Часть 1

Шутки

Утром следующего дня мы спрятали портфель Блевотника в женском туалете. Пока тупица возился со складками своей мантии, Дручел спёр его рюкзак и быстро передал его жеманной красотке Пэгги, а та, в свою очередь, отнесла его в женский туалет и спрятала там, в чулане для вантусов. Смешно? Ну да, смешно было наблюдать, как он вертит башкой и никак не может допереть, куда делся его портфель, но, в общем, это не такая шутка, про которую все будут долго вспоминать, верно? Спросить, не видел ли кто-нибудь, что сталось с его тарой – это ниже достоинства Блевотника. Это такой парень («парень» только потому, что я пару раз столкнулся с ним в дверях мужского клозета, а так и не догадаешься), который считает, что весь мир должен ему денег и что этот мир состоит из непроходимых тупиц.

Представляю себе мемуары Блевотника. «Я всегда был странным, нелюдимым ребенком, бледным и болезненным. Подростком я много времени проводил в одиночестве, наедине со своими мыслями и книгами, потому что игры и развлечения моих сверстников казались мне глупыми и скучными. Меня всегда тянуло к знаниям. Может быть, это моя природная склонность, а, может быть, это следствие того, что я не блистал красноречием и красотой, и не умел отпускать непристойных шуток, что так высоко ценится в этом возрасте. Чем больше времени я проводил в одиночестве, тем больше оно мне нравилось, ведь это давало мне возможность заниматься наукой – особенно меня привлекали Темные Искусства, одновременно зловещие и могучие, дающие власть над жизнью и смертью, над временем и над пространством, в том, конечно, случае, если они используются со знанием дела. Я не был популярен, а моя тяга к зельям и прочим наукам, моя нелюдимость и сдержанность, возбудили во многих сверстниках злобу ко мне. Мою же истинную сущность постигли немногие». И вся херня в таком духе. На самом деле Блевотина, или Блевотник – кому как больше нравится, это не более чем Блевотина (Блевотник). Бедняга, чтобы не потерять из виду смысл своего существования, должен быть постоянно вздрючен и обижен, так что останься он один на всем белом свете, без единого недоброжелателя – поимеет сам себя. Лучше быть кастратом, который не может спать с женщинами, но зато, в компенсацию, очень пискляво поёт, чем Снейпом, который живет так, как живет, и по ходу своей жизни страшно мстит своим врагам. Понимаете, о чем я?

В общем, о Снейпе я могу говорить долго. Снейп для меня как дура-Петунья для Эванс, и это тоже нас с ней роднит (с Эванс, а не с дурой). Не знаю, гнобит ли Эванс Петунью так же, как я Снейпа, но наличие в нашей жизни урода, оттеняющего все прекрасное, отчего оно делается еще прекрасней – очередное наше с Эванс родство душ.

Короче, спрятали мы этот вонючий рюкзак. Осёл покрутил башкой, и сел завтракать, стиснув зубы и с гордо поднятой головой. Мы так ржали, что заплевали кашей и соком весь стол – и не столько потому, что было так уж смешно смотреть, как он мечет в нас икру – типа, молнии из глаз и гром из другого места, - а, скорее, просто потому что у нас было хорошее настроение. Эванс сегодня красивая (а так бывает не всегда, доложу я вам, если уж быть до конца откровенным. Правда, она и страшная, нечесаная и с прыщами мне по душе, хотя в такие дни я стараюсь держаться от нее подальше и не присматриваться), погода солнечная, уроков мало. Еще сегодня возвращается из краткосрочного отпуска Тратилла Боунс – офигенное имя, к которому даже кличку придумывать не охота, - девчонка из нашего класса, предмет не очень тайных воздыханий Луня. Девчонка хорошая – красивая, веселая, и я бы в нее, наверное, влюбился, если бы она хоть на секундочку, хоть иногда, затыкала свой рот.

В общем, ржали мы, ржали – даже Луня беззвучно смеялся, что придавало его зеленому лицу (скоро полнолуние) какое-то мученическое выражение. Ржали мы, а после завтрака нас вызвали к директору в кабинет.

Мы проходим все эти коридоры, едем наверх на дурацкой горгулье, предстаем пред светлые очи Дамблдора (хоть я и люблю старикашку), и начинается вся эта обычная педерастия.

- Ну что же, мистер Поттер, - Дамблдор кивает мне, - мистер Блэк, - кивает Дручелу, тот скалится в ответ, - мистер Люпин, - кивает Луню, тот в ответ грустно моргает. – Может быть, МНЕ вы скажете, где портфель мистера Снейпа?

- А никто другой не спрашивал, сэр, - отвечаю я. – Может, он не нужен никому?

- Он нужен мистеру Снейпу, думаю, там его имущество, - говорит Дамблдор, и с осуждением сверкает на нас очками.

- Там гора грязных носовых платков? – спрашивает Дручел, но старик его игнорирует.

- Полагаю, оно имеет для него некоторую ценность. Куда мисс Ферлон отнесла его портфель? В женский туалет, полагаю? Знаю, туда все в юном возрасте прячут то, что хотят скрыть.

- Раз знаете, зачем спрашиваете? - огрызается Дручел, и мне становится не по себе. Все-таки, Настоящий Хам до хамства Дамблдору еще не дорос, другое дело, что Дручел – СверхХам, и это всем известно. – Это он вам настучал? – о, Дручел уже разрумянился. Еще чуть-чуть, он впадет в глухую ярость и обязательно врежет Блевотнику по печени в темном коридоре или в туалете. А Дручел бьёт больно, сильно и метко – я сам испытал это на себе в ту пору, когда наша дружба только-только завязывалась (правда, и я с тех пор ничего ему не должен).

- Зачем? У меня есть глаза, - отвечает Дамблдор, откидываясь на спину кресла. – Пойдите и верните Снейпу его вещи. Можете идти.

Мы уже почти вышли, когда он нас окликнул.

- По поводу недавних воплей банши. Вы их слышали?

- Разве это не к мистеру Филчу приходили? – недоумевает Луня. Этот парень говорит редко, но метко. Иногда он так скажет, что не знаешь – плакать или смеяться. Не даром за этой внешностью в стиле «Полный Штиль» скрывается свирепая зверюга. Бля.

- Очень зря. Мистер Филч – славный человек, но к нему нужен особый подход.

- С дубиной из-за угла, - цедит Пэт.

- Если узнаю, что это ваших рук дело, господа, будете сурово наказаны. Учтите это, - директор опускает глаза и начинает рыться в своем письменном столе, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена.

- Постараемся, сэр, чтобы вы этого не узнали, - отвечает Луня, и тут же поправляется, - то есть, это не наших рук дело. Удачного дня, сэр.

И мы выходим из кабинета.

В коридоре нас догоняет Эванс.

- Джеймс, зачем вас вызывали? – отдышавшись, спрашивает она.

- Фигня, - отмахиваюсь я – в конце концов, в мужчине тоже должна быть загадка.

- Это по поводу Блевотника? По поводу его вещей? – не отстает Эванс. Такая проницательность – это уже интересно, и я изумленно хлопаю глазами. – Я видела, что директор видел, - поясняет она.

- Да, по поводу них. Надо их вынуть из женского клозета и вернуть, - говорю я так, будто перспектива нести на вытянутых руках этот замызганный рюкзак, смахивающий на чей-то нездоровый желудок, и возвращать его Снейпу со словами благодарности, не вызывает у меня тошноты. Впрочем, я еще сильно сомневаюсь, что стану выполнять приказ директора – все это под большим вопросом.

- И что? – строго спрашивает Эванс, заложив руки за спину и вышагивая рядом с нами. – Великий Поттер не хочет окунуться в такое дерьмо? – она загадочно улыбается. – Не хочет идти в женский туалет, потом к Блевотнику с опущенной головой и раскаянием в глазах, да?

- Нет, не хочет, - бодро отвечаю я, и вопрос о том, стану ли я это делать, перестает существовать. – А когда Великий Поттер не хочет, он не делает. Так что сегодня Блевотник останется без своих портянок.
Эванс пару секунд как-то странно на меня смотрит, а потом убирает руки из-за спины и сует рюкзак Блевотника прямо мне под нос.

- Я его уже вынула, - мрачно говорит она, глядя исподлобья. – Я отнесу его Блевотнику и скажу, что нашла случайно в туалете.

- Эй, Эванс, - говорю я так, будто сама эта мысль – кстати, весьма и весьма удачная, - кажется мне кощунственной. – Пойди, верни все на место! В смысле, в туалет.

- Да, не для того мы его воровали и прятали, чтобы ты его возвращала, - встревает Дручел, а я терпеть не могу, когда он встревает в мои разговоры с Эванс.

- Заткнись, - говорю я ему. – Ты молодец, Эванс, хорошая идея – иди и отнеси. Но, собственно, с чего вдруг такое внимание? – мотивация Эванс – единственное, что волнует меня в этом геройском поступке. Не мое ли дьявольское обаяние сыграло тут некоторую роль?

- Нет, не носи, Эванс, - перебивает Дручел, складывая руки на груди.

- Ты что командуешь? – я начинаю закипать. – Тебя выбирали? Носи, Эванс.

- Я его прятал, и я говорю – оставь, как есть. Пусть ублюдок поищет.

- Да не ты прятал, блин. Его прятала Ферлон за твои поцелуйчики, муси-пуси и всякое дерьмо.

- Да заткнитесь вы оба! – рявкнула Эванс, и спасибо ей, потому что, само собой, в следующую секунду я бы получил от Дручела в глаз. Собственно, мы очень часто деремся – каждую неделю, это уж точно, а то и чаще. Мы очень быстро ссоримся – на ровном месте и за считанные секунды, и также быстро миримся – пара точных ударов, кровянка, фонарь под глаз и конфликт исчерпан. Такие уж у нас характеры. – Я вас не спрашиваю, нести мне ему рюкзак или нет – я все сама решила и ставлю вас в известность. Поттер, а вдруг, если ты ослушаешься, тебе не дадут играть в квиддич в субботу? И тогда прости-прощай Кубок. Так что вот, все ради квиддича.

Она развернулась и быстро пошла по коридору, оставив нас с Дручелом шумно дышать друг на друга. Перед поворотом она обернулась и произнесла тоном МакГонагалл:

- Хотя надо бы заставить тебя, Джеймс, самого отнести. Для профилактики тупых шуток, - и она удалилась.

- Сама же ржала! – крикнул ей в след Дручел.

- Действительно, - говорю я. – Дурная какая-то.

- Она тебя терпеть не может.

Я показываю ему средний палец.

Креатив