Сириус поднял голову со свернутого валиком пиджака и
чихнул; потревоженное покрывало выпустило в воздух клуб пыли. Джеймса рядом не
оказалось, хотя матрас был измят точно не одним человеком. Сириус протянул руку
– холодная и неприятно пересушенная ткань под пальцами. По потолку прыгали
солнечные зайчики; тихо посмеиваясь, Сириус сомкнул ладони, и за зайцами
погналась черная собака.
– Гарри!
Но Гарри не было. Как и Джеймса. Мысль о том, что Гарри,
вероятно, не интересовался собаками, заставила Сириуса нахмуриться и отпихнуть
подальше покрывало, от пыли в котором точно должна была бы начаться аллергия,
если не у него, так уж у крестника точно. Прошлепав на кухню и порадовавшись,
что Гарри вчера настоял на мытье полов, Сириус остановился. Привычки, не
забывшиеся за полтора десятка лет, управляли его телом; только вот сердце то и
дело замирало: любимая чашка Джеймса стояла на столе, в воздухе витал запах
крепкого кофе, а бордовую дверцу кухонного шкафчика не украшала записка. Даже
той, прощальной, которую Джеймс оставил ему после мальчишника перед свадьбой,
не было. Кнопки, которыми они всегда прикалывали записки, были сейчас выложены
в форме волчьей головы с раскрытой в рыке пастью. Под пальцами Сириуса
посыпалась ржавчина.
Прихлебывая уже подостывший кофе, Сириус спустился в
подъезд дома, чтобы у почтовых ящиков столкнуться с почтальоном, сухо с ним
поздоровавшимся. В полумраке было легко скалить зубы и пугать разукрасившими
грудь татуировками пожилого мужчину, сразу начавшего что-то искать в своей
сумке. Быстро набрав код – день рождения Джеймса, Блэк сунул руку в ящик чуть
ли не локоть. Соблазн изобразить, что застрял в собственном почтовом ящике, был
велик, но Сириус лишь поправил сползающую с плеч рубашку и обернулся.
– Мистер Блэк? – он ответил кивком. Отросшие волосы упали
на глаза. – Это вам.
Почтальон сунул ему в руки планшетку, жестом показывая,
что нужно расписаться.
За спиной Сириуса, отошедшего к окну, чтобы распечатать
письма, почтальон бросил в ящик еще несколько конвертов, глухо ударившихся о
заднюю стенку. Бывший заключенный не обратил на это внимания: на него скалились
лев и единорог, призывая явиться в суд. Повесток было две. Смачно выругавшись,
Сириус бросился вверх по лестнице. Из оставленного открытым почтового ящика
выглядывали разрисованные неприличными картинками конверты – город
приветствовал возвращение предателя и сумасшедшего убийцы Сириуса Блэка.
+++
Сириус пнул ком одежды на полу: пиджаки из шкафа пахли
сладковатой пылью, а когда-то белые рубашки приобрели грязно-желтый оттенок;
прошлая жизнь истлевала и рвалась под пальцами. Гарри еще не вернулся.
Возможно, ему стоило вообще не возвращаться в дом крестного, но Сириуса этот
вариант не устраивал – слишком очевидно было, что Дурсли мучили мальчишку.
Иначе не пошел бы Гарри Поттер просто так с совершенно незнакомым мужчиной.
Если только…
Но додумать Сириус не успел. Потому что дверь
распахнулась, и в комнату влетел Гарри, тут же обхвативший Сириуса руками и
ногами, тыкаясь, как щенок, носом в шею и щекоча губы взъерошенными волосами.
– Можно я у тебя останусь?
Сириус отдернул руку от горячей кожи – футболка Гарри задралась
– и чуть отстранил его. Настороженный взгляд Гарри и тонкая морщинка между
бровей на лице, так похожем на лицо Джеймса, заставили Сириуса вздохнуть и
все-таки крепче обнять мальчика и вдохнуть запах его волос, его кожи.
– Никуда я тебя не отпущу, детеныш.
Гарри недоверчиво хмыкнул, не размыкая пальцев за спиной
Сириуса, совершенно не собиравшегося рассказывать крестнику о возможных
юридических проблемах.
– Тогда это нужно отпраздновать. Хотя за выпивку с
несовершеннолетним…
– Идиотские законы. – От шепота Гарри по позвоночнику
Сириуса побежали мурашки.
3.
+++
За весь день железные пластины ворот разъезжались дважды:
утром, чтобы выпустить в город машину, в которой везли на заседание суда
содержавшегося во временном изоляторе, и вечером, чтобы та же машина въехала
обратно, а серебристый «BMW» начальника тюрьмы выехал в город.
Сириус отбросил в сторону измочаленный обгрызенный
стебелек, сплюнул зеленой слюной и, перекинув смявшийся за день лежания на
траве пиджак через плечо, начал взбираться на холм. Тюрьма уже давно
погрузилась в вечерний мрак, память услужливо подсказывала, что ни из одного
окна: ни в его камере, ни в камере Барти, ни в читальном зале тюремной
библиотеки – не было больше видно солнца или красно-оранжевого закатного неба.
Сириус, жмурясь, подставлял лицо теплым лучам – он поднимался на холм, чтобы
развести руки в стороны. Казалось, что солнце пробирается под рубашку, нежно,
как любовник, гладит грудь теплыми пальцами-лучами, вцеловывает под кожу свое
«как же хорошо жить-то!», а мимо проносятся автомобили возвращавшихся из
Белфаста и еще черт знает откуда.
– Джеймс, а что ты думаешь насчет мальчишника в пятницу?
Сириус по привычке повернулся голову направо, чтобы
посмотреть на реакцию друга, но вместо рассеянной улыбки и отблесков солнца на
ленноновских очках увидел только склон холма. Трава была желто-оранжевой, как в
особенно засушливый жаркий август.
– Черт.
Хохот Сириуса вспугнул стаю птиц, притаившихся среди
высоких колосьев, вызывая призраков, обычно являвшихся ему после полуночи,
когда Гарри уже спал, положив руку так, что локоть прикрывал лицо.
– Послушай, Блэк. – Барти быстро натягивал штаны с мокрым
пятном во всю задницу – штаны четверть часа пролежали на швабре, которой Крауч
драил пол в спортзале. – Ты не боишься?
– Чего? – удивление было неподдельным. Сириус вздохнул,
когда Крауч застегнул пуговицы, белья он не носил.
– Не пялься так! Иначе я тебя придушу. – Широко
распахнувшиеся глаза Барти нехорошо заблестели. – Мне не нужно, чтобы тут все
знали, что я каждому даю…
– Каждому?
Сириус толкнул напарника по уборке к стене. Содержимое
опрокинутого ведра растекалось по полу пенистыми волнами; теперь мужчины будто
стояли на облаке, чуть шипящем и пускающем вверх взрывающиеся радужные
пузырьки. Сириус был выше и тяжелее, и верткий Крауч никак не мог вырваться из
захвата. «Каждому, говоришь?» – Злой шепот в самое ухо послал по его телу волну
дрожи, раздражение накатило с удвоенной силой, и Сириус почувствовал, как
пальцы Барти с длинными наманикюренными ногтями сжались на его промежности.
– Не твое дело, Блэк, понял? – Короткий поцелуй в щеку был
похож на укус. Барти сжал пальцы в ответ на усилившееся давление на свое горло.
– Оставишь синяки, сам будешь в платье выступать перед охранниками, понял? Или
нет?
– И за что ты продался, Крауч?
– За трах с начальником тюрьмы? – Выщипанные брови
взлетели вверх, губы исказила развратная улыбка. – Блэк, а ты вообще что тут
делаешь? Ты же у нас невинная овечка, только Снейпа пару раз чуть не угробил,
ну да это не считается, он все равно никому не нужен…
– Все, парни, прекращаем! Что это тут у вас?
Жирный охранник, похлопывая наручниками, прикрепленными к
поясу, вошел в зал, щурясь от напущенного полумрака и мыльных паров. Сириус,
еще раз несильно приложив Крауча об стену, махнул шваброй:
– Морской метод, сэр. Драим палубу, как и положено настоящим
пиратам, сэр. – Он ловко проскользил пару метров, сделал несколько па, напевая
про бутылку рома и сундук мертвеца.
– Отставить, парни. Пять минут, чтобы убрать это говно с
пола. Иначе будете работать языками.
Тяжелая дверь захлопнулась, проскрежетала решетка.
Пытавшийся все это время выровнять дыхание Крауч поднялся с колен, джинсы были
насквозь мокрыми. Он поднял на Блэка полный ненависти и зависти взгляд, но тот,
нахмурившийся и недовольный, сердито водил шваброй по полу, с силой выжимая тряпку
в ведро, жалобно позвякивающее.
– Давай, работай, Крауч. Твоему начальнику вряд ли
понравится, что ты работал языком не только над его задницей.
– То, что я работал над твоей, его порадует еще меньше.
– И меня тоже, я думаю, – рассмеялся Сириус, поднимая
руку, чтобы откинуть со лба отросшие волосы.
– Заткнись и работай, придурок.
Сириус тряхнул головой, отгоняя воспоминания. То, что
Барти Крауч дал ему, было чудом: любимец начальника тюрьмы, трансвестит, не
скрывавший своих взглядов и вкусов, мог бы быть отличным объектом для
издевательств всей тюрьмы, если бы не его острый язычок и умение подлизаться к
нужным людям.
Сириус повертел рукой – в ней оказалось что-то более
невесомое, чем швабра. Соломинка с хрустом переломилась и поддела кожу. Сириус
отбросил ее и быстро зашагал к вдоль шоссе к серым каменным зданиям города.
Люциус Малфой сделал знак водителю ехать медленнее; Блэк
не обращал внимания на то, как серебристый «Роллс-Ройс» едет за ним всего-то в
нескольких десятках футов. Не мог он видеть и то, как за затемненными стеклами
Люциус, откинувшись на подушках, вертит в руках тяжелую ручку, снимая и надевая
колпачок. Лежавшие рядом на сидении бумаги чуть подрагивали – из приоткрытого
окна тянуло сладковатым запахом свежескошенных луговых трав.
+++
Крауч довольно улыбнулся, щелкнув затвором, и засмеялся,
запрокинув голову, увидев себя в мутном зеркале: высокая молодая женщина, горло
которой прикрывала капроновая белая косынка, стояла, широко расставив стройные
ноги, выглядывавшие из-под клетчатой оранжево-бело-зеленой юбки. Ружье с
оптическим прицелом смотрелось в ее руках более чем эффектно. Парни,
принимавшие прибывшую партию, еще возились в углу: протащить все эти тюки в
заколоченный дом было непросто.
– Поторопитесь, сволочи!
Крауч прицелился в старика с покалеченной рукой. Кто-то из
молодых засмеялся, но более опытные товарищи шикнули: всем старым членам группы
был известен взрывной непредсказуемый характер Барти Крауча-младшего, чьего
отца, выступившего против тактики ИРА, в 1994 после обстрела Хитроу* нашли
мертвым в собственной ванне. Газеты все списали на нервный срыв после известия
о том, что его сын вылетал в это же время из главного аэропорта Англии.
Смазливый ливанец послал Краучу воздушный поцелуй, за что получил ощутимый
тычок под ребра.
– Хорошо работают, Барти. – Люциус снял перчатки, но так и
не протянул Краучу руку, видимо, не решив, что в данной ситуации будет
приличнее: рукопожатие или поцелуй руки. Крауча такие тонкости этикета не
волновали: ругаясь, он указывал мужчинам, что куда перетаскивать и как
маскировать мешки со взрывчаткой, чтобы их не нашли при случайном обыске.
– А как же, Малфой! – Поправляя укладку, Крауч снова
посмотрел на себя в зеркало и жеманно повел плечами.
– Я видел Блэка.
– Ах, какая новость! – Он подкрасил надутые губки
выуженной из сумочки помадой. – Я тоже его видел. Малфой, кто в этом городе не
видел Сириуса Блэка? Наверное, их не больше, чем тех, кого он не трахнул.
Люциус брезгливо и недовольно поморщился.
– Я уже подал иск в суд, чтобы этот дом перешел Нарциссе.
– И что ты от меня хочешь? Чтобы я не приводил Сириуса
сюда трахаться? – Прижав ладони к коленкам, Крауч попытался изобразить Мерилин
Монро. Люциус с силой сжал его плечо и, наклонившись, прошептал:
– Ты уже в курсе плана, красавица? Ты ведь еще за решеткой
над ним работал? Так скажи мне, что там Блэк намеревался сделать?
– Трахаться. Он намеревался потрахаться. – Нехорошо
скалясь, Крауч потянулся к отставленному ружью. Но острый клинок, который
Малфой сунул ему под ребра, остановил его. – Он бы отомстил Питу Петтигрю, если
бы тот не сдох, как собака, во время заварушки в Белфасте. Так что Блэк будет
сейчас прожигать жизнь. Но с его везучестью его неплохо было бы обезвредить.
– Вот и я так считаю. – Малфой холодно кивнул. – И если ты
прекратишь с ним путаться, это принесет больше пользы…
– Сам меня хочешь попробовать? – Жаркое дыхание коснулось
щеки Люциуса. Стилет вспорол тонкую ткань блузки и пощекотал кожу. – Какой ты
горячий. Жена уже не возбуждает?
– Том не любит потаскух. – Малфой оттолкнул его и, спрятав
ручку-стилет в нагрудный карман пиджака, натянул перчатки. – И тех, кто
проваливает его планы.
– А что ты сделал для него за эти годы, Малфой?! Ждал?!
– Мы закончили. – Пожилой ливиец, отряхивая пыль с одежды,
подошел к ним. – Сегодня уходим в Дублин. Следующую партию будете получать и
разгружать сами. Справитесь? – Он окинул Крауча брезгливым взглядом и начал
тщательно изучать выписанный Малфоем чек – на подставную благотворительную
реализацию.
– Ты даже не поддержал его перед Комиссией!
– Да? – Малфой усмехнулся. – Спокойной ночи, Крауч, мне
еще надо забрать Драко из школы.
– Тогда, может, подвезешь меня? Берте Крауч нужно же
чем-то зарабатывать себе на хлеб.
– Хочешь подставить старика Дамблдора? – Малфой довольно
улыбнулся. По пыльным коридорам Крауч молча последовал за Малфоем к подземному
переходу, ведущему к флигелю на берегу реки. Малфой даже не предложил «даме»
руку.
4.
+++
Дверь, выкрашенная зеленым, открывалась с тихим шерстяным
шелестом – дверной косяк был обит темным войлоком, кое-где стертым чуть ли не
до дыр. Сириус сделал шаг вперед – ноздри дернулись, он пытался вдохнуть хорошо
знакомый запах, не изменившийся за полтора десятка лет, сладковатый и меловой;
пытался наполнить им свои легкие, грудь до предела. Расплывшиеся медленными
волнами удары колокола заставили Сириуса дернуться, руки сами потянулись
распахнуть дверь, чтобы снова сбежать из школы, ведь занятия закончились. Не
хватало только подталкивающего его в спину Джеймса и сердитого шепота
наступавшего им на пятки Ремуса, вызвавшегося опять прикрывать тылы, если Колм
«Филч» Мерфи* вздумает проверить, не вынесли ли ученики чего лишнего или чужого
из раздевалок, или декораторской, или библиотеки, или, что еще страшнее, из
учительских кабинетов. Но в этот раз все было иначе: Сириус скалой стоял
посреди потока подростков лет одиннадцати-тринадцати, спешивших вырваться на
солнечный свет и толкавших его острыми локтями, коленками и набитыми сумками.
Прихожую наполнили гвалт и сопение, и Сириус, словно очнувшись, начал
проталкиваться к лестнице – кабинет директора вряд ли перенесли из вечно
залитого солнцем флигеля в другое место. Тем более что Альбус Дамблдор, похоже,
собирался остаться директором и в двадцать первом веке.
Сириус задержался у запертых дверей одного из классов –
узнаваемый ритм джиги и перестук подбитых каблуков завораживали. Прижав ухо к
светлому проолифенному дереву, Сириус слушал, не замечая, что отстукивает ритм
пальцами и что из-за угла к нему подкрадывается старый Филч.
– Сириус Блэк?
– Сириус Блэк?!
– Сириус Блэк!
Перешептывание проходивших мимо школьников становилось все
громче, эмоции нарастали с каждым повтором, но Сириус теперь слышал только, как
Гарри выкрикнул что-то учителю в запертом классе, а потом снова с яростью начал
оттанцовывать джигу*.
– Рад тебя видеть, мальчик мой.
– Мистер Блэк, освободите помещение!
Слова и голоса Дамблдора и Филча смешались в невообразимую
какофонию. Сириус, усмехаясь переводил взгляд с одного лица на другое: старые,
морщинистые, они были ему слишком хорошо знакомы, и сны, тайком вынесенные из
тюремной камеры, казались теперь реальными – они видел, как эти люди стареют,
набирают все больше власти, каждый в своей области. А он оставался все тем же
мальчишкой, который прогуливал послеобеденные уроки и вместо классических
ирландских степов танцевал танго перед Комиссией.
– Мистер Мерфи, спасибо. – Рука Даблдора, легшая Сириусу
на плечо, была тяжелой и цепкой – словно птица села на плечо и начала тихонько
напевать свои песни, присматриваясь к сережке-гвоздику в мочке уха. – Мистер
Блэк пришел по моему приглашению.
Филч, что-то недовольно бормоча, удалился, а Сириус
усмехнулся: старый хрыч заслуживал такого обращения. Дамблдор терпеливо ждал,
поглаживая бороду и посматривая на часы, – новая преподавательница, Берта
Крауч, гоняла старшеклассников и после окончания официального времени занятий.
Похоже, она была действительно ценным приобретением, особенно в последние дни
подготовки выступления перед Комиссией Ирландских Танцев*.
Когда Сириус все-таки обернулся, чтобы поздороваться,
Дамблдор распахнул объятия. Мужчина замер и осторожно прижался к сухой
костлявой руке, не решаясь позволить себе большее. В нос ударил сладкий запах
лимонных долек, которые Дамблдор очень любил, и старости. Сириус сжал пальцы чуть
сильнее, чем следовало: обнимать директора было неправильно, руки хотели бы
ощутить тепло тела Джеймса. Даже случайные прикосновения, которыми одарил его
Гарри, не могли быть заменой.
– Пойдем. – Дамблдор властно поманил Сириуса за собой. – У
меня есть чай и время для разговора с тем, кого я ждал пятнадцать лет.
– Вообще-то в тюрьме были приемные дни.
Глаза Дамблдора нехорошо блеснули, и он поправил сползшие
на самый кончик носа очки. Под его руками тонко позвякивали чашки севрского
фарфора. – Спасибо… – Сириус замешкался с обращением.
– Альбус. – Директор устроился в своем кресле, Сириус
покосился на окно – солнце было достаточно высоко, и выбранное им кресло стояло
как раз на пути световых лучей, пытавшихся пробраться в сумрачные коридоры. – Я
рад, что ты вернулся, мальчик мой.
– Я тоже. Как ни странно. – Улыбка Сириуса была такой же
ослепительной, как в тот день, когда он оправдывался перед Альбусом за
прерванный Филчем акт содомии в раздевалке. Повисло молчание: Сириус не мог
оторвать взгляда от фотографий, расставленных на столе и полках: выпускные
фото, снимки с конкурсов. Джеймс обнимал Лили и махал рукой – они только что
выиграли соревнование по латиноамериканским танцам и получили предложение ехать
в Лондон. Но Лили тогда была беременна.
– Простите, дире… Альбус. – Сириус сделал большой глоток.
– Я могу чем-то помочь?
– Дать мне работу? – Сириус отставил чашку, Альбус положил
ложку на блюдце. – Понимаете, – рука Сириуса дернулась, словно он собирался
поправить волосы, но сдержался, – получение наследства после стольких лет
молчания с моей стороны довольно проблематично. К тому же мне нужно
позаботиться о Гарри. – Он скрипнул зубами. Дамблдор чуть подался вперед, но
Сириус не обратил на это внимания. – Дурсли о нем совершенно не заботятся! У него
даже белье!.. Не белье это, а так, дрянь… – Сглотнув, Сириус продолжил: – Мне
нужно будет организовать ему доступ к счету Джеймса. Это все потребует времени.
Моих денег нам хватит на первое время, но вы же знаете нашу юридическую
систему. – Улыбка вышла невеселой. Сириус жадно пил – эта просьба-объяснение
далась ему тяжело.
– Сириус. – Что-то в тоне Дамблдора заставило мужчину
вскинуться.
– Вы же не считаете меня виновным?!
– Нет, нет, – в ответ Дамблдор замахал обеими руками,
окуная широкие белые рукава в жасминовый чай. – Я знаю, как ты любил Джеймса, –
прозвучало это неоднозначно. – И как много ты значил для него. Если ты будешь
помогать Гарри, – Дамблдор осенил себя крестным знамением, – то он и Лили
помолятся за вас.
– Он несовершеннолетний, Альбус, и он мне как сын.
– Так и заботься о нем как крестный. Я смог только
посодействовать тому, чтобы Гарри не попал в приют, – все-таки оставалась
надежда, что у родственников за ним будут присматривать лучше. – Сириус порвал
салфетку и незаметно бросил ее под стол, в корзину для бумаг. – Большего я не
имел права для него сделать. Ты ведь уже знаешь, что он один из наших самых
лучших танцоров? – Дамблдор лукаво подмигнул Сириусу, довольно заулыбавшемуся.
– Но сейчас я ничего не могу сделать ни для него, ни для тебя. Штат школы
укомплектован. – Дамблдор глянул на стеклянный шкаф, где хранились толстые
папки с личными делами сотрудников школы. Губы Сириуса сжались в тонкую
полоску. – Но, – Дамблдор долил себе чая, Сириус жестом отказался от второй
чашки, – мне нужен человек, который будет вести переговоры с Комиссией и школой
Тома Риддла о помещении для проведения аттестации. Ты знаешь правила и мое
мнение по этому вопросу. Минерва подготовит договор, приходи.
Сириус поднялся, прощаясь.
– Сириус, – тот замер в дверях, – я знаю, что ты
невиновен. Но никто не сможет доказать этого, мальчик мой.
Сириус кивнул. Когда за его спиной щелкнул автоматический
замок, он начал пробовать открыть все двери в этом коридоре, но залы для
занятий были закрыты. Кроме одного, залитого приятным синим светом, – на
витражных окнах плескалось море, и корабль святого Брендона преследовали
морские чудовища. Драко Малфой чуть отклонился назад, задерживая шаг, – по
школьному коридору уверенно шел незнакомый мужчина. От него волнами исходила
сила, жизнелюбие, радость. Драко задержал дыхание, зажмурился, усмехнулся и
заставил себя двинуться с места.
Еще раз выглянув в коридор – никого, – Сириус прикрыл
дверь. Мурлыча под нос мотив любимого танго – с восемьдесят седьмого года он
танцевал его в своей камере, – он подошел к зеркалу, бросил на пол пиджак, пару
раз взмахнул руками, наклонился, касаясь пальцами носков до блеска начищенных
туфель. И выпрямился, начиная танцевать, чуть ли не взлетая над полом.
Напряжение и тоска уходили, разгоняемые из сердца по всему телу энергичными
движениями, а может, их забирали сами стены.
Его танец не выходил за пределы прямоугольника: шесть
шагов на четыре.
Берта Крауч осторожно отпустила дверь единственного не
закрытого на ключ класса. Ее каблучки звонко простучали по лестнице.
