Часть 1

***

 Мне всегда нравилось смотреть, как нервничает Драко Малфой. Точнее – как он пытается не нервничать. За семь лет я хорошо изучил все его якобы-аристократические манеры и прекрасно знаю, что он держит руки за спиной, потому что ногти впиваются в ладони, и глаза обманчиво-доверчиво смотрят на тебя, потому что за этим показным дружелюбием прячется тревога, и ни черта он не расслаблен, а натянут, как струна.

– Послезавтра. Озерный край – там у нас, – он притормаживает на "нас", – охотничьи угодья. Риддл, Петтигрю и...

Это он у меня перенял привычку называть Вольдеморта Риддлом, но ведь так действительно проще. Риддл – просто один из нас, а не какой-нибудь Темный Лорд. Приятный пустяковый самообман.

– И...?

– Не трогай отца, Поттер.

Слишком много мыслей сразу. Они пульсируют в голове маленькими искорками, я подхожу к краю крыши и смотрю вниз, на пустой Косой переулок. Сентябрьская ночь тепла и печальна; она хранит запахи увядания и тлена; но звезды подмигивают мне весело.

Теперь я по ночам сижу на крыше. Том, хозяин "Котла", со скрипом разрешил мне обустроить здесь что-то вроде гнезда у трубы: стол и кресло.

Послезавтра. Начнем по порядку.

– Я должен аппарировать?

Малфой протягивает мне серебряный браслет.

– Порт-ключ. Активация туда – " Меч Годрика".

Я улыбаюсь. И он улыбается в ответ.

– Активация обратно – "Кольцо Салазара".

– Ах вы...

– Придется произнести, Поттер.

– Да хоть десять колец, Малфой.

– Мы так и подумали. Ты попадешь прямо к домику. Ну, домик это условно, конечно. Они, скорее всего, будут на втором этаже.

– Барьеры? Ограждающие заклинания?

– Маловероятно. Это – ближний круг. Совсем.

– Как это тебе удалось подслушать?

– Тебе-то что, Поттер? Не трогай отца.

– Ты для этого пришел в Орден? Чтобы защитить его?

– Нет.

Нет? Это что-то новенькое. Мне всегда казалось, что Драко уравновешивает в неведомых мне законах мироздания деятельность своего папаши. А теперь выясняется...

– Тогда зачем, Малфой?

– Тебе-то что, Поттер? – повторяет он, глядя сквозь меня – куда-то далеко, на высокие звезды.

Попытаться поговорить с Малфоем? А почему бы и нет, если мир так изменился?

– Видишь ли..., – начинаю я, но Драко, кажется, тоже готов к диалогу.

– Ты спал с ним?

Хорошенькое начало! Я сглатываю слезы – откуда ему знать о Рождестве на Гриммаулд-Плейс? – и отвечаю:

– Нет.

– И я – нет.

...Бесконечно долго до меня доходит мысль, что Малфой говорит не о Сириусе. Тогда...

– О, черт!

– Вот именно, Поттер. Как ты думаешь, что легче: хотеть – и не видеть, или... Или как я?

– И ...давно?

– С пятого курса, Поттер.

Если бы я мог – я бы заржал. Гнусно. Истерически. Но это даже не смешно. Это... жалость. Та самая, пропавшая, жалость. Это – так понятно, так просто, так правильно, что я подхожу к нему, и притягиваю к себе, и обнимаю, и глажу по спине, она, оказывается, не такая уж и худая, просто у Драко, вероятно, тонкая кость. Ну да, аристократ.

А он, наклонившись, утыкается в моё плечо и шепчет:

– Поттер, мы оба – идиоты.

– Придурки, – соглашаюсь я.

– Как жить, Поттер?

И тут я вспоминаю, как Снейп говорил о Метке для Драко. А вдруг? А если – нет? Просто – опека? Пусть разбираются сами.

Драко отстраняется, смотрит на меня оценивающе.

– Давай сделаем это, Поттер.

Чертова жалость переворачивает меня, и пожар внутри утихает ненадолго, и я, честно, могу...

Я сам – сам! – целую Драко Малфоя.

Только не надо сравнивать его с Сириусом, правда, Гарри? Нет запаха виски и табака, у его губ какой-то шоколадный, сладкий привкус, и они слишком нежны для восемнадцатилетнего парня. Его рот – податлив и уютен, он легко отвечает на поцелуй.

А через минуту это превращается в воронку, в омут, засасывающий меня в бездны.

– Знаешь, что это такое? – спрашиваю я, переводя дух. – Ты читал маггловские сказки?

Он трясет головой так, что светлые пряди скользят по губам.

– Потерянные мальчики. Есть такая история: на далеком острове живут потерянные мальчики, брошенные родителями.

– Не родителями, – уточняет Малфой, – крестными.

– Неважно. Они просто очень одиноки. И все время обманывают себя.

– Это – точно, – соглашается он. И опять прижимается к моим губам.

***

Всё происходящее – бред, без сомнения. Потому что я никогда не мог представить, что это будет делать не Сириус, а кто-нибудь еще.

Что не его руки скользнут под свитер или будут теребить заедающую молнию на джинсах, что движения будут настолько осторожными и вороватыми, а не уверенными. Берущими свое по праву.

Что чужие губы будут не жесткими, что лицо, склоняющееся к моему, будет молодым, а не взрослым, что волосы окажутся почти белыми, а не иссиня-черными.

Только это все равно хорошо.

– Давай, Поттер, – повторяет он, опускается на колени, стягивая с меня джинсы вместе с трусами и стреноживая меня.

– Ничего не получится, Малфой.

Впрочем, если учесть, что он и сам все видит...

– Что такое?

– Кризис подростковой гиперсексуальности меня миновал.

– То есть?

– Присмотрись получше. Разуй глаза. У меня не стоит.

– Ну, это не проблема.

– Не слишком ли ты самоуверен? У меня не стоит вообще. Я забыл, что это такое.

Я отталкиваю его и неловко ковыляю к креслу. Надо бы одеться, но я просто плюхаюсь на плетеное сиденье, и оно приятно холодит кожу. Прохлада снаружи, жар внутри, от сдерживаемых слез щиплет в носу.

– Попробовать-то можно? – Малфой легко встает и перемещается вслед за мной.

– Издеваешься, да?

– Пожалуйста, Поттер.

Какая вежливость, с ума сойти. Я закрываю глаза, потому что слезы все равно прорываются.

Через полчаса он сдается. То есть, я понимаю, что он сдается, потому что маленькая горячая капля падает мне на живот и скатывается вниз, пропадая в темных завитках в паху.

– Ой, – всхлипывает Малфой, уже не стесняясь, и утыкается в меня мокрым лицом. Его волосы только кажутся мягкими, а на самом деле кончики прядей острые и приятно покалывают кожу. Приятно – и не более того.

Я поднимаю его голову: слипшиеся ресницы кажутся черными, а глаза – совсем бесцветными, из-за слёз.

– Ну, ты-то можешь это сделать. Драко, – зачем-то добавляю я. И начинаю задирать вверх его мантию.

– Не так, – мягко возражает он, отводя мои пальцы к пуговицам, но я замираю, вспоминая совсем другое "не так", услышанное в прошлой жизни, и тогда Малфой раздевается сам.

Я даже и предположить не мог, что это так красиво. Правда, красиво, и, хотя сравнение кажется пошлым, но что сказать, если Малфой действительно похож на какую-нибудь мраморную статую? Только живую: потому что он вздрагивает и зябко обнимает свои плечи, но мне совсем не холодно, я сползаю с кресла и обхватываю губами его член.

Он вздрагивает еще раз, сильнее, и неожиданно прижимает меня к себе так, что я начинаю задыхаться.

Как они это делают? Меня сейчас стошнит.

Горло сжимает спазм, и я отчаянно отодвигаюсь назад.

– Прости, я... Мерлин, ты что, правда, ничего не умеешь, Поттер?

И тут я с неожиданной гордостью говорю:

– Нет.

– Ничего-ничего, – бормочет он, снова приближаясь, – ты осторожно, по краешку, неглубоко... так... да...

Неглубоко – это неплохо. Это даже интересно: смотреть, как он прикусывает губу, пока я вожу языком по напряженной плоти, или как дергаются его бедра, но он сдерживает себя, не проникая дальше.

То есть, он двигается, только очень осторожно, короткими толчками, и охает, упираясь мне в нёбо.

Если бы кто-нибудь спросил меня, зачем я это делаю, почему я это делаю – и именно с ним – я бы не знал, что ответить.

Но мне нравится, потому что, закрыв глаза, я представляю, что это – Сириус, и все получается само собой: Драко вдруг оказывается глубоко-глубоко, и я легко переношу это вторжение, а он шипит как кошка, вцепившись мне в волосы, и содрогается, и во рту у меня что-то солоноватое, и чуть горькое, и...

– Поттер!

Он чуть не падает на меня, а потом опускается на свою мантию, валяющуюся на полу, и гладит меня по плечу.

И тут же отдергивает руку, словно обжегшись.

– Ну, по крайней мере, будет что вспомнить на смертном одре, – говорю я и отворачиваюсь.

– Тебе – точно, – огрызается Малфой. – Лично я ожидал большего.

Всё как всегда. Осталось только достать палочки и поиграть в Дуэльный Клуб.

– Одевайся, замерзнешь.

– А ты?

– Мне не холодно.

Он бормочет заклинание, возвращая на место одежду, как будто натягивает шкуру змеи или примеряет привычную маску – высокомерную и самоуверенную.

– Я надеюсь, ты угробишь этого ублюдка, Поттер. И выполнишь мою просьбу.

– К вашим услугам, мистер Малфой.

Я бы хотел небрежно развалиться в кресле, но по-прежнему болтающиеся у щиколоток джинсы мешают.

Хотя он и не смотрит на меня – просто, не оборачиваясь, идет к выходу с крыши. Интересно, куда он сейчас отправится? В Хогсмид, чтобы вернуться в школу? Или домой?

Какая, впрочем, разница, если я точно знаю, что он придет снова?

***

А послезавтра всё складывается очень хорошо.

Как я и предполагал.

Жар, укрывающий меня золотым куполом, пережить нелегко, и я еще несколько следующих дней с удивлением оглядываю себя в поисках волдырей или следов от ожогов, но ничего нет.

Значит, мне просто показалось, что от высокой температуры трескаются губы, и кожа готова лопнуть, зато все их Авады, не говоря уже о прочем, разбиваются о сияющую сферу, и в эти мгновения я слышу чей-то веселый, чуть глухой смех.

И я помню, кто так смеялся.

И я знаю, что это он защищает меня.

Зато когда я произношу непростительное заклятье, из моей палочки вырывается такой свет, что даже я зажмуриваюсь, продолжая из последних сил удерживать рвущуюся из руки за сверкающей полосой деревяшку, и не вижу, как погибает Риддл.

Тоже мне, зрелище.

А вот удар по Хвосту я отслеживаю во всей его красе.

Если бы я позволил бы себе рискнуть, я бы начал именно с Петтигрю – и я не знаю, чьи имена крутились бы в тот момент в моей голове.

Но поскольку он оказывается вторым, я могу смело сказать: "Это тебе за Сириуса, тварь", – и сфера отзывается тихим смехом. И свет обволакивает его, выжигая глаза, проходя по лицу испепеляющей волной, я даже успеваю заметить, как с того, что было когда-то его рукой, стекает блестящими капельками расплавленный металл.

Мне нравится смотреть на это.

Папаша Драко аппарировал. Ну и черт с ним.

Самым забавным во всей этой истории оказывается то, что никто из Ордена не пошел со мной. Как будто это – сугубо моё, личное, дело. Впрочем, может так и есть?

Все, кроме Дамблдора, ждут меня в "Котле". Ах да, еще отсутствуют Снейп и Драко.

Они, конечно, уже знают-чувствуют, что с Темным Лордом покончено.

И теперь они передо мной в долгу. Все.

Только радость в их взглядах кажется мне... мутной и нечистой. Но Люпин сглатывает и встает мне навстречу, а за ним – и Билли, и Тонкс.

– Гарри!

И опять все говорят что-то одновременно, а я – как тогда в кабинете Альбуса – смотрю на свои пальцы, на них, кажется, до сих пор заметны блики чистого света.

Я не хочу ни с кем говорить.

– Ты в порядке?

– О, да. Но я хочу отдохнуть.

Они расступаются, и я иду сквозь строй, пока не утыкаюсь в Тома, который успевает сунуть мне в руки бутылку огневиски.

И, как именинник, нелепый и растерянный, стискивая бутылку, я вхожу в свой номер.

– Поттер.

Эти гребаные конспираторы ждут меня здесь. Драко смотрит в окно, а я, в свою очередь, смотрю на его спину – со стороны, ведь я тоже люблю стоять так, и это, честное слово, жалкая картина. Сиротливая.

Снейп сидит у стола и потирает запястье.

– Прошло? – киваю я на его руку.

– Знаешь, да, – удивленно отвечает он, показывая: на том месте, где была Метка – розовое пятно.

– Когда погибли твои родители, было не так.

– Ну, значит всё, – я падаю на кровать.

– Спасибо, – говорит Снейп.

И это первые слова благодарности за весь вечер.

Уже у двери Снейп поворачивается и напоминает:

– Работай, Поттер.

– Можно не сегодня?

– Можно, – кивает он. – Но завтра...

– Завтра, – соглашаюсь я. – Завтра.

***

... Пару дней я все-таки валяюсь в прострации на кровати, слушая радостный гомон голосов внизу, в общем зале. Меня передергивает, когда из невнятного шума раздается "За Гарри Поттера" или "За мальчика-который-все-таки-сделал-это", или еще какая-нибудь чепуха.

Я мечтаю о том, чтобы это закончилось, и мысленно благодарю Тома, согласившегося припрятать меня за всевозможными чарами. Может быть, у хозяев гостиниц и кабаков есть своя собственная магия, о которой не написано в учебниках и умных книгах? Потому что при приближении к "Котлу" корреспонденты и зеваки теряют мой след. Впрочем, после похода в Министерство я и не высовываюсь на улицу.

Да, в Министерстве я умудрился пробраться к Арке, наплевав на все предосторожности. Мне надо было на неё посмотреть.

Я вру. Я просто хотел поговорить с ним.

Тряпка не изменилась; и сама Арка та же; только голосов не слышно больше. Самое сложное – это победить в себе желание взяться за грязно-серую, дымчатую материю, отодвинуть её и сделать шаг вперед, в эту отвратительную неизвестность. Поэтому я стою перед ней, сжав кулаки, и шепчу глупые, неуместные слова благодарности, понимая, что говорю не о том, и ему сейчас это неважно. Потом я клянусь, что вытащу его оттуда, но тишина становится совсем невыносимой.

А потом на моё плечо ложится рука. Старая рука с несильными, но цепкими пальцами.

– Поздравляю, Гарри.

Он уже говорил мне это при всех, на приеме, и смотрел на меня, ласково и понимающе, не так, как сейчас.

– Спасибо, Альбус.

– Прикидываешь свои возможности?

– Пока нет. Просто...

– Просто хочешь нарушить все законы?

– А разве применение непростительных заклятий не является нарушением закона?

– Сегодня ты услышал, если слушал, конечно: для общего блага…

– А общее благо состоит из чего? Из счастья отдельных индивидуумов? Из их благополучия? Покоя? Тогда не будет никакого общего блага. До тех пор, пока я – здесь, а он – там.

– Это навязчивая идея, Гарри.

– Меня уже называли и неуравновешенным подростком, и психом. Только когда нужно было использовать меня, вы быстро закрывали на это глаза сами и помогали сделать это остальным.

Странная мысль приходит мне в голову, и я добавляю:

– Или есть правила и правила? Двойной стандарт?

Он молчит, но осторожно берет меня под локоть, действительно, как больного, и ведет к выходу.

Слишком быстро. Я успеваю обернуться, взглянуть на Арку и подумать, не шепнуть, а просто подумать «я люблю тебя», и увидеть, как вздрагивает Завеса.

Дамблдор тоже это замечает. И смотрит на меня напряженно-настороженно.

– Я, – он подчеркивает это «я», – не могу остановить тебя, Гарри.

***

Через день я вылетаю из «Дырявого Котла».

Ну, вылетаю, это сильно сказано. Вопреки сложившемуся порядку, Том сам приносит мне завтрак. И не только завтрак.

« Пророк». Правдолюбивая наша, вся в поисках истин и сплетен, газетенка.

С моей физиономией на первой полосе – затравленный взгляд и волосы дыбом, даже Сириус в рубрике «Разыскивается опасный преступник» выглядел лучше.

А чего вы от меня хотели, после пяти часов официоза в Министерстве?

И заголовочек лучше некуда : «Многочисленных жертв можно было избежать», а потом, еще более крупным шрифтом « Как и нападения на Хогвартс-экспресс».

Вот оно что, оказывается. Оказывается, я мог победить Вольдеморта еще пару лет назад. Или хотя бы этим летом. Гарри Поттер и бла-бла-бла, величайший маг современности, все это время носил фигу в кармане, не желая помочь магическому сообществу.

Просто по своей прихоти. Я дочитываю статью с небьющимся сердцем, но про Сириуса, хвала Мерлину, нет ни слова.

Я просто капризный избалованный мальчишка.

Отлично.

– Ты понимаешь, Гарри… – мямлит Том.

– Понимаю. Только мне надо поменять галеоны на фунты, а как это сделать…

– Пять процентов, – мгновенно оценивает ситуацию хозяин.

– Пять – так пять, – соглашаюсь я.

Больше всего мне жалко Хедвиг: опять ей, бедной, придется проводить дни в клетке. Она пригибает голову, протискиваясь в дверцу, и смотрит на меня печально, так, что мне хочется отправить её в Хогвартс на совятню, но если я останусь один, я точно сойду с ума.

Пока Том меняет деньги и отсчитывает свои комиссионные, я уменьшаю книги, запихиваю их в чемодан и прикидываю, куда податься.

Был какой-то район, при упоминании о котором дражайшая моя тетушка Петуния плевалась ядом. Ноттинг-Хилл, кажется. Значит, туда и отправимся.

Том, через коридоры и черный ход, выводит меня на маггловскую улицу.

– Не думаю, что тебе стоит сейчас появляться в Косом переулке, Гарри.

Спросить его?

– Ты тоже веришь, что я мог сделать это раньше, Том?

Тень, пробегающая по его лукавому лицу, слишком мимолетна, но и её хватает, чтобы я не поверил в его вежливое "нет".

И сколько я пробыл героем? Два дня? Три?

Еще раз спасибо, Альбус Дамблдор.

В том, что "Пророк" – это твоя затея, я почему-то не сомневаюсь.

Наверное, меня слишком долго передавали с рук на руки – Дурсли, Хогвартс, Уизли… Потому что ничего у меня в Ноттинг-Хилле не получается. Путешествие заканчивается однокомнатной квартиркой в Докландсе, с чудным видом на круглосуточно грохочущую стройку.

Зато никто не задает дурацких вопросов про сову, и всем на меня наплевать.

Я вываливаю на стол книги и снова даю себе слово не обращать внимания на красивые фразы, которыми в этих фолиантах оплетена любая мало-мальски ценная информация.

Написанные сотни лет назад слова суровы и безжалостны как приговор, соблазнительны как давние сны, обманчивы, как безвольно провисшая Завеса.

Но где-то за ними прячется то, что мне необходимо.

Часть 3