже в мертвенную ледяную пасть: он видел ледяные стены зеленоватого стекла, вокруг зияли бездонные пропасти и, звеня, как колокольчик, стекала чистая, как жемчуг, вода, светившаяся голубым пламенем. Ледяная дева поцеловала его, и весь он до мозга костей окоченел, он закричал от боли, рванулся, пошатнулся и упал, у него потемнело в глазах, но он раскрыл их снова. Злые силы свое сделали.
Альпийская девушка исчезла, низенький домик исчез, вода текла по нагой скале, и кругом лежал снег.
(Г.Х. Андерсен «Ледяная дева»).
- Отлично, - говорит Гарри, откладывая газету в сторону. «Ежедневный пророк» шуршит страницами, как ядовитое насекомое хитиновыми надкрыльями, трущимися о прозрачные крылья, - теперь они принялись и за тебя.
На стекле жужжит толстая зеленая муха, ядовито-зеленая, из тех, что кормятся отбросами на задних дворах в выгребных ямах. Конец ноября, зима приблизилась к Англии, белея за трехсотмильным слоем отделяющего ее от острова воздуха ледяным привидением; словно смерть, притаившаяся за дверью безнадежно больного, но не спешащая войти.
Ледяная костистая и нежеланная гостья. Леди в белых одеждах, на удлиненном безносом лице темнеют черные провалы глаз.
Сириус смотрит на ползающую муху, думая, как же она выжила. Мухи должны передохнуть в августе. Зеленые мухи – зеленым летом, белые – для белой зимы, когда полетит злой равнодушный снег.
Примитивная цветовая аллегория.
- Сириус? – спрашивает Гарри.
Крестник уныло ковыряется в перловой каше ложкой, его левая рука сжимается и разжимается под столом беспрестанно и ритмично.
- А? А, да, - отвечает Сириус, подтягивая к себе газету и пробегая глазами строчки, но думая о засиженных мухами циферблатах.
Они везде, они в каждой комнате, отмеряют время, предоставляют мухам плацдарм для сидения.
- Люди… они такие, Гарри, - говорит Сириус, поднимая взгляд и наткнувшись на вопросительное ожидание в глазах крестника.
Его совершенно не трогает прочтенный материал, в котором сделан дотошный обзор финансовой деятельности Комет Корпорейшн и Файр-Плэйс Индастриз, при этом тон у журналиста при всяком упоминании фамилии Президента компаний становится заговорщицки-подмигивающим, даже слегка похабным, словно его распирает: «А посмотрите, какую тайну я знаю!» Но всех тайн акулы пера и шакала ротационных машин хватает только на беззубое, давно являющееся секретом Полишинеля: Сириус Блэк – крестный отец главного магического героя страны Гарри Поттера.
Намек на то, что Гарри через Сириуса получает прибыли от двух крупнейших компаний страны по производству метел и каминов, вполне прозрачен, однако криминала в этом при всем желании не усмотреть.
Возможно, на простых магов это и подействует. Честный, принципиальный, и так далее аврор-бессребреник наживает богатство под прикрытием своих родственников. Настораживает, кроме того, набранное внизу статьи мелким петитом: «продолжение следует. Следите за публикациями!»
Крестник бросает ложку и вскакивает.
- Любим посчитать деньги в чужих карманах. Замечательный ход! Ну, и как на это отреагируют мои избиратели? Они дадут себе труд подумать, как это все мне достается? Нет, большинство вообразят, что я сижу на пролетающем над ними ковре-самолете и загребаю деньги огромным черпаком!
- Люди всегда склонны верить, что богатство не достается честными путями, - замечает Сириус. – Если кто-то что-то заработал, значит, он отнял нечто у них.
Гарри меряет шагами кухню: пять к двери, пять к окну, и Сириус думает, какие же длинные у крестника ноги.
- Я думал, ты разобрался с редактором газетенки, - бросает он Гарри.
- Ну да, но там уже другой редактор, - с мрачным юмором отвечает тот.
- ???
- Все чистенькие! Иск против газеты, конечно, будет рассмотрен, но главный виновник, «мелкий вредитель из недобитых аристократишек», просто уволен. Разве ты не читал опровержение?
Опровержение Сириус просмотрел вскользь. «Ежедневный Пророк» приносит извинения за опубликованную в № 36 (25), 37(26).., непроверенную информацию, не соответствующую истине… Виновный понесет должное наказание…»
- Слили одного после того, как он выполнил свою задачу. Сейчас, должно быть, в Гаграх жабры греет… Началась тонкая ювелирная работа, - Гарри криво и невесело усмехается, садится за стол. Бьет кулаком. – Нет, не понимаю! Я же добра хочу! Стране! Англии!!!
Сириус беспомощно пожимает плечами. Как убедить крестника, что мало кому нужно общее добро, каждого интересует добро свое, личное.
Деньги, власть, уважение.
Почет и привилегии.
С годами начинаешь это понимать.
- Ты не думай, крестный, я не такой идеалист, - говорит Гарри, подходя к окну. Теперь он стоит спиной к кухне, смотрит на воскресный утренний Лондон, заложив руки назад.
Его макушка, как всегда, взлохмачена, и на Сириуса внезапно накатывает поток нежности – подойти сзади, пригладить, чтобы непослушные вихры не торчали, а легли ровно и гладко,
как у Драко,
Сириус морщится.
- Я не эти… не коммунисты. Или утописты? – шея у крестника мощная, как столб. Или колонна. Красивая такая колонна. На ней может ехать вся Англия. – Я знаю, что мне предстоит. Ломать - не строить, допустим, старую систему мы сломаем, но сможем ли выстроить на обломках что-то свое?
- Выстроите, Гарри, - говорит Сириус, подходя к крестнику и обнимая его.
На мгновение Гарри вздрагивает, а затем вытаскивает руки из-за спины и обнимает себя спереди.
- Спасибо, крестный. Мне важна твоя поддержка.
Гарри смотрит в окно, а в углу назойливо и лениво жужжит навозная муха.
* * *
После обеда из камина выскакивает Гермиона: из ее гладкой прически выбились непослушные рыжевато-коричневые пряди, на щеках пятна румянца.
- Гарри здесь? – спрашивает она Сириуса.
- А разве он не в штабе? – отрывается тот от разглядывания фотографий в «Охотничьем альманахе».
- О, чтоб его, - расстроено говорит бывшая миссис Поттер, механическим жестом заводя прядку за ухо, - вечно забывает зарядить мобильник.
- Что-то срочное?
Гермиона проходится по гостиной, что-то высматривая:
- Мне нужно забрать кое-какие бумаги. Наверное, они наверху, в кабинете, - она закусывает ноготь. – Вот черт. Мне обязательно нужно бы с ним поговорить.
- Подожди здесь, - предлагает Сириус.
Его удивляет, почти тревожит состояние Гермионы: она представляет собой идеальный тип деловой женщины; всегда ухоженная, следящая за собой, хорошо одетая, с уложенными волосами, аккуратным маникюром… А сейчас ногти указательного и большого пальцев обкусаны, и зазубринки на них неопрятно торчат, цепляя взгляд.
- Не могу ждать, - стонет она, обрушиваясь в кресло. – Ну куда он, к черту, подевался…
- Свяжись со штабом, попроси, если появится, чтоб заглянул в камин…
- Уже, уже, - Гермиона с полминуты смотрит прямо перед собой, сосредоточенно грызя ноготь.
Раздерганный и встревоженный этими непонятными проблемами Сириус выходит на кухню приготовить чай. Обычные действия успокаивают: ополоснуть заварочник кипятком, насыпать пять чайных ложек мелко изрубленных листьев, налить до половины, подождать. Через три минуты долить еще.
У Сириуса получается превосходный чай.
Он возвращается в гостиную с подносом, ставит его на столик перед Гермионой:
- Печенье, кексы… Пробуй. Все свежее, утром пекли.
Гермиона, вздохнув, выцепляет печенье из горки и грызет, запивая горячим чаем.
- Вы же видели эту дурацкую статью, мистер Блэк?
- А, эту-то? Про то, что мы с Гарри родственники? – Сириус улыбается.
Но улыбка разбивается о закаменевшее лицо Гермионы.
- Я не знаю, что с этим делать. Я… в растерянности. Это уже не игры. Что будет дальше, мистер Блэк?
Сириус неловко пожимает плечами.
- Наверное, все будет в порядке… Не беспокойся, дорогая.
Он знает, как неуклюже звучат его утешения, но он не может предложить ничего больше. Кто он? Вакуум; он никто.
Он заваривает чай, он покупает печенье; вот и весь круг его дел.
К счастью, Гермиона не ждет от него решения их проблем.
- Если это только начало… - она скидывает туфли, как девчонка, и забирается на кресло с ногами. Короткая прямая юбка не прикрывает ее колени, задираясь чуть не до бедер. Гермиона не обращает на это внимания. – То дальше будет еще хуже. Я поговорила с Фредом и Джорджем, они должны сегодня у вас появиться.
Сириус кивает.
- Хорошо. Я могу чем-то помочь?
- Да. Нам сейчас понадобятся все наши силы.
Они молчат. В конце концов, Сириус говорит:
- А мне Рем недавно камином показывался... Загорелый, черт.
- О, как он там? – Гермиона вежливо улыбается.
- Жениться собирается, - уголки губ Сириуса приподнимаются в улыбке. – Решился, наконец.
- Да? Как здорово.
- Нимфадора научилась преображаться в волчицу, да так, что не отличить. Вместе теперь будут бегать при луне...
- Как замечательно! Поздравьте их от меня, - безразлично говорит Гермиона, отводя от лица рыжеватые в солнечном луче пряди.
Сириус невольно любуется ей.
Может, у нее не совсем правильное лицо и рот широкий, как у лягушонка, но когда она улыбается, то становится безмерно обаятельной.
- А почему ты замуж не выходишь? - спрашивает Сириус. – Такая красивая девчонка – и одна.
Гермиона смеется:
- Нет уж, спасибо; один раз вышла, с меня хватит.
- Что, Гарри оказался плохим мужем?
- Нет, что вы. Мы просто тянули в разные стороны. Понимаете, Гарри не из тех, кто любит, чтобы ему указывали, как жить, а я… без этого не могу. Мы не совпадаем. Ему нужен кто-то спокойный, тихий, с русалочьей кровью. Кто-то, кого Гарри будет опекать, и о ком будет заботиться. Согласитесь, мало кто любит, чтобы над ним тряслись, как над ребенком.
- Ну, наверное, - соглашается Сириус. – А тебе какой муж нужен?
- Такой еще не родился, - отрезает Гермиона.
- Я не подойду? - спрашивает выходящий из камина Джордж. – Имей в виду, Герми, как только наш убогий мир лишится магии, я буду первым в очереди на твою руку.
- Первым с конца! – отвечает девушка. – Вот только мужа-клоуна у меня еще не было.
- Будет! – авторитетно заверяет Джордж. – Когда Анджелине надоест играть в большой квиддич, и она выйдет замуж за моего братца, мне просто придется куда-нибудь себя пристроить.
- Болтун! Поговори с мистером Блэком, он тебя уже полчаса ждет.
Гермиона уходит в растрепанных чувствах.
- Что, никак не выходит? – произносит Сириус, отрывая взгляд от камина.
Джордж удрученно качает головой:
- Женщины… Даже самые умные из них иногда слепы, как кроты. Дядя Блэк, нам нужно смотаться в понедельник в одно место. Акционерам Комет Корпорейшн и Файр-Плэйс Индастриз пора увидеть своего Президента.
Он протягивает Сириусу пергамент.
- Это ваша речь, ей вы откроете Ежегодное Собрание. Думаю, ее лучше заучить.
* * *
Собрание в понедельник проходит относительно гладко, но Сириус не спешит возвращаться домой. У него есть еще один долг.
Он слоняется по Лондону, собираясь с духом. Две недели он откладывал это дело, зная, что обязан им заняться, но не испытывая никакого желания.
Это как визит в колдоклинику, необходимый, но неприятный.
Часам к семи (Драко должен в это время возвращаться с работы, а Люциус туда как раз уберется) Сириус направился на знакомую улицу.
«Не знаешь, что делает Драко?
- Устроился в книжный магазин.
- А курсы бросил?
- Я откуда знаю?»
Гарри следит за делами бывшего любовника. По крайней мере, в курсе, что тот устроился на работу и не посещает занятия бухгалтеров. Словно Драко одним жестом отверг все, что он получил от Гарри.
Одежду, «Рено», «Харлей Дэвидсон», профессию…
Самолюбие Гарри уязвлено. Мало что в мире унизительней ситуации, когда тебе возвращают подарки. Из благодетеля ты моментально становишься назойливым приставалой, везде встречаемым вывеской: «Собакам и коммивояжерам вход запрещен».
Сириус качает головой, проходя мимо знакомого граффити. Ему кажется, что Люциус с удовольствием бы повесил на своей двери вывеску: «Собакам и Блэку вход запрещен».
Он нажимает цифры четырехзначного кода – их довольно просто угадать, здесь дешевый металлический домофон; нужные кнопки от частого соприкосновения с пальцами блестят, как наполированные. Надо только уметь смотреть.
В лифте все так же пахнет кошками…
Драко открывает дверь сразу, не спрашивая (плохая привычка в большом криминальном мегаполисе), и застывает, глядя на Сириуса широко распахнутыми глазами.
- Ты один? – спрашивает Сириус.
Почувствовав облегчение от утвердительного кивка, он отодвигает племянника с дороги и заходит.
Дом не изменился.
У этого дома до сих пор нет лица. Нет ковриков на полу, нет салфеток на столе, - ни одной вещи, напоминающей о домашнем уюте. На стенах не висят календари и постеры, их не украшают картины и репродукции.
Обстановка в доме спартанская: кровать, раскладывающееся кресло, стол с лампой, стул и шкаф с зеркалом.
Сириус с некоторым унынием разглядывает коричневый узор на обоях.
Он знает по себе, что люди, вышедшие из Азкабана, не могут жить в казенных, обезличенных помещениях. Они пытаются что-то изменить, чтобы было видно – здесь живет такой-то и такой-то человек. Он болеет за «Пушек», собирает расписные тарелочки, с ума сходит от блондинок в коже на мотоциклах и рок-группы «Чертовы сестрички».
Если же человек живет в комнате типа «гостиничный номер», значит, он уже потерял себя. Он не личность; он заключенный номер 111/Z.
Сириус поворачивается к Драко, стоящему сзади, обхватив себя руками.
- Кружки есть? – спрашивает он.
- Что?
- Кружки под пиво. Или стаканы.
Он вытаскивает из своего пакета две холодные жестяные банки.
- «Гиннес». Ты такое пьешь?
- Иногда.
- Может, на кухню пойдем?
- Нет-нет, - племянник мучительно краснеет.
Ага, значит, у него после ужина там не убрано. Тут они с Гарри полностью идентичны: оба неряхи и раздолбаи. Раскидывают одежду, чашку свою могут по сто лет не мыть, пока там не нарастет такой налет, с которым не всякое заклинание справится.
У педанта и аккуратиста Люциуса вырос тот еще наследник.
Сириус ухмыляется.
- Там не убрано. Я сейчас, - с этими словами племянник исчезает, на кухне хлопают дверцы шкафа, звенит посуда.
Возвращается Драко с добычей: банкой оливок и с двумя высокими стеклянными стаканами с нарисованными на них знаками зодиака: Дева и Рак. Люциус и Драко.
Сириус поднимает брови, когда понимает, что пить придется из Люциусовского стакана.
- Я, может, из банки… - говорит он.
Ему и правда нравится пить из банки: это ни с чем несравнимый ритуал. Поднять вверх колечко, нажать большим пальцем, заставляя податливую жесть провалиться вниз, подчиняясь эффекту рычага, глотнуть горьковатую жидкость. Это чем-то похоже на секс. Присасываешься к отверстию или горлышку нежным, льнущим поцелуем, обхватывая губами и языком, тянешь и сосешь, выпиваешь содержимое, с каждым разом все выше и выше задирая емкость, пока дно не посмотрит в потолок.
Но Драко смотрит строго, убивая фирменным «блэковским» взглядом нездоровую тягу к алкогольной сублимации, открывает банки и разливает пиво по стаканам.
Вспенившаяся шапка течет по пальцам, когда Сириус принимает стакан из рук племянника.
- Взболтал, наверное, пока шел, - виновато говорит дядя.
Драко пожимает плечами и делает глоток.
Вредные привычки имеют одно положительное свойство: они объединяют. Курите ли вы вместе, пьете или нюхаете кокаин, между вами возникает некая общность, то единое информационное пространство, дающее возможность для непринужденного общения. Вот откуда растут ноги у всех пьяных откровений.
Сириус не зря выбрал самое крепкое пиво: Драко уже прикрыл затуманившиеся серые глаза, оперся рукой на пол позади себя (Сириус сидит в кресле, Драко – на полу), и приоткрыл губы. За их розовыми границами Сириусу чудятся волнующие глубины. Черт, похоже, он тоже напился.
Сириус со стуком ставит стакан на пол. От звука Драко приходит в себя, вяло встает и тащится на кухню, сказав:
- Я сейчас.
Когда он возвращается, к его груди прижаты бутылка коньяку и две пузатые рюмочки.
- Драко, - с опаской спрашивает Сириус, разглядывая коньяк – хороший коньяк, марочный (вот же стервец Люциус, держит хорошую выпивку в доме! А как кузену, в гости явившемуся, предложить – так уксус в шкафу на кухне), - а тебе не попадет?
Племянник мотает светловолосой головой («Ох, не скажет мне спасибо дорогой кузен за влияние на сына»).
Они переходят на коньяк – что-то подсказывает Сириусу, что завтра он об этом пожалеет.
- А что сказал отец, когда ты… вернулся?
- Ничего, - пожимает плечами Драко, острым розовым язычком дотрагиваясь до поверхности жидкости в рюмке.
Комната становится мягкой и уютной, Сириуса больше не раздражает ее казенный интерьер, и огромные коричневые ромбы на обоях кажутся не рамкой к портрету меланхолика с суицидальными склонностями, а окном в другой мир.
«Лучше бы мне остановиться», - думает Сириус.
- Пошел за шерстью, вернулся стриженным, - горько говорит Драко, делая полукруг наполненной рюмкой, словно заключая свою фразу в ореол страдания.
- Это тебе отец так сказал?
- Не-ет. Я сам, - поясняет Драко. - Просто… Так получилось, - Драко смотрит, уставившись в одну точку. – Идиотская жизнь.
Он снова плескает в рюмки.
- Подожди, – мозги у Сириуса отказываются работать. – А чего ты тогда все оставил у нас? Забирал бы свое… Гарри твои вещи чуть не выкинул.
- Ну и пусть бы выкинул.
Драко выпивает коньяк и опять тянется к бутылке.
- Эй, может, хватит? - хватает его за руку Сириус. - Ты же вырубишься скоро.
- Отстаньте! Мой коньяк, хочу – пью.
- Ты что, - спрашивает Сириус, - влюблен в Гарри?
Драко замирает.
- Я? – он медленно ставит рюмку и начинает мелко трястись – от смеха. – О да. Не сплю, не ем, - от страсти чахну. Вы пришлете венок на мою могилу? Я люблю лилии. «Безвременно угасшему Драко Малфою – от любящего дядюшки» - шикарная будет надпись.
- Перестань ерничать, - морщится Сириус.
- С чего вы это взяли?! Я что, похож на влюбленного?!
- Знаешь, не хочется огорчать тебя, но да. Ты ведь ушел, ничего не взял… Если бы тебе было плевать, ты бы спокойно переехал в съемную квартиру и брал деньги дальше.
Племянник на некоторое время замолкает. Разливает коньяк по рюмкам. Потом говорит - почти непринужденно:
- Пейте. Это хороший коньяк. У папы еще остались знакомые среди магглов.
Но свою рюмку не допивает. Вздыхает, ставя ее на пол:
- Я идиот. Я не думал, что все так выйдет… Я думал… Впрочем, неважно. Мы вылезем из этой нищеты – вылезем и без Поттера.
Сириус смотрит на светловолосого юношу с жалостью. Поддавшись порыву сочувствия, Сириус предлагает:
- Знаешь, а ты ведь можешь вернуться. Мне кажется, Гарри тебя примет…
- Пошел он на хрен! Пусть в задницу себе засунет свою квартиру!!! Ничего мне от него не надо. Да если я подыхать буду – ничего от него не возьму. Чтоб подавился он своими деньгами.
- Ну-ну, - произносит Сириус. – Дело твое, конечно.
|