Автор: Potter_James

Персонажи: Джеймс Поттер, Сириус Блэк, Ремус Люпин, Питер Петтигрю, Лили Эванс

Рейтинг: R

Варнинг: strong language. Вольный перевод кличек (более чем). Фик вообще довольно грубый и пошлый. Но раз уж он написан от лица 15-тилетнего пацана, думаю, это оправдано

Саммари: Джеймс Поттер пацан. В его голове полнейший хаос, но он знает ответы на все вопросы и обо всем имеет свое авторитетное мнение. Он циничный, наглый, веселый и злой. Он чужд снисходительности и плевал на «шкуры других людей». Подавляющее большинство вещей ему до фонаря. Он бесконечно крут. Он уже почти совсем окончательно взрослый. Осталось чуть-чуть – вырасти сантиметров на 20, набрать килограммов 20 веса и пережить свою первую любовь.

Дисклеймер: права на всех героев принадлежат тем, кому они принадлежат, ни на что не претендую

Знакомство

Ты Евгений, я Евгений.

Ты не гений, я не гений.

Ты говно, и я говно.

Ты недавно. Я давно.

(Евтушенко)

Средний палец, означающий всё от «иди на» до «я люблю тебя», приравнивается тоскливыми глистами к подростковому хабальству. Скорее всего, так оно и есть, но этот палец - почти символ моей жизни, и тут уж ничего не поделаешь, да я и не хочу. Боюсь, когда-нибудь, с возрастом, это пройдет, и мне светит уйти в мир Тупых Громил, но пока что этот палец, этот быстрый, стремительный жест, выражает мою общественную позицию так точно, как ее не смогут выразить никакие мудрёные слова. Наверное, если ампутировать мне оба средних пальца, я умру. Или свихнусь от недостатка самовыражения (говорят, от этого еще и зубы гниют). Лучше отрежьте мне язык, но оставьте средний палец.

Меня зовут Джеймс Поттер. Я хам, козёл и придурок, и не стыжусь этого, потому что когда еще быть хамом, если не в 15 (козлом и придурком можно и позже)? Я сам вырастил и воспитал в себе Хама, потому что любой пацан знает (и не знает ни одна девчонка, если она, конечно, не Хамка), что быть Хамом не так-то просто, для этого требуется мужество. Я говорю, конечно, о НАСТОЯЩЕМ хамстве, а не о невинных понтах, типа поименного перечисления гениталий в разговорах о девчонках (смешней всего наблюдать, как псевдохамы беспокойно крутят башкой и пугливо оглядываются, прежде чем харкнуть на пол. А затем поспешно отходят подальше от этого места). За настоящее хамство ты обычно получаешь по морде – если находишься в нормальной компании, то есть не в нашей школе Хогвартс, пристанище сахарозных рафинированных зануд, а когда бьют – это всегда больно, оттого-то в наши дни среди ребят моего круга – домашних и, в большинстве, дико скучных и даже тупых, настоящих хамов практически нет. Настоящий хам, помимо всего прочего, адекватен, спокоен, уверен в себе, но не переоценивает своих возможностей (почти), а главное – это пацан, который никому не позволит срать себе на голову ни при каких обстоятельствах. Вот и вся наука.

Переходя к сути скажу, что сегодня к завтраку Лили Эванс явилась с новой уродской сумочкой. Я бы не заметил, но она сунула ее прямо в мою утреннюю кашу.

- Класс, да? – выступила Эванс, усаживаясь напротив. – Мама прислала вчера. Она сделана из натуральной замши и беличьего меха.

- Кто? Мама?

- Пошел ты, козел, - отмахнулась Эванс.

- Сама пошла, - отозвался я.

И тут Эванс показала мне средний палец. За это я ее так люблю, наверное, потому что средний палец – он растет прямиком из сердца, как сказал бы поэт, его невозможно показать, если он не отражает состояние твоей души.

Вообще-то, я онанирую с мыслями об Эванс с 12 лет, если только я не сбился со счета. Я так к этому привык, что, кажется, повесьте на меня плакат «Эванс, я с тебя дрочу», и я даже не покраснею.

Нынче мне, правда, было не до нее. Есть еще два важных человека в моей жизни (правда с них я не дрочу, и даже наоборот – при мысли о них у меня пропадает всякая потенция), и им тоже нужно уделять внимание. Пэт (Домашний Любимец), или Дручел (сокращенное от «Друг Человека», к тому же созвучно с «Дрючил». Это имя очень ему подходит с его любовью всех гнобить, а вот «Дрочил» - это не к нему) – пацан с дебильным (прямо-таки педерастическим), на мой взгляд, именем Сириус, и Луня – зануда-оборотень, между тем – Настоящий Хам, хоть и тихоня каких поискать.

Этим летом Дручел откопал в запасниках своей мамаши нечто вроде рупора, какую-то ракушку, но испытывать не стал. А нынче ночью мы в мужском толчке просто в него немного поорали – чисто ради шутки, и оказалось, что он обращает наши крики в вопли вроде тех, что издает банши (кажется, это означает, что скоро кто-то сдохнет). Мы оглохли на пару часов, и подняли на ноги весь Хог. Конечно, к тому моменту, как делегация преподов явилась обследовать толчок, нас и след простыл, но они обеспокоились не на шутку и до самого утра ползали там, спускали в писуары какие-то заклятия, нюхали пол, а утром объявили об открытии Дела и собрании старост по этому поводу. К счастью, и среди старост у нас есть свои люди.

- Ну как оно в целом? – спросили мы, когда Луня явился с собрания к завтраку.

- В целом… - Луня пожал плечами. – В целом, Дамблдор сказал, что не позволит, чтобы какое-то непонятное дерьмо сорвало ему выполнение учебного плана. Следов банши ведь так и не нашли.

- Херово искали, - покачал головой Дручел, наворачивая овсянку.

- Слушай, Луня, - говорю, - а какой он из себя, след банши?

- Тебе зачем? – он всегда это говорит, что бы я у него не спросил.

- Ну, может, сходить туда сегодня ночью и наследить. Пометить территорию, да, Пэт?

- Херня, - встрял Дручел, захлебываясь в овсянке, - не выйдет, если только след банши – это не след копыта на кафельном полу. Кроме того, там, наверняка, поставят кого-нибудь на стрёме.

- Кстати, да. Сегодня на стрёме будет МакГонагалл. Дамблдор так и сказал.

- Так и сказал?

- Забейте вы, - устало промямлил Луня (он нынче ночью до самого рассвета читал в своей кровати толстую книжку, пока мы в толчке драли глотки). – Кому вы нужны, двое недоумков. Пару ночей подежурят и забудут.

Тут Эванс уронила записную книжку и встала из-за стола, чтобы ее поднять. Она нагнулась, потому что все девчонки не приседают, когда им нужно что-нибудь с пола, а нагибаются, и край ее клетчатой школьной юбки пополз вверх. Ноги у Эванс тощие, белые, а еще она делает эту ужасную вещь – одевает с юбкой не колготки, а носки. Так делают почти все девчонки-волшебницы, и я не видел еще ни одной магглы, которая в 15 нацепила бы на себя этот кошмар. К тому же, по форме, девчонкам полагаются грубые ботинки на рифленой подошве. Дручел говорит, что это какая-то старая традиция – когда в Англии в элитных учебных заведениях было введено совместное образование, для девочек придумали эту страшную форму, наверное, затем, чтобы школьницы не беременели раньше училок. С тех пор с женской формой происходят всякие метаморфозы, но она все равно остается некрасивой и никому не идет. Точно так же, как никому на свете, никогда и ни при каких обстоятельствах не пойдет форма служащего МакДональдса.

И все же. Хоть ноги у Эванс тощие и белые, как я сказал, хоть она носит с юбкой хлопчатобумажные носки и эти жуткие мужские ботинки, моя голова сворачивается на 180 градусов, и я увлеченно наблюдаю за краем ее юбки, который, как занавес, неумолимо и медленно ползет наверх, открывая моему взору весь этот первобытный страх. Страх, а приятно. Даже мне в мои 15 понятно, что настоящая женщина не идеальна, потеет, испражняется и все такое, и, хотя я стараюсь об этом не думать, все же мне не хочется вступать в общество тех, кто предпочитает глянцевых телок из журналов реальным девчонкам, пусть и небезупречным. И, скажу я вам, в последнее время заметил за собой, что смотреть на настоящие ноги, даже кривые (до определенных пределов, конечно. У Эванс, к слову, почти совсем прямые), даже волосатые (хотя в этом мне стыдно признаться даже самому себе) мне не менее приятно, чем на сфотографированные совершенные.

- Не окосей, - презрительно бросает мне Пэт, проследив направление моего взгляда. Ему легко презирать меня за это. Засранец устроился лучше всех, этот маленький извращенец. Он перекидывается в пса и гуляет по территории, спотыкаясь обо всех встречных девчонок и заглядывая им снизу вверх под юбки, пока они чешут его за ухом. С моей анимагической формой это затруднительно, если только какая-нибудь вакханка не залезет на мои рога. Впрочем, это уже какие-то извращенские дебри, а я отметаю от себя всякие такие мысли по мере своих сил.

Эванс подобрала записную книжку и села на место. Шоу маст гоу он, подумал я и принялся, наконец, за свой завтрак.

**********

А меня на зельях посадили с Эванс, потому что Слагхорн – гений. Я лично ни черта не знаю по зельям. Но у нас так заведено – через два занятия на третье я сижу с Луней (потому что два промежуточных занятия с ним сидит Дручел и Хвост) и поэтому получаю пятерки, а за те занятия, которые я сижу без Луни, я получаю пятерки, потому что классно играю в квиддич, получаю пятерки раз в три занятия за счет Луни, и вообще, я – классный парень, неформальный лидер и развлекаю Слагхорна на его посиделках для избранных (преимущественно, похабными анекдотами, которые рассказывает мне Дручел). Да, я полный даун в зельях, а в журнале у меня по ним одни «превосходно», и я этого не стыжусь.

Не люблю я зелья, хотя точные науки, вроде нумерологии, мне вообще-то по душе. Не люблю, потому что в них есть что-то откровенно бабское - склоняться над котлом, что-то туда крошить, мешать и кваситься. Кроме того, зелья воняют. А еще зелья – конек Слизерина, сразу приходят на ум яды - самый трусливый и жалкий способ кого-нибудь прикончить. Варишь зелье – стало быть, задумал тихой сапой, исподтишка, подлянку, не говоря уже о том, что весь обгваздаешься каким-нибудь дерьмом – жуками, потрохами, растительными соками, будешь в итоге пахнуть как Северус Блевотина, и девчонки в коридорах будут обмахиваться конспектами, проходя мимо тебя, как это они делают, проходя мимо Блевотины.

Но сегодняшние зелья мне по душе. С Луней нынче Хвост, а я нынче с Эванс. Дручел сидит один, швыряет в котел все подряд и, как болельщик на стадионе, только гораздо тише, болеет за свое зелье и шипит ему что-то вроде «Воняй!» или «Взрывайся!».

Эванс неумело крошит какой-то бледный стебелек. Она сгорбилась, закусила губу и вот-вот порежет палец. Волосы лезут ей в рот и в глаза, а ногами она как-то мудрёно уцепилась за ножки стула. Эванс крута в зельях, так что мне тут делать нечего. Я опускаю руки под парту и пару секунд со скучающим видом смотрю в наш булькающий котел.

- Давай, вонючее дерьмо. Поднажми и жахни! – доносится с последней парты. Это Дручел увещевает свое зелье, раскачиваясь на стуле. Он понимает в них еще меньше меня, поэтому, когда остается один и видит, что тужиться и выполнять задание бесполезно, кидает в котел все подряд в надежде сварить что-нибудь, что вызовет хаос и разрушения.

Класс хихикает. Слагхорн вздрагивает и отрывается от газеты:

- Что такое? – спрашивает он, но класс безмолвствует, все заняты делом, и зельевар возвращается к чтению.

Эванс берёт этот глупый толстый учебник по зельям и внимательно изучает инструкцию. Что касается меня, то, по-моему, она написана на китайском. Эванс хмурится и не обращает на меня никакого внимания. Момент настал, командую я сам себе, протягиваю под партой руку, хватаю ее за холодную острую коленку, и моя рука начинает ползти вверх по внутренней стороне ее бедра (ха, пожалуй то, что ведьмы не носят колготок даже к лучшему).

Она подскакивает на стуле и роняет на пол книжку. Думает, этого достаточно, чтобы я убрал руку с ее ляжки, ага. Тогда она хватает меня за руку и начинает толкаться.

- Эй, руки, Эванс! – мне смешно и я ржу. – Убери руки!

- Уберу тебе твои руки из одного места и вставлю в другое, понял? – шипит Эванс, вся красная, но, не будь я Поттер, если она не прячет улыбку за притворной злобой.

Слагхорн снова вздрагивает и смотрит на класс.

- В чем дело, друзья мои? – строго спрашивает он, опустив очки на кончик носа. В этот момент в нашем котле что-то громко булькнуло и Эванс, воскликнув «Ах!», кинулась заправлять варево.

- Профессор, все своим чередом - Поттер опять облапал Эванс под партой, - доносится с задних рядов веселый, типа скучающий, голос Лонгботома, и теперь весь класс (большей частью, конечно, мужская половина) громко ржёт – от души и со всем возможным пониманием ситуации. Слагхорн делает вид, что не расслышал и с укоризной произносит, постукивая пальцем по столешнице:

- Не отвлекаемся, друзья, работаем. Зелья требуют внимания.

И все возвращается на круги своя.

- Держи свои руки на парте, чтобы я хорошо их видела, - шипит Эванс и грозит мне под партой кулаком.

Я лыблюсь, как новенький сияющий унитаз, потому что я доволен собой, и показываю ей средний палец.

***********

Гогочу как конь. Валяюсь в кровати, не раздеваясь, и дёргаю ногами. А все потому, что сегодня Дручел, утирая рукавом обильные слезы, вручил мне дамский роман, написанный какой-то старой девой от лица мужчины. Автор думает, что мужчина испытывает к женщине сексуальное влечение таким же точно образом, как женщина к мужчине. А именно – героиня там описывается (глазами мужчины!) как собачонка на выставке. Там что-то много написано про рисунок ее скул и линию подбородка и нос и шею с плечами, но как я ни силился, всё, что я понял – героиня была той еще красоткой, всё у нее было на своих местах. Вообще, может, это только у меня так, но когда я читаю описание внешности – лица особенно, - мне всегда становится страшно. У всех рожи с тяжелыми веками (что это значит, бля?!), безвольными подбородками (это как, на?!) и резко очерченными линиями губ. И в заключении сказано, что герой красив. Нарисовать бы этим авторам портрет, который они описывают, да, жаль, рисовать не умею.