Часть 4

*****
- Выродок, - тихо произнес Блэк и закашлялся. Сухо и похоже на лай. – Вы-ро-док. – произнес он по слогам, - а я – мудак, Мерлин, какой же я мудак.
- Ты не понял…
- Знаешь, что? – теперь Блэк зачастил, как будто боялся, что не успеет выговориться, - знаешь, что, Снейп? Ты живи. Ты живи долго, а лучше вечно, Сопливус. Пусть твой змеевидный урод сдохнет, а ты живи. Потому что я на том свете найду тебя – где угодно: в раю, в аду, найду и … будь ты проклят. Будь ты…
Кашель не дал ему договорить, а потом кашель оказался судорогой, а потом все кончилось.
Блэк опять его обошел. И в этом тоже. В любви и в смерти, двух главных для него, Блэка, забегах. А о снейповской дистанции он так и не узнал. Или - не захотел знать?
Снейпу хотелось утереться. И одновременно – плюнуть в наглое, холодное и неживое лицо.
Он встал, осмотрел комнату. Поправил простыню. Блэк, наконец-то, заснул – в первый раз за весь этот безумный август.
Снейп подумал, что надо сделать – и вспомнил с трудом. Последний удар получился у Сириуса Блэка особенно хорошо. Не специально, но хорошо, судя по тому, как Снейп не мог собраться.
Он забрал чашу, блестящую пустую посудину, и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Спустился вниз, на кухню, где все блестело, а стопки вымытой посуды высились на столах около огромной плиты.
Завтра надо посмотреть, как тут обедает Люциус. На краешке стола, говорите?
Снейп двинул локтем и равнодушно пронаблюдал, как пирамидка тарелок рассыпалась, разбиваясь вдребезги о плитки пола.
- Evanesco, - сказал он, убрав осколки с одного квадрата – черного.
- Evanesco, - со второго квадрата – белого.
- Evanesco.
Непонятно откуда возникший домовик, привлеченный шумом, рванулся было на помощь.
- Я случайно задел тарелки, - сообщил ему Снейп, - принеси мне воды. Evanesco.
На самом деле – пить хотелось. Он выпил несколько стаканов подряд, до сладкой тошноты и тяжести в желудке. Он убрал еще несколько осколков, не обращая внимания на суетившегося под ногами эльфа. Пусть проверяют палочку сколько угодно, на ней разбитые тарелки. И больше ничего. Ни-че-го.


Действие 5.

Минерва, конечно, никогда не оставит пост декана, и пусть хоть кто-нибудь попробует её выгнать…
Только Минерва МакГоннагал могла диктовать ему условия так, словно он до сих пор был первокурсником на её ненаглядной Трансфигурации. Если уволить Минерву – кто справится с Гриффиндором? Нет уж.
Гораций Слагхорн ответил письмом с вежливым и осторожным согласием.
Сибилла, как всегда, что-то мямлила, и Снейпу очень хотелось спросить – было ли на его ладони с самого начала указано то, что он вернется в школу директором? И определиться с её трудоустройством после ответа.

Он вернулся в Хогвартс. Вот так. Август вальяжно перевалил свою середину, Малфой-мэнерс остался позади, впереди настырно маячил более чем неспокойный сентябрь, Поттер по-прежнему не обнаруживался, точнее – прятался на Гриммо, в этом Снейп был почти уверен.
Никто из орденцев не пытался вступить с ним в контакт. Тем лучше.
Он потянулся, чуть не смахнув с директорского стола пергаменты. Письма. От учителей и родителей. Завтра, завтра. Не в первый же день отвечать на письма, господин директор Северус Снейп.
Минерва не тронула думосбор Дамблдора, он так и стоял в нише, изящная чаша на красивой подставке. Артефакт. Пустой, свободный – Альбус позаботился о нем в первую очередь. Где-то в Лондоне, в маленькой лавке, торгующей дымолетным порошком, спрятали еще один думосбор – на всякий случай. Забрать его он всегда успеет, надо только понять, почему Альбус так заботился о них.
Снейп походил по кабинету. То, что казалось ему простым и необходимым пару дней назад, в поместье, теперь выглядело совсем необязательным. Никакой Легилименции в ближайшей перспективе не намечалась, и воспоминания вполне могли бы… Нет. Не могли.
Потом он решил, что лучше сделать это в своих старых комнатах, внизу. Не здесь – в вызывающе ярком, закатно-алом помещении директорского кабинета. Думосбор уже левитировал у двери, когда он передумал и вернулся к нише. В конце концов, Альбус первый бы посмеялся над тем, что получилось. Снейп отчетливо представил его улыбку, всегда немного снисходительную, почти никогда – понимающую, но неизменно – приятную.
- И что вышло? – повернувшись, спросил он у портрета Дамблдора, - что - с загубленной душой? Даже Блэк вывернулся. Даже Блэк…
Портрет молчал и не улыбался. Что ж, и на том спасибо.
Снейп взмахнул палочкой, разворачивая картину лицом к стене. Подумал и перевернул остальных директоров тоже.
- То, чего вы не знаете, вам не повредит, - не без ехидства сообщил он.
А потом все отсрочки сразу кончились.
Осталась чаша. И его собственное отражение в её гладких стенках – хмурое лицо, крючковатый нос и вечно недовольные складки у губ.
- Сейчас будет кое-что получше, - сообщил он думосбору.
Как будто кто-то мог ему ответить. Уже никто не мог.

Белизна комнаты привычно резанула глаз, Сириус Блэк взглянул на него с интересом и спросил:
- Как это тебе удалось договориться с Питером? Оставил малыша без сладкого?
- Я его послал, - с мрачным удовольствием сообщил Снейп. – Почему ты никогда не сидишь на стуле?
- Я на них раскачиваюсь и ломаю, а палочки нет, - фыркнул Блэк. – И на подоконнике видно хоть что-то кроме этого. Знаешь, если смотреть сверху, Белла бегает за лордом как собачка. Хочется кинуть ей кость.
- Снизу это выглядит не лучше, поверь. А ты разговорчив.
- Я могу молчать, но дело не в этом. Бросай стул, иди сюда.
- Зачем?
- Ты уверен, что Питер будет так же деликатен, как и ты? В отличие от тебя, он - лицо заинтересованное.
- И что?
- Ложись, - Блэк похлопал ладонью по кровати и стянул рубашку. – Да не шарахайся ты, мне что, жить надоело? Хотя… - он засмеялся, - неважно. Ложись. Можешь поспать, если хочешь.
- Чтобы ты опять спер палочку и…
- Я обещаю – ничего такого. Вообще ничего. Но диспозицию лучше соблюдать. И сними ты эту тряпку, ради Мерлина.
Мантию Снейп повесил на стул.
Он честно боролся со сном полчаса – но не заснуть было сложно. Постель была мягкой, а Блэка как и не было рядом – он не болтал, не сопел, просто у правой руки было расслабляющее тепло. И больше ничего.

Блэк растолкал его часа через полтора.
- Спокойной ночи, Снейп.
- А ты?
- А я посижу. Иногда начинаешь жалеть, что прогуливал астрологию. Тут теперь видно звезды. Хотя и дождь мне нравился тоже.
Конечно, ему нравилось всё.

***
Естественно, он опять ошибся. Точнее, понадеялся неизвестно на что. Прогнозировать поведение Блэка было равносильно попыткам увидеть будущее в шарах Трелони. Сколько ни заглядывай – все равно ничего в этой мути не поймешь.
Пружина разжалась, и настоящее поперло из Блэка как издевательски подпрыгивающий клоун из детской игрушечной шкатулки. Гримасничающий и злой.
То, что казалось Снейпу вполне естественным – сжать зубы и перетерпеть, взрослые же люди, то, что помогало собраться, - для Блэка оказалось невыносимым.
Хвала Мерлину, он не орал. Он мрачно молчал, или выбирался из кровати и мерил комнату шагами – монотонно, размерено и тупо. Он приглядывался к Снейпу, скорее даже – принюхивался, раньше Снейп никогда не обращал внимания на то, как много в его поведении собачьего. На третий вечер, доведенный этим одновременно безмолвным и истеричным мельтешением до последнего, Снейп не выдержал.
- С Петтигрю, конечно, было проще.
- Как будто меня нет, - невпопад ответил Блэк, глядя сквозь него. - Как будто меня нет. Хотя… меня на самом деле нет. Нет-и-не-будет… Знаешь такую сказку?
- Нет.
- Лили нам рассказывала. Осенью. Тогда. Смеялась и говорила, что она... как её звали? Венди. Есть такая страна Нет-и-не-будет, и там живут одни мальчишки… Что ты молчишь?
- Заткнись.
- Дурак.
- …Как называется эта сказка?
- Не помню. Только имя и название страны помню, это в Азкабане…
- Там действительно не остается ничего от воспоминания?
- Почти. Главное, чтобы они не снились, со снами еще хуже, они исчезают быстрее и сами по себе. Лежишь и думаешь – не спать, не спать, - засыпаешь, и тратишь сны, тратишь… Тебе повезло, Снейп.
- Ты просто не знаешь, как мне повезло.
- В любом случае – тебе есть, что вспомнить.
- Тебе тоже, насколько я понял.
- Нет, Снейп. Это – лохмотья. Обноски. У тебя было сто мантий, как у Малфоя, а потом не осталось ничего. Ни согреться, ни прикрыться. И того, что есть, не хватит на Патронуса. «Показательно», - как заметил Альбус.
- Почему он так сказал про Поттера? Когда вы говорили об Окклюменции?
- Тебе-то что?
- Блэк, это не дружба.
- Не дружба. Это – просто всё, Снейп. Это Нет-и-не-будет. Это ты можешь понять?
- Нет. Скажи тогда – как получилось, что он…
- Что – он?
- Как ты допустил, чтобы он…
- Ты можешь договорить?
Снейп не мог. Имя упрямо булькало во рту, перекатывалось, упиралось в губы изнутри, не спросить было нельзя, а спросить – с именем - не получалось, поэтому он выдавил после минуты тишины:
- Эванс.
- Что – Эванс? – удивленно переспросил Блэк. - Джеймс и Лили? А что я должен был сделать?
«Не допустить, - хотел сказать Снейп. – Как в этой Нет-и-дальше, оставались бы мальчишками и сгинули бы мальчишками, зачем было втягивать её в ваши дурацкие смертельные игры с Орденом, в эту бессмысленную галиматью…»
Хуже всего было то, что он прекрасно понимал, что несправедлив. Теперь – понимал, развилка была пройдена давно, и Джеймс Поттер был виноват только в том, что он вообще появился на свет, а, может, и не виноват, нет, виноват, конечно. И Блэк был виноват, и сам Снейп. Просто он не задумывался, насколько виноваты все. Или – не виноваты?
- Так что я должен был сделать? Эй, - Блэк помахал ладонью у него перед носом.
- Если тот, кто для тебя – всё, уходит, что нужно сделать, а?! – прошипел Снейп прямо в его ладонь.
- Отпустить, - быстро ответил Блэк. – Отпустить, чтобы остаться рядом.
Как у него все просто, Мерлин. Как у этого идиота все просто, так, что можно лопнуть от злости. Увидел – о, это навсегда. Отпустил. Остался рядом. Как по нотам, Мерлин, как по нотам.
А потом он услышал тихое:
- Только это не помогло, Снейп.

***
Лицо Блэка кружилось в серебристом водоворотике думосбора – чуть удивленное и обиженное, мальчишеское, как будто кто-то давным-давно пообещал ему, что смерти не будет, нет, не смерти – предательства и грязи, да нет, не предательства и грязи, обыкновенной жизни, без всякого гриффиндорского пафоса и надрыва.
А потом опять стало холодным и надменным – как будто быстро задернулась штора на окне, её опустили специально, чтобы ты не увидел того, что тебе не предназначено, и не нафантазировал лишнего.

- Так не бывает, - сказал тогда Снейп. - Так не бывает.
- Смешной ты, Снейп. – Смерть – это то, что происходит не с нами. А теперь и жизнь тоже – не с нами?
- Это не жизнь. Это – ненормальная жизнь. Неправильная.
- Пффф, - Блэк фыркнул, как тюлень, и замолчал.

Снейп наклонился над чашей, новое воспоминание удивительно тонкой, дрожащей нитью соскользнуло в чашу. Он пригляделся – и оторопел, это был тот самый момент, когда Поттер читал стихи в гриффиндорской гостиной. Когда и как воспоминания Блэка превратились в его собственные? Что за сюрпризы Легилименции? Не было такого, и быть не могло, но Поттер все так же жизнерадостно голосил, заколачивая слова как гвозди в крышку гроба, Хвост и Люпин посмеивались, а Блэк злился. Отпустить, ты сказал? Отпустить, чтобы остаться рядом – так просто?
Он передергивал, и знал это. Про «просто» подумал он сам, Блэк такого не говорил.
Но мог же так думать?
Снейп не знал.
Он поморщился, и вытянул следующее – уже откровенно опасаясь, что там будет Джеймс Поттер в очередной своей незабвенной ипостаси, теперь ему казалось, что они все время говорили о Джеймсе Поттере, что он, проклятый Поттер, даже после смерти мог отравить, сломать, уничтожить все, к чему прикасался.
Но нет – это была белая комната и очередной невнятный разговор, фрагмент бесконечного диалога о смысле, которого нет, точнее, где-то был, конечно, но оказался недоступен обоим одновременно.
И обоим было плевать на то, что думает собеседник. Все неожиданное сходство между ними начиналось с того, что долги надо было отдавать, и там же заканчивалось. Потому что «долги» они тоже понимали по-разному.

Снейп не рассказал о том, что был на Гриммо и о найденном письме, он вообще мало что говорил Блэку, тот строил свою собственную картину на обмолвках и догадках, на случайно прорвавшихся словах. Картина, наверняка получалась кособокой и кривой, но Блэк вглядывался в неё зачем-то. Примерно так же, как сейчас Снейп – в воспоминания.

Какой-то из директорских портретов глухо и недовольно крякнул. Снейп оглянулся, чувствуя себя мальчишкой, застигнутым с поличным за малопристойным занятием.
- Что такое? – спросил он.
- Ты – не директор. Что ты здесь делаешь?
О, как он хотел, чтобы это оказался Найджеллус Блэк. Чтобы высказать хоть кому-нибудь всё, что он думает о последних отпрысках достойного рода, полутрупах, недолюдях, которые и на пороге смерти умудряются повернуться и приложить…
Это был не Финнеас, а старикашка Абрахам Меррит, назойливый всезнайка с Равенкло.
- Потерпите пару недель, сэр, - вежливо ответил Снейп, - и я стану директором. Вот тогда я буду в полном праве определить судьбу картин в этом помещении. Вместе с мистером Филчем.
Портрет заткнулся. Филча, похоже, боялись даже покойные директора. Вот так можно попасть в зависимость и не заметив этого. Даже портретом. Никогда, как бы ни подшучивал Яксли, что бы ни придумали Минерва и Сибилла – никогда. Его портретов здесь не будет.
И у Блэка не было портрета. Ни у кого из них – те, кто ушел на Хеллоуин, были слишком молоды, Блэк слишком спонтанен, Люпин – слишком осторожен, а Хвост не жил – существовал.
От нас ничего не останется.
Он не удивился тому, что подумал «нас».
Он уже ничему не удивлялся.
В том числе и своему болезненному любопытству. Он и так помнил эти разговоры наизусть, во всей их сумбурности и недосказанности. Не так их было много, разговоров, но, главное – они дергали что-то внутри, запускали пыльные шестеренки давно заброшенного механизма, давно отложенной в сторону… Господин директор Дамблдор сказал бы «души». Снейп давно не любил это слово.

Он отстраненно подумал, что бы мог отдать Гарри Поттер за то воспоминание, где Блэк и Петтигрю решали судьбу Фиделиуса, вот так, на крыльце, под детские визги и простой в своей предопределенности диалог.
И еще - о чем молчали Джеймс Поттер и Сириус Блэк под дождем?
И, почему-то ощущая себя вором, раз за разом смотрел на весеннюю Лили Эванс, выговаривавшую такому же весеннему Блэку. В весеннем дворе Хогвартса. Снейп не видел этих весен, не помнил. Это было не с ним. Но воспоминание оказалось - его.

Собственно, поэтому ему и был нужен думосбор: избавиться от отравляющей, чужой реальности, от «могло бы быть», а точнее - от Нет-и-не-будет.
Чтоб ему провалиться, Сириусу Блэку, с его образным мышлением и детскими сказками!
Прицепившееся название сказочной страны в думосбор отправить было нельзя – оно назойливо крутилось в голове, заевшей патефонной иглой, и так же царапало и портило. Портило настроение, мысли и всё на свете.

- … Ты не спишь, кончай придуриваться, Сопливус, - сказал Блэк, опираясь на локте и нависая над ним. – Или научись правильно дышать. Как ты выживаешь – ума не приложу.
- Хвост вчера торчал в коридоре, - сообщил Снейп, признав поражение после короткой и почему-то совсем неунизительной паузы.
- Поэтому изволь валяться. Можешь рассказать мне что-нибудь о здешних нравах. Я – могила, - Блэк улыбнулся.
- Думаю, нам не о чем разговаривать.
- Тогда спи. Не раздражай меня иллюзией близости.
- Иллюзией чего?
Снейп приподнялся и взглянул на Блэка в упор.
- О. Это же классический расклад. Ну что ты, ты ж наверняка прочел кучу умных книг. Жертва – палач и все такое…
- Не смей шутить над этим!
- Я? Я не шучу. Совсем. Ты никогда не думал, что за интонацией может скрываться мысль?
- У тебя – нет.
- Не смей шутить над этим! - Блэк передразнил его, и это оказалось забавно. Не зло, не обидно. Забавно.
- Придурок.
- Придумай что-нибудь пооригинальней. Ты не видишь, как она создается, эта самая близость? Тонкие нити, незримо привязывающие…
- Безответственное трепло.
- А ты – озлобленный болван. У всех приговоренных есть право на последнее желание. Страшно подумать, какой силы оружие я получаю.
- Я сплю!!!!
- Когда спят – не орут. Спокойной ночи, Снейп.

***
Слова не значили ничего, они очень давно стали всего лишь прикрытием, удачным или не очень, но смысла в них не было. Оценивать поступки Блэка он не мог и не хотел; оставались воспоминания. Чужие, но не чуждые. И ведь Блэк не навязывал их, и почти не контролировал, это был просто способ передачи информации. Выворачивающий наизнанку, но очень эффективный.
Очень.
Альбус, наклонившийся над чашей.
Блэк, отдающий память, сам того не желая.
Способ.
Он подумает об этом попозже, время в запасе еще есть. В том, что Поттер не появится на платформе 9 и ¾ с чемоданом для того, чтобы сесть в поезд и приехать в Хогвартс, – Снейп не сомневался.
А сегодня оставалось совсем немного.
Он никак не мог решить, нужно ли отправлять последний разговор в думосбор. Последний разговор, незадолго до того, как он передал Блэку зелье. Он не знал, что с ним делать, с эти воспоминанием, и что будет, если кто-то увидит…
Не так. Никто не увидит – это он знал точно. Никто, потому что завтра чаша опять будет пуста и чиста, и от Сириуса Блэка не останется ничего, как и предполагалось. Ни майского школьного двора, ни длинной полоски неба за окном, ни парка, принявшего его с радостью, как своего. Ни бессонницы, ни смерти, ни любви.
Он все опустил в чашу – спокойно и холодно, по крайней мере, внешне – спокойно и холодно.
Но перед этим последним он остановился.
Как скупой. Как скопец.
Скопец – это могло быть смешно.

- Оно остынет и через час можно будет выпить.
Снейп осторожно поставил чашу с прозрачной тягучей жидкостью на подоконник. Блэк заглянул через его плечо - с простым любопытством, как будто это происходит в школе, на уроке, и у одного зелье получилось, а у второго – нет.
- То есть, у меня есть час?
- Да, - неохотно подтвердил Снейп, - я останусь здесь. Только вот не надо душещипательных пафосных сцен.
- Нет, - Блэк сел на кровать и закрыл глаза. – Спать хочется. Устал. Как ты это все выносишь?
- Что?
- Вранье.
- Почему ты все время думаешь о пустяках?
- Не знаю. - Блэк пожал плечами. - Для меня это не пустяки. Я… мне трудно сдерживаться.
Снейп промолчал. Именно таких разговоров он и боялся. Сейчас начнется «позаботься о Гарри, передай ему, что я…» или что-нибудь подобное. Но Блэк ни сказал не слова, молчал, только худые скулы вздрагивали – словно там, внутри, постепенно вступала в свои права смерть.
Это было страшно – именно потому, что Блэк всегда был живым. Слишком живым. Живучим и наглым, а сейчас… Он не мог не бояться, он должен был бояться этих десяти с лишним глотков, и Снейпу казалось, что его страх – предательство. Не для того он терпел столько дней, не для того, чтобы обрадоваться падению Блэка. Не такому падению, скотина. Не смей. Где твоя гребаная гордость?
Снейп только подумал об этом, не сказав ни слова вслух – Блэк открыл глаза, запустил руки в волосы, потряс головой и встал.
- Не думал, что придется вот так.
- Мало ли, о чем ты не думал. Я тоже не предполагал.
- Ты действительно встретишь Гарри?
- Да. Мне это… необходимо.
- А что ты ему скажешь?
- Не знаю.
- Он не станет тебя слушать.
- Придется.
- Это поручение Альбуса?
- Вроде того.
Они опять замолчали.
- Я хочу тебя спросить… Нет, не буду. Может, ты хочешь спросить что-то?
- Как выглядит Imperio – изнутри?
- О. А ты никогда не…?
- Нет.
- Это – радость, Снейп. – Блэк помолчал. – Хуже всего то, что это – радость. Ты выполняешь команду. Ты выполняешь её хорошо и счастлив. А потом вдруг понимаешь, что это не радость вовсе. А потом пытаешься её вытащить и растоптать. А она живая внутри тебя и сопротивляется. А ты…
- Понятно. Поэтому тогда было так больно?
- Когда?
- Когда ты пытался обмануть Лорда.
- Я не пытался, я смог!
В этом был весь Блэк – жить ему оставалось всего ничего, а он придавал значение словам.

– Ты не ответил.
- Не знаю. Я хотел защитить… тебя.
Снейп выдохнул. Досчитал до десяти. Помогало плохо – только этого ему не хватало. Блэковской защиты. Всю жизнь мечтал.
- Почему именно защитить?
- Ты был мне нужен, - просто ответил Блэк. – А что я еще мог сделать? На то, чтобы изобразить приятельские разговоры, мне бы воображения не хватило.

Снейп никогда бы не подумал о том, что этим можно защитить.
Он и сейчас сомневался, но факты оставались фактами. Его ни в чем не заподозрили, под ударом оказался Петтигрю, выкрутившийся только потому, что такое волшебство было ему явно не по зубам. Их всех собрали в белой комнате, и они стояли вокруг кровати как последний караул, - сомнительная почесть, смесь ужаса, отвращения и любопытства. У тебя не было выбора, Блэк.
Интересно, что теперь сделает с этим помещением брезгливый Люциус? Запрет навеки, спрячет ключи? Сменит обстановку и обои? О чем думает Питер? А Лорд?
Он почувствовал взгляд боком. Виском и ухом, если быть точным. Цепкий холодный взгляд.
Ну-ну.
Ты жалеешь о чем-нибудь, Северус?
И тут он испугался. И не было времени решать – были ли они слишком уязвимы перед таким вот лицом смерти или же Лорд стал еще сильнее в Легилименции, но фраза, прозвучавшая в голове, на мгновение парализовала и волю, и разум.
Он не стал поворачиваться, чтобы взглянуть на Вольдеморта. Он продолжать смотреть на то, что несколько часов назад было Блэком – стремительно разлагающаяся, чернеющая плоть, ничего живого, нигде, концентрация физической смерти.
О чем ты думаешь, Северус?
Он постарался подготовиться к вопросу. Все, что можно было сделать меньше, чем за минуту – это развернуть в памяти ту самую историю, лихорадочно выдуманную Блэком.

Со стороны это выглядело странно – то ли танцем, то ли чем-то совсем непристойным. Снейп никогда не был внутри… вот такого. Теперь он так и подумал – внутри, потому что там был свой мир, непонятный и жаркий, недоступный, и непредставимый. И живой, очень живой.
Там были поцелуи, злые и горячие. Точнее, злился Снейп, а Блэк был горяч. Мантия путалась в ногах, они неловко топтались на ней, как третьекурсники на первом балу, сначала происходящее казалось нелепым, а потом… перестало.

Блэк толкнул его на кровать и встал на колени, и Снейп почему-то уже знал, что за этим последует, зачем он встал так, этот гордый и глупый Блэк, и в его позе не было ни унижения, ни даже подчинения, только непонятная сила.
И так же – сильно и весело – Блэк посмотрел снизу вверх, а потом наклонился, целуя его щекотно и быстро – вниз, по животу, по волосам, задевая подбородком член. Свободно, бесстыдно и безответственно.

Беллатрикс смотрела на кузена, губы её шевелились, как будто она читала молитву, а может быть, проклинала.

Блэк встряхнул головой, и его волосы накрыли колени Снейпа, его черноволосый затылок мерно двигался, и губы тоже двигались – вверх и вниз. Горячо – холодно - горячо. Мокро – сухо – мокро.
В воспоминаниях не должно было быть ощущений, но они почему-то возникали сами собой, одновременно с отчаянным желанием выжить. Иллюзия оказывалась реальностью, все получалось убедительно и просто.

Похабно и легко приподнятые бедра. Лицо Блэка – сосредоточенное и серьезное, когда это он был сосредоточенным и серьезным, а не злобным идиотом? Только сейчас.
Их тела сначала сталкивались, потом слиплись на какое-то мгновение, потом начали покачиваться, словно они примерялись, привыкали друг к другу.

Если бы это происходило на самом деле, Снейпа давно бы вывернуло. Это было не его, и не его настолько, что помогало отрешиться от происходящего.
Он даже не пытался проследить за тем, как ведут себя остальные. Он слышал всех – тяжелое дыхание Люциуса, и неразборчивый шепоток Петтигрю, и ровные вдохи-выдохи Нарциссы, через нос, чтобы справиться с дурнотой, но они все были вне, и Лорд тоже был вне, потому что… воспоминание защищало.

Блэк почему-то был везде – тяжело и тепло сверху, горячо и тесно внутри, слишком сильно и непонятно нежно – с закрытыми глазами и закушенной губой, из-за этого лицо искажалось странной жалкой гримасой.

- Тебе это дорого, Северус?
Взгляд Лорда соскользнул с его виска, отпуская.
Снейп пожал плечами вместо ответа, так и не повернув головы.

***

Тогда он не досмотрел воспоминание до конца. Да и Лорд, никогда не выказывавший ничего, кроме пренебрежения подобными сценами, тоже.
Зато теперь Снейпа пробило запоздалым паническим ознобом, до дурноты и бессильной злости. Защита. На что он рассчитывал, дурак?

Блэк смотрел поверх его плеча, на белую стену за спиной, и достаточно было увидеть его лицо, такое же отрешенное как в купе Хогвартс-экспресса, достаточно было увидеть его лицо… И губы, которые кривясь, беззвучно повторяли одно и то же: «Джеймс».

Какая глупость.
Какая глупость всё, что осталось от жизни Сириуса Блэка, большей части которой он, как ни странно, оказался свидетелем. От поезда до «будь ты проклят», от вечной вражды до прискорбного сходства.
Конечно, можно тупо смотреть в думосбор. Даже не пытаясь осмыслить.
Что-то опять прошло мимо, это не ты дружил, это не ты выбирал раз и навсегда, то есть, выбирал, но потом, когда «навсегда» не имело значения ни для кого, кроме тебя самого.
Так и пошли они все – с их великими любовями и великими предательствами. С неведомыми страстями, не приносящими ничего, кроме боли.
Он не знает, что сказать Поттеру, если они встретятся. Точнее – как сказать об этом Поттеру, сыну Джеймса.
Его собственные воспоминания.
Надо подумать об этом потом, над чистой и пустой чашей.
Он не будет сидеть над думосбором. Он скажет «Evanesco» , и выполнит невысказанную просьбу Блэка. Ту самую, о Нет-и-не-будет.
Если он правильно его понял.
Снейп усмехается.
Скорее всего, неправильно.

Fin.