Автор: Лис зимой
Персонажи: Джеймс, Сириус

Рейтинг: G
Дисклеймер: персонажи принадлежат Дж.К. Роулинг

Снег идет, не переставая, вот уже несколько дней, окна совсем ослепли снаружи, и в замке становится все тише, будто нас окутывает ватой, и мы скоро станем жуками в коробочке.
Все разбрелись по спальням, остались только мы с тобой.
Камин трещит и сыплет искрами.
Ты сидишь совсем близко к огню, но никак не можешь согреться. Я вижу, как мелко дрожат твои плечи, словно от плача.
- Чаю хочешь?
Ты молчишь, смотришь в огонь, подрагиваешь в такт своему внутреннему Паркинсону.
- Не простыл? Давай сгоняю за Перцовым зельем?
Это я.
Выступаю в роли няньки, очень мне свойственно, ага.
- Что? Не надо, я в порядке.
Лицо отстраненное, глаза за заляпанными стеклами очков припухшие, нос покраснел. Какой ты некрасивый сейчас.
- Ну и пошел к черту тогда.
Вот это уже больше на меня похоже.
Я поднимаюсь из кресла, потягиваюсь и агрессивно зеваю в твою сторону.
- Сириус, да ты что? - на твоей помятой физиономии удивление. – Ты чего взъелся?
Я – обвинение.
Складываю руки на груди, нависая гибким тяжелым упреком над твоей подавленной отстраненностью.
- А того, что ты весь вечер молчишь и сидишь, тупо пялясь в камин. Может, объяснишь, в чем дело? Или хотя бы опиши что-нибудь интересное из жизни дров, - излагаю я претензию.
Ты пожимаешь плечами.
- Просто нет настроения.
Просто нет настроения.
Последнее время это кодовая фраза для “Лили Эванс не обращает на меня внимания, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает, контрольную по Трансфигурации я таки завалил, бла-бла-бла”.
Поэтому следующие полчаса я выступаю в собирательной роли жилетки, аналитика, священника и комедийного актера радио-шоу, то есть – лучшего друга, выслушивающего признания, сомнения, сетования, горести, сожаления и надежды.
В конце ты слегка приободряешься, и это уже хорошо. Хорошо и славно, правда, было бы лучше, если бы ты вообще не морочил себе голову этой ерундой, и не трепал мне нервы, но как вышло, так уж вышло, жизнь норовистая кобылка, и в плане тебя она меня сбросила.
“Норовистая кобылка” – отвратительная пошлость.
Однако мы все же едем вместе и по одной дороге, так чего же ещё желать?
- Просто зима, ок? Зимой всегда так…
- Серо-бело? Тихо-низко? Влажно-неважно?
- Ну да.
Мы сговариваемся завтра отправиться в Хогсмид, и эта идея как бы сплачивает нас, сплющивая вместе в единое безумно-подростковое целое.
И вот мы уже шутим, и смеемся, и чавкаем сластями, и болтаем, и ты случайно дотрагиваешься до моего обнаженного запястья, и я одергиваю руку, словно ты прижег меня раскаленным металлом, который поплыл по венам, вытесняя из них кровь, оставляя только твое присутствие, запах, звуки, смех, тепло.
Какой ты красивый сейчас.

- Сириус, проснись. Сириус!
Я разлепляю глаза с таким трудом, словно ресницы приклеены к нижнему веку.
- Что? – неразборчиво мычу я смутному пятну, маячащему на горизонте моего восприятия.
- Что, что, - фыркает пятно, - свадьба у меня сегодня, вот что.
А.
Точно.
Пробую поднять голову, но какой-то гребаный весельчак напялил на неё железный шлем и плевать, что невидимый, зато очень даже чувствительный, и весит до хрена, и мал мне по размеру.
Ангел похмелья запечатал мои глаза седьмой печатью, поднимите мне...
Поднимите…
- Сириус! Да вставай же, говорю!
О. Го-спо-ди.
- Слушай, чего ты пристал?
- Ты мой шафер. Если через три минуты не будешь готов, то я за себя не отвечаю.
Ты кидаешь в меня костюмом.
- Ладно, ладно… Одеваюсь. Уйди, я голый.
- Напугал.
Пока я пытаюсь принять вертикальное положение, ты творишь кофе, интересуешься у меня насчет бутерброда, и умолкаешь, верно растолковав выражение моего лица, многообещающее тошноту и другие приятные вещи.
В кофе что-то добавлено, поэтому мне заметно легчает.
Тут я замечаю, что ты нервничаешь и дергаешься, как перед экзаменом, и меня почему-то разбирает дурацкий, неряшливый смех, я давлюсь кофе и кашлю себе на правую манжету. Это просто глупо.
Ты отбиваешь ногой неритмичную мелодию – нечто среднее между “Одой к радости” и “Во всех борделях знали про его быстрый нож”, а у меня странное чувство, будто только что было что-то давнее, ещё из школьной жизни.
Мерцающее.
Такое настоящее, что можно было окунуть в него пальцы и мысли.
- Мне снилась зима, Хогвартс. Мы сидим у камина, разговариваем. Ты расстроен, что Лили не хочет с тобой встречаться. Потом мы договариваемся идти в Хогсмид, а потом ты… Все так ясно, так наяву, я даже удивился, что ты меня разбудил, и…
- Мне не по себе, Сириус, - говоришь ты звенящим истерикой голосом. – Жутко не по себе.
Да, конечно.
Я просто эгоистичный придурок.
- Все нормально, - говорю я. – Пять минут церемонии, а потом клевая такая вечеринка, делов-то. Оторвемся, друг. Нашел, чего бояться. Будь спок.
Твои губы кривит нервическая усмешка, ты делаешь глоток остывшего кофе из моей чашки, но рука так дрожит, что грозит разлить напиток на франтоватый костюмчик. Я забираю у тебя чашку и ободряюще похлопываю по плечу.
- Просто зима…
- Что? Какая там зима…
В доме становится все более шумно, в этом котле варится жизнь, много-много жизни.
Ты сидишь напротив меня побелевший, а я чувствую себя одиноким, как никогда.
- Давай сбежим? – вдруг говорю я.
Тихо-тихо.
Так, что почти не слышу сам себя.
Ты смотришь на меня, в твоих глазах застыло изумление, непонимание, сонная одурь, адреналиновая пляска. Ты похож на паническую атаку.
Но я все равно понимаю, что ты врешь, делая вид, что меня не расслышал.
- Пошли уже, наверное, - говоришь ты голосом естественным, как треск битого стекла под ногами.
А повторять я не буду, потому что такие вещи произносят только один раз.
- Ты иди, я догоню.
Чувствую необходимость поблевать в одиночестве.
На пороге ты останавливаешься, оборачиваешься и пялишься на меня секунды три.
За все время нашего с тобой знакомства это были единственные три секунды, когда я не понимал, о чем ты думаешь.
- Приду, - обещаю я.
Зачем?
Просто я всегда иду вслед за тобой.

Окончание