– Мои родители умерли. Все деньги достались старшей
сестре. У меня ничего нет. После Хогвартса я окажусь на улице без кната в
кармане. – Она глубоко вздохнула. – Отис Петерсон попросил меня выйти за него.
Я не согласилась, сказала, что подумаю – но выбора у меня нет. – Она взяла
Джеймса за руку и сжала её в ладонях. – И он мне даже не нравится, а ты
нравишься. Мы друзья. Пусть ничем большим мы друг для друга не станем, это уже
хорошо, по-моему.
– И у меня есть деньги, – добавил Джеймс.
– Это не помешает, – призналась она, пожимая плечами. – Я
хочу поступить в медицинскую академию, стать настоящей медсестрой. Ассистируя,
я многому научилась. Я бы никогда не стала кем-то большим, чем ассистентка. И,
не забывай, есть ребёнок. Если я выйду за Отиса, собственного у меня никогда не
будет. Что скажешь, Джеймс? Ты поразмыслишь об этом?
Джеймс задумался. Потребовалось меньше минуты, чтобы
понять: такую возможность упускать нельзя. Если в это будет вовлечено
Министерство... оно сможет...
– Ты сказала, существует способ переместить ребенка в
тебя?
– Да, есть такие чары. Думаю, ещё не слишком поздно это
сделать.
– А потом мы всем скажем, что ты беременна от меня? Разве
тебе не придется уйти из Хогвартса?
Лили засмеялась: – Нет, нет. Незачем рожать в школе.
Женское тело и в самом деле намного лучше подходит для вынашивания ребенка.
Есть чары,
задерживающие эмбриональное развитие.
– Что?
– Заставляющие зародыш не расти, пока... скажи честно, ты
на уроках здоровья не слушал?
Джеймс смущённо покачал головой: – Прости.
– Понятия не имею, почему у тебя такие хорошие оценки, –
закатила глаза Лили. – Хорошо, сейчас объясню. Беременность может быть
приостановлена до трёх лет. Конечно, лучше не ждать так долго, но один или два
года – совершенно безопасно. Потом действие чар постепенно пройдёт, и
беременность продолжится.
– И ты сможешь наложить эти чары?
Лили нахмурилась: – Не знаю. Я даже не знаю, сумею ли
переместить зародыш... Ох, столько всего надо предусмотреть! Нам нужна, по
крайней мере, дюжина зелий, и мне придется украсть ингредиенты из шкафа мадам
Помфри, и…
– Проще говоря, ты знаешь, как это сделать, – Джеймс
медленно сделал вдох – он и не заметил, что затаил дыхание.
– Ты уверен, что этого хочешь?
Джеймс заколебался.
Достаточно ли он безумен, чтобы даже рассмотреть такую
возможность?
Но какой у него выбор?
Кроме того, он полностью расплатится с Лили за помощь. Она
сможет распоряжаться всем его состоянием и рассчитывать на него. Столько же,
сколько будет спасать его от этого кошмара.
– Джеймс, ты же знаешь, что мне нравишься, – мягко сказала
Лили. – Мне было больно, когда я поняла, что ты мной не интересуешься.
Джеймс покачал головой. – Я интересовался, просто
перестал. Знаешь что? Выходи за меня. Всё равно я когда-нибудь женюсь. Так
лучше на тебе. У нас всё будет замечательно, правда ведь? И если ты принимаешь
моё уродс…
– Не говори так. Тут нет ничего ненормального!
– Отлично. Пока это для тебя не проблема.
– Нет.
– Так давай это сделаем.
Лили широко улыбнулась и подбоченилась: – Почему, Джеймс
Поттер, ты предлагаешь мне руку и сердце, сидя на полу ванной?
***
– Прости, я не могу. Веду Лили Эванс в Хогсмит.
Сириус застыл, уронив Карту Мародёра: – Что? Мы столько
планировали! Это наш последний шанс проучить Снейпа до окончания Хогвартса!
– Извини. Но в «Трёх Метлах» что-то затевается, Лили хочет
туда сходить. Понимаю, поздно сказал, но я сам только что узнал.
– Что ожидается?
– Какие-то ночные танцы. Точно не знаю.
Сириус открыл было рот, чтобы возразить, но Ремус потянул
его за руку. – Да ладно, Бродяга. Брось. Идея с самого начала была ужасной.
Блэк захлопнул рот. Потом прищурился и фыркнул: – Отлично.
Как угодно. Иди. Наслаждайся.
– И пойду, – Джеймс тоже разозлился. – Тебе-то что?
Сириус пробормотал что-то себе под нос, вырвал руку из
пальцев Ремуса и вышел из комнаты.
– Не знай я Бродягу, решил бы, что он ревнует, – пошутил
Джеймс, хотя ему было ужасно больно от слов Блэка.
Ремус закатил глаза: – В последнее время ты проводишь
много времени с Лили. Ты же знаешь Сириуса. Только боюсь, что он наделает
глупостей – например, устроит эту подставу Снейпу в одиночку. – Он помолчал,
наморщив нос. – Но это не значит, что лучше напасть вдвоём. Идея
отвратительная.
– Давай не будем о Снейпе. Это наш последний уикэнд перед
ТРИТОНами! Через неделю в Хогвартсе нас не будет.
– Да, – Ремус погрустнел. – Всё ещё не могу в это
поверить.
– Мы ведь останемся лучшими друзьями. Ты же знаешь, моя
квартира – в квартале от Сириуса. Твоя тётя ничего не говорила насчет того,
чтобы жить у неё?
Ремус усмехнулся: – Собирался сказать тебе раньше. Сириус
пригласил меня жить с ним. Квартира у него большая, а он не может толком
приготовить бобы или наложить простейшие чистящие чары... так что...
– Это действительно здорово, Лунатик. Видишь, будем
соседями. Иногда даже сможем вырывать Питера из лап его мамы.
Часы пробили девять, и Джеймс, вздрогнув, принялся
озираться в поисках какой-нибудь из лучших своих мантий. Если не поторопиться,
он опоздает.
– Посмотри под одеялом, – Ремус уже перебрался на свой
любимый стул у окна и взял толстую книгу.
– Спасибо.
– Желаю хорошо повеселиться.
– Ладно, – Джеймс помахал другу, выходя из спальни.
И пожелание Ремуса исполнилось.
Лили великолепно выглядела в зелёном, под цвет глаз,
кружевном платье; и они столько раз танцевали, что Джеймс потерял счёт. Он
чувствовал завистливые взгляды каждый раз, как Лили к нему прижималась или
опускала голову ему на плечо.
А мы красивая пара, подумал Поттер, посмотрев в зеркало.
Лили была доброй, и превосходной ведьмой, и она приняла
его таким, какой он есть. Она станет великолепной женой и хорошей матерью.
Он смирился с ребёнком. Теперь, когда Джеймс не носил его,
он мог притвориться, что это действительно ребёнок его и Лили, а не последствие
нападения незнакомца. Поттер – отец человечка, находящегося внутри Лили. Всё
как и должно быть.
Лили утверждала, что когда ребёнок родится, Джеймс его
полюбит, и он пытался заставить себя в это поверить. Возможно, и полюбит. Если
будет мальчик, Джеймс научит его играть в квиддич, если девочка, о ней
позаботится Лили.
Он спросил её – вдруг ребёнок будет не похож ни на кого из
них.
– Не волнуйся, – улыбнулась Лили. – У тебя чёрные волосы.
Почти наверняка у младенца будут такие же. И я знаю одно замечательное простое
заклинание, которое перекрасит его глаза в любой цвет. Навсегда, если это
сделать вскоре после рождения.
Похоже, с этим улажено. Они поженятся сразу после
Хогвартса. Подождут немного – может быть, до осени следующего года – а потом
Лили отменит чары, задерживающие рост зародыша.
– Всегда мечтала родить летом, – счастливо вздохнула Лили.
– И подумай, как удобно! Ребёнок пойдет в Хогвартс, как только ему исполнится
одиннадцать. Не то, что бедная Марта, которая родилась пятого октября и ждала
чуть ли не до двенадцати лет.
***
– Еле тебя нашёл, – Джеймс сел рядом с Сириусом в
исследовательской секции лондонской магической библиотеки. – С каких это пор ты
проводишь такой восхитительный апрельский день, запершись в библиотеке?
– С тех пор, как ушёл из школы авроров, – раздраженно
ответил Блэк. Он отбросил толстую книгу, которую читал. – Что ты здесь делаешь?
– Искал тебя... спросить кое-что важное.
Лёгкая тень легла на лицо Сириуса: – Да? И о чём?
– Одолжи мне свою печень.
Блэк заморгал. Он даже не изобразил улыбку.
– Я пошутил, Бродяга. Да что с тобой?
– А! – Сириус рассмеялся – чересчур громко. – Прости,
наверное, я просто зачитался.
– Я невовремя?
– Нет-нет, я слушаю. О чём ты хотел спросить?
Джеймс глубоко вздохнул: – Бродяга, я женюсь. И хочу,
чтобы ты был моим шафером.
Улыбка окончательно исчезла с лица Сириуса.
Долгая тишина.
– Бродяга, ты себя нормально чувствуешь?
Вымученная улыбка Сириуса была ужасной: – Просто слегка
неожиданно, вот и всё. Это честь – быть на твоей свадьбе.
– Правда? А то по виду не скажешь, что ты рад.
Блэк старался не встречаться с ним глазами: – Ну, это тебе
полагается радоваться, Сохатый. Я должен оплакивать потерю лучшего друга из-за
какой-то…– Он помолчал, нахмурившись. – А на ком ты женишься?
– На Лили Эванс.
– Не знал, что вы с ней виделись после школы.
Джеймс пожал плечами: – Наверное, я об этом ни разу не
упоминал. Мы все были в прошлом году слишком заняты.
Вновь – молчание. Поттер видел, как Сириус с собой
борется.
– Рад за тебя.
– Спасибо.
Опять молчание. Блэк смотрел куда-то в сторону, рассеянно
постукивая пальцами по обложке книги.
– Бродяга, я… – начал Джеймс.
– Почему я? – вдруг прервал его Блэк. – Почему я, а не Ремус,
не Питер?
Джеймс нахмурился: – Что ты имеешь в виду? Ты мой лучший
друг. Я люблю и Ремуса с Питером, но именно тебя хочу видеть рядом, когда буду
произносить свадебные клятвы.
Лицо Сириуса мгновенно вспыхнуло, потом так же быстро
побледнело.
– Послушай, если ты не хочешь этого делать…
– Нет! Хочу! – Блэк поднял руки. – Правда, хочу! Просто
это слегка неожиданно, и после того, что случилось с нами, я... – Он замолчал и
посмотрел на Джеймса, закусив губу. – Сохатый, знаю, ты не хочешь говорить о
том, что между нами произошло, но я... я просто...
– Что? – нахмурился Поттер.
– Ну, на рождественские каникулы, – Сириус уставился на
ковер. – Я... я подумал, что после той ужасной записки, которую я тебе оставил,
и... ну... когда ты вообще об этом не говорил, я подумал...
Услышав о Рождестве, Джеймс похолодел: – Какую записку?
– Ту чёртову записку, которую я сунул тебе в карман, как
трус! – закричал Блэк, обхватив голову руками. – Не знаю, о чём я думал,
Сохатый. Наверное, ты никогда меня не простишь.
Джеймс похлопал Сириуса по плечу. Он понятия не имел, о
чём тот говорит, но если друг расстроен... – Всё в порядке, Бродяга. Я никогда
на тебя не сердился. Правда.
Блэк с надеждой посмотрел на него: – И мы по-прежнему
лучшие друзья?
– Конечно, – успокаивающе улыбнулся Джеймс. – Об этом не
волнуйся.
– Знаешь, я и впрямь подумал, что ты… – Сириус
остановился, покачав головой. – Но, похоже, нет, раз ты с Лили. Я, наверное, с
ума сошёл. Ты прав. Давай просто не будем об этом говорить.
Поттер нахмурился, но друг засыпал его вопросами о
свадьбе, и ему пришлось сосредоточиться.
***
Той ночью Джеймс вернулся в свою квартиру поздно. Сириус
настоял, чтобы они сообщили Ремусу и Питеру, и всё это вылилось в шумную
вечеринку в «Дырявом котле», где в конце концов оказалось большинство их старых
школьных друзей.
Лили уже спала, и Джеймсу не хотелось её будить. Такое
долгое сохранение беременности с помощью чар обессилило её, и она должна была
пользоваться любой возможностью отдохнуть.
Поттер приготовил себе какао, взял газету, и попытался не
обращать внимания на то, что на душе у него скребут кошки.
Не получилось.
Его сундук стоял в шкафу в прихожей. Джеймс встал перед
ним на колени и принялся рыться в вещах, стараясь не шуметь.
Сумка была на самом дне, заваленная старыми школьными
эссе, книгами, сломанными перьями и обертками от жвачки.
От мантии несло несвежим пивом и сексом. Запах вызывал у
Джеймса отвращение.
Задержав дыхание, он по очереди проверил карманы.
Пальцы сжали клочок пергамента.
С сильно забившимся сердцем Джеймс развернул его.
Он сунул мантию назад в сумку и закрыл крышку сундука.
Потом быстро присел рядом, опершись спиной о сундук, и поднял дрожащую руку,
чтобы на записку упал слабый свет, проникающий через дверь из кухни.
«Джеймс.
Не знаю, как появиться перед тобой после вчерашней ночи,
поэтому сбегаю как трус. Да я и есть трус.
Это был такой прекрасный вечер, Джеймс. Я думал, если
когда-нибудь расскажу о своих чувствах, ты даже не захочешь, чтобы мы были
друзьями. А когда ты сказал, что чувствуешь то же самое... я потерял голову.
Никогда не думал, что до этого дойдёт, и я должен был положить этому конец. Я
знал, сколько ты выпил. Ты, наверное, ничего такого не хотел, а сейчас я
идиот... нет, гораздо хуже, потому что я склонил тебя к тому, за что ты будешь
меня ненавидеть.
Прости, Джеймс! Но ничего исправить я уже не могу (но если
могу – пожалуйста, пожалуйста, скажи, как). Я буду умолять тебя о прощении на
коленях, если ты мне позволишь.
С.Б.»
Джеймс выронил записку.
А потом и сам лёг на пол. Джеймс вцепился в ковёр, по лицу
текли горячие, горькие слезы, а всё тело сотрясали рыдания.
Он не знал, сколько так пролежал. Измученный, он
перекатился на спину.
Сириус был отцом его ребенка.
Его не насиловали.
Он как-то нашёл в себе смелость признаться Бродяге в своих
чувствах.
И Сириус ответил ему взимностью, и они вместе зачали
ребенка, а потом он…
А потом он обращался с Сириусом как с грязью до конца
учебного года.
Конечно, ненарочно, но его депрессия и позже озабоченность
беременностью отдалила его от лучшего друга.
Самое плохое, что он забыл эту ночь. Забыл жгучую радость,
которую, должно быть, почувствовал после того, как узнал, что друг его не
осуждает и отвечает взаимностью.
Теперь слишком поздно. Он всё разрушил.
Сириус решил, что Джеймс натурал. Он женился, Мерлин
правый! Свадьбу не отменишь теперь, после того, как Лили…
Джеймс втянул воздух, задерживая мучительный стон.
Лили...
– Джеймс? Это ты?
Лили теперь носит ребёнка.
– Да, – ответил он хрипло, чтобы она не успела выбраться
из кровати и найти его в таком виде.
Он услышал скрип кроватных пружин и мягкий звук шагов по
полу спальни.
Джеймс заставил себя встать с пола и вытёр тыльной
стороной ладони глаза, которые жгло от слез.
Лили в ночной рубашке появилась в дверях: – Как ты? Мне
показалось, что я услышала…
– Всё в порядке, – Джеймсу самому показалось, что его
голос звучит неискренне. – Ушиб о сундук палец на ноге, когда вешал мантию.
Лили фыркнула: – Знаешь, можно и посветить. Взял бы
палочку, а не шарахался в темноте.
– Прости.
– Да всё нормально. Я просто слегка задремала. Это не
какао пахнет?
Джеймс кивнул: – Да, приготовил вот. Не нальешь мне чашку?
Скоро приду. Хочу убрать этот сундук с дороги.
– Конечно.
Он посмотрел вслед жене, а потом прерывисто вздохнул.
Хорошо, что ему помешали. Джеймс больше не боялся, что
скорчится на полу и начнёт безумно кричать.
Потной ладонью он сжимал мятую мокрую записку. Туго скатав
её, сунул шарик глубоко в карман.
Это было, было. Он не может это изменить. Но может
попытаться сделать всё как следует сейчас.
Он попросит Сириуса стать крёстным отцом ребёнка.
Лили поймет. В конце концов, она знала правду, и всё равно
согласилась выйти за него и выносить ребёнка.
Может быть, со временем он сблизится с Сириусом и...
– Джеймс, ты идёшь? Какао остывает.
Он с трудом задвинул сундук назад в шкаф, захлопнул
дверцу, прислонился к ней и на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться.
– Джеймс?
Он открыл глаза, отшатнулся от двери и вытер со щёк слёзы:
– Иду, Лили.
Конец
*Стоун – британская единица измерения массы, равная 6,35 кг. В Великобритании и
Ирландии используется как единица массы тела человека.
|