…Пить – глупо, буйствовать – нецелесообразно, вспоминать – больно, забыть…
невозможно. Шеклболт словно завис в пустоте между «до» и «после». В Аврорате он
по-прежнему собран, деловит и спокоен: последнее дело – тащить на работу личные
проблемы. Но как только Кингсли оказывается дома – отчаяние наваливается и
поглощает его целиком.
Странно, но даже после смерти Фабиана он не чувствовал себя настолько
опустошённым. Всё банально до дрожи – его оставили… нет, вышвырнули, будто
надоевший зачарованный дилдо из похабной лавчонки в Лютном. Это омерзительно и
смешно, но так и есть. И именно ощущение «использованности» заставляет
Шеклболта по ночам скрипеть зубами и крутиться на простынях, изнемогая от
бессонницы. Простыни пахнут свежестью и скрипят от крахмала – никакого
сравнения с серой, пропахшей табаком ветошью, застилавшей постель Блэка, но
Кингсли слишком хорошо помнит, как засыпал на этой ветоши блаженным сном,
прижимая к себе худое горячее тело.
Боль в скуле давно прошла – боль в сердце не слабеет. Шеклболт говорит Моуди,
что работа не позволяет ему посещать заседания Ордена – он не может заставить
себя появиться на Гриммаулд-плейс. Это не трусость, не боязнь сорваться и
наговорить чего не следует – это совершенно физическая невозможность видеть
Блэка, смотреть ему в лицо после всего, что случилось. И всё-таки по утрам на
работе Кингсли каждый раз надеется, что Аластор зайдёт к нему в отсек и скажет
что-нибудь вроде «Сириус спрашивал, почему тебя нет» или «Блэк просил тебя
зайти на неделе»… Увы, любовник – теперь уже бывший – даже не пытается
связаться с ним. Конечно, Шеклболт понимает, что иначе и быть не могло, но от понимания
легче не становится. Аврор против воли вспоминает случившееся на кухне,
окровавленное лицо, лихорадочный блеск глаз, неловкие движения Сириуса, когда
он поднимался с каменных плит пола… Он ненавидит себя за срыв, за то, что едва
ли не впервые в жизни у него возникло желание намеренно причинить боль. Но Блэк
не единственный, кто занимает мысли - Кингсли думает и о младшем Поттере.
Шеклболт ни на минуту не верит в то, что Сириус способен причинить мальчику
какой-то вред, однако застывшая физиономия оборотня так и стоит перед глазами,
словно маггловская фотография. Кингсли невольно обдумывает, каким образом можно
воспрепятствовать летнему приезду Поттера в дом Блэка, и презирает себя –
потому что прекрасно понимает: на самом деле он беспокоится отнюдь не о
безопасности юнца.
Ревновать к мальчишке-подростку нелепо, но ревновать к мёртвому – нелепо
вдвойне. И тем не менее, стоит Шеклболту лишь вспомнить, как Гарри прижимался
щекой к груди Сириуса, внутри у аврора всё переворачивается. А при мысли о Джеймсе
он просто задыхается от ненависти. Кингсли распаляет себя придуманными
картинами, в которых Поттер нагло ухмыляется, расстёгивая брюки, а Блэк – семнадцатилетний,
ослепительно красивый Блэк – откидывается перед ним на спину и подхватывает
ноги под коленями, Кингсли слышит хриплый шёпот «выеби меня…», и ему
хочется заорать от ярости. Но самое ужасное в том, что на лице воображаемого
Джеймса сияют хорошо знакомые зелёные глаза. Кажется, он тоже не может
разделить старшего и младшего Поттеров… и от этого становится совсем тошно.
Проклятое «Это – не твоё, Кинг» назойливо звенит у него в голове – тоненько,
будто плохо наложенные Охранные чары. Шеклболт всегда гордился своей
проницательностью, умение читать в чужой душе редко его подводило, и сейчас
осознание того, что все эти три месяца Сириус – истинный, казалось бы,
гриффиндорец, порывистый и искренний, – оставался для него тайной за семью
печатями… это осознание почти оскорбительно. А самое главное – Кингсли
прекрасно понимает: борьба бессмысленна, и проиграна им с самого начала. Он
ревнует не столько к близости физической, сколько к тем эмоциям, которые Блэк
испытывал к своему возлюбленному… и которые частично перенёс на его сына. Ведь
годы в одиночной камере наглухо запечатали в сознании Сириуса до крайности
идеализированный образ Джеймса – друга, почти брата, и любовника – почти
супруга. Героя, погибшего, защищая своих. И этому идеалу суждено навеки
остаться недосягаемым – ибо Джеймс Поттер уже пятнадцать лет лежит под шестью
футами кладбищенской земли.
Две недели Кингсли пытается забыться. Он работает на износ, изматывает себя
бесконечными занятиями в «тренажёрке», мечется по всей Британии, проверяя
сообщения с мест: за информацию о сбежавших Министерство назначило награду в
тысячу галеонов, и возбуждённые возможностью заполучить такую крупную сумму
обыватели готовы увидеть Беллу Лестрейндж даже в собственной соседке. Когда
Шеклболт возвращается из очередного рейда, его вызывает к себе Главный.
…В кабинете Руфуса тихо, колышется под стёклами защитных экранов серебристое
марево в опечатанных думосборах, по огромному сейфу в углу периодически
пробегают зеленоватые сполохи – самообновляются Охранные чары. Пожелтевшие от
табака пальцы Главного механически постукивают по столу. Едва Кингсли
усаживается напротив, Скримджер наклоняет крупную голову и без обиняков
сообщает:
- Грядёт большая задница, Кинг.
Сходное ощущение преследует Шеклболта уже давно, поэтому он лишь безмолвно
кивает, соглашаясь. Жёлтые львиные глаза смотрят на него в упор.
- Ты ведь это и сам понимаешь, верно?
- Сэр, если вы об азкабанском инциденте – то да, - отвечает Кингсли. - Я с
самого начала говорил, что провернуть это без помощи извне невозможно, а… Блэк,
на которого Министр пытается повесить всех собак, на эту роль всё-таки не
подходит. Я помню его досье – он был очень талантлив, но и только. Сэр, здесь
явно видно: в деле участвовал могущественный маг. Очень могущественный. –
Шеклболт вспоминает экстренную февральскую планёрку, глянцевые страницы
«Придиры», отчёркнутые красным маркером строчки и добавляет:
- Учитывая то, о чём говорил Поттер в своём интервью и то, что за два месяца
сбежавшие никак не проявили себя… Короче – мне в голову лезут очень нехорошие
мысли.
- Всё так, - тяжело произносит Скримджер. - Конечно, мы могли бы хорошенько
потрясти тех, кто в своё время был замечен в связях с этими мерзавцами – того
же Малфоя, к примеру. Не сомневаюсь, что ублюдка можно… разговорить. Но,
отправь я ему сову с повесткой, он моментально кинется к Фаджу, и дальнейший
ход событий легко предугадать. Что скажешь, Кинг?
Шеклболт задумчиво хмурится.
- Я бы направил людей на охрану Хогвартса. Если Волдеморт действительно
возродился, и Поттер связан с этим так, как утверждал в интервью –
Тот-Кого-Нельзя-Называть попытается проникнуть в школу.
- Там теперь ставленница Министра, - отмахивается Скримджер. - Её невозможно ни
в чём убедить, а я не могу сейчас конфликтовать с Фаджем.
- А если послать туда кого-то под прикрытием? Использовать Оборотку, например?
- Исключено. После истории с Краучем там используют магические детекторы. Но
дело сейчас даже не в Хоге – ты забываешь ещё кое о чём. Магглы. Вернее, их
руководство.
- Что вы имеете в виду, сэр?
- Их премьер-министру требуется сопровождение. Во время первой войны дама, которая
тогда занимала пост, круглосуточно находилась под охраной наших людей, и это
при том, что она прекрасно знала, с чем может столкнуться. Её преемник…
учитывая, как в своё время он попытался выбросить в окно пришедшего с визитом
Фаджа, этот недоумок нуждается в защите значительно больше.
Кингсли понимает сразу.
– Сэр, вы предлагаете заняться этим мне? Но не забывайте – я не особо силён в
маггловских реалиях. Возможно, кандидатура Долиша подойдёт больше – он, по
крайней мере, вырос среди них.
- Я не хочу, чтобы этим занимался кто-то кроме тебя, Кингсли. На данный момент
у тебя самая высокая квалификация в отделе. А насчёт реалий не беспокойся –
сниму тебя с работы на месяцок, пройдёшь курс обучения у наших маггловедов. В
шотландском отделении есть отличные спецы, мигом натаскают.
Подумав, Шеклболт кивает.
- Когда приступать?
- Даю три дня, чтобы подчистить хвосты. Дела передашь, кому захочешь. Я
рассчитываю на тебя, Кингсли.
* * *
Несколько недель Шеклболт торчит в центре переподготовки, обучаясь вести
маггловскую документацию, пользоваться их техникой и оружием, укрепляя навыки
невербальной магии, совершенствуя беспалочковые заклинания. Курс крайне
интенсивный и насыщенный – от функций Её Величества Почтеннейшего Тайного
Совета и топографии резиденции на Даунинг-стрит, 10, до подробного анализа
маггловских видов спорта и умения пользоваться микроволновкой – почти такой же,
как та, что заинтересовала его когда-то на кухне Дурслей. Потом его на
некоторое время отвозят в Лондон – для закрепления полученных знаний. К своим
обычным обязанностям Кингсли возвращается только в конце мая, и в первый же
день засиживается на работе допоздна – у него накопилась куча бумаг. Он шутками
отвечает на вопросы коллег, заинтересованных его отсутствием, а в подробности
посвящает только Моуди и Джонс – Шеклболт не хочет перегружать Нимфадору лишней
информацией.
...Артефакт, который используют фениксовцы для экстренной связи, срабатывает
неожиданно – скоро ночь, но Кингсли ещё в Аврорате, он как раз заканчивает
проверять дела, которые передавал коллегам. Торопливо опечатав сейф, Шеклболт
проходит по пустынному залу и спускается в атриум. Десять минут спустя он уже
снимает чары с входной двери дома на Гриммаулд-плейс. Кингсли идёт по коридору,
чувствуя, что к подошвам ботинок словно прилипли тяжеленные комья земли. Как
давно он здесь не был… Ступени лестницы скользят под каблуками, каждый шаг
отдаётся в голове болью. Кингсли заглядывает в кухню, но там пусто. Странно.
Аврор был уверен, что Орден уже давно собрался в полном составе. Внезапно
Шеклболт ощущает что-то похожее на озноб – он совсем не трус, но то, что они с
Сириусом сейчас, скорее всего, окажутся один на один, заставляет его
задохнуться и замереть на месте, вцепившись в перила. Взяв себя в руки, Кингсли
возвращается в коридор и каким-то шестым чувством угадывает – Блэка надо искать
в гостиной, той самой, где зимой он увидел его с Гарри… Он идёт туда. Портреты
смотрят ему вслед с усталым равнодушием, из-под пыльной ткани, скрывающей
изображение миссис Блэк, доносится чуть слышное монотонное бормотание.
Шеклболта вдруг охватывает предчувствие непонятной беды. Поглощённый им, он
быстро входит в гостиную и замирает снова, не в силах произнести ни звука: из
полумрака, вечно царящего в комнатах этого дома, на него пристально смотрят
знакомые серые глаза на осунувшемся лице.
Блэк сидит на диване. Смотрит. За два месяца он совсем не изменился – пожалуй,
только немного побледнел. Язык Кингсли по-прежнему словно прилип к нёбу, и
аврор только жадно оглядывает бывшего любовника: молча, неотрывно – словно
путник, добравшийся до ручья. Сириус нарушает молчание первым.
- Привет.
- Привет. - Собственный голос кажется чужим, а слова от волнения совсем не те,
что он многократно повторял, представляя себе этот разговор. – Что случилось,
почему такая срочность? И где все?
- Не знаю. Со мной связался Снейп. Он ничего не объяснил, просто велел собрать
всех, у него какое-то сообщение. Думаю, остальные вот-вот появятся. – Пауза, а
потом:
– Как ты?
- Нормально. А… ты?
Короткая усмешка.
- В порядке. Клювокрыл вот только умудрился где-то пораниться, сегодня полдня
проторчал у него, дурачок срывает повязку… Как твоё задание? Шизоглаз
рассказывал, что…
Шеклболт глубоко вдыхает. Он должен это сказать. Должен.
- Сириус. Я хотел…
- Не надо. – Блэк вдруг встаёт с места, в три шага пересекает расстояние,
отделявшее его от Кингсли, подходит почти вплотную, и Шеклболт задыхается от
этой незабытой близости, от блеска глаз, от знакомого запаха табака… - Не надо,
Кинг. Ты… мы… к чёрту. Оба были неправы… я – потому что не сдержался, а ты… зря
так про Джеймса. Ты ж его совсем не знал.
- Прости… - почти беззвучно шепчет Шеклболт.
- Ладно, Кинг. Забудем.
Не выдержав, Кингсли привлекает Блэка к себе. Тот не отталкивает его, наоборот,
вдруг прижимается лбом к плечу. По телу Шеклболта пробегает дрожь.
- Послушай, - с трудом говорит он, скользя ладонями по спутанным чёрным
волосам, - послушай… нам всё-таки надо поговорить. Мерлин, я не дурак, Сириус,
я знаю, что всего лишь… подбираю крошки с чужого стола. Но… ты же понимаешь,
что…
- … что его не вернуть, - эхом доканчивает Блэк.
Кингсли на мгновение прикрывает глаза.
- Вот. Ты всё знаешь сам. Ты сильный человек, Сириус, ты…
- … не должен проводить остаток жизни, пытаясь увидеть в шестнадцатилетнем
мальчике потерянного любовника, - Сириус произносит это так рассудительно и
привычно, что Шеклболт понимает – он не раз говорил эту фразу сам себе.
Блэк поднимает голову. Невозможные глаза оказываются совсем близко, Кингсли
содрогается, ощущая кожей тепло дыхания. И фраза «Давай попробуем ещё раз»
замирает на губах – потому что Сириус его целует.
Так непохоже на обычные яростные ласки, так нежно, так мягко, почти бесплотно –
словно Блэк отпускает его, подводит итог. Серые глаза смотрят с глубокой
печалью. Через раскрытые окна доносится уличный шум, и когда Сириус прижимается
губами к щеке аврора, в воздухе повисает далёкий звон – опустошённому Кингсли
он представляется звоном погребальных колоколов по их несложившейся любви.
- Прости меня, - тихо говорит Блэк, - прости, Кинг. Мне так жаль.
Шеклболт проводит пальцами по его лопаткам, по ложбинке позвоночника. Руки
ощущают знакомый жар, но Кингсли уже слишком хорошо понимает – он пытается
удержать химеру. Ничего не будет. Ничего. Блэк не хочет отпускать воспоминания
о давно минувшем времени – наверное, единственном времени, когда он был
по-настоящему счастлив… а Шеклболт никогда не станет делить любовника ни с
мертвецом, ни с тем, кто неминуемо займёт это место в сердце Блэка в ближайшем
будущем. Кингсли хочется выть от несправедливости судьбы. Нет ни бешенства
ревности, ни яростного желания – осталась лишь глухая тоска. Сириус берёт его
лицо в ладони, осторожно целует в лоб и отстраняется. И в ту же минуту
откуда-то снизу раздаётся неясный шум. Блэк вздрагивает и одновременно с
Кингсли выхватывает палочку. Однако когда они выходят в коридор и спускаются
вниз, всё становится понятно – там стоит Тонкс с затуманенным взором и
идиотской улыбкой на устах, а присевший на корточки Люпин отряхивает её мантию
от пыли – Нимфадора в очередной раз снесла подставку для зонтов. Вальбурга, как
обычно, поливает присутствующих отборными выражениями, и Кингсли торопливо
помогает Сириусу задёрнуть бархатные портьеры.
- Привет, ребята! – Тонкс лучится радостью. - Извините… мы немножко опоздали.
Были с Ремом в гостях у моих…
- Привет. Думаю, ничего страшного, - Блэк взмахивает палочкой, возвращая ногу
тролля на место, – Аластора ещё тоже нет… идёмте на кухню. Выпьете чего-нибудь?
- Ой, можно, пожалуй. Рем, ты будешь?
- Да, спасибо.
- Вот и отлично.
Они спускаются по лестнице. Нимфадора щебечет и щебечет, Люпин, вымученно
улыбаясь, время от времени поддакивает ей. На столе появляется усладэль.
Шеклболт, всё ещё не пришедший в себя, исподтишка смотрит на Сириуса – вот он
потянул к себе пузатую бутылочку… губы припали к тёмному горлышку… глаза мягко
блеснули в ответ на какую-то шутку Тонкс… Кингсли отвечает на вопросы Рема,
который интересуется его новым заданием, вздрагивает от хлопка аппарации,
вместе с остальными приветствует Моуди… Они ждут. Снова это ощущение зависания
в пустоте – только теперь её вряд ли можно чем-то заполнить… Во рту пересохло,
кажется, все внутренности слиплись в тяжёлый ком. Кингсли берёт одну из стоящих
на столе бутылок, и вдруг трясина безнадёжности, в которой он медленно утопал,
взрывается треском огня и знакомым пронзительным голосом:
- Шеклболт! Слава Мерлину, здесь есть хоть кто-то адекватный. Быстро сюда, всё
оказалось хуже, чем я думал!
В очаге висит голова Снейпа, зелёное пламя придаёт бледному лицу зельевара вид
трупа трёхдневной давности. Чёрные глаза нервно шныряют по лицам собравшихся,
застывают на лице подобравшегося Блэка. Кингсли бросается к очагу, но Сириус
опережает его – он буквально падает на колени у кованой решётки.
- Что? Что-то с Гарри? – резко спрашивает он, и Шеклболт изо всех сил сжимает
зубы.
Снейп ухмыляется.
- Фу, Блэк! Плохая собака.
Сириус вздрагивает, но сдерживается.
- Снейп. Что случилось?
Видимо, ситуация и впрямь паршивая – зельевар всё-таки отвечает.
- У нас проблемы. Поначалу я не хотел говорить, чтобы ты, Блэк, не устроил
здесь истерику, как обычно, но похоже, ситуация вышла из-под контроля. Два часа
назад Амбридж взяла с поличным эту грёбаную Армию Дамблдора. Мне было велено принести
Веритасерум для Поттера, и пришлось срочно добавлять в зелье нейтрализующие
компоненты. Я вернулся через двадцать минут, но в кабинете их уже не было, там
валялись только члены Инспекционной Дружины… с повреждениями различной степени
тяжести. Пока я приводил их в себя… не важно. Короче, из моего старосты удалось
вытянуть, что Амбридж вместе с Поттером и Грейнджер отправилась в Запретный лес
искать какое-то оружие. Бред, в общем. И ещё кое-что. Поттер… вёл себя странно.
Когда я уходил, он крикнул: «Мягколап у него. Там где оно спрятано».
Думаю, мальчишка в очередной раз позволил Тёмному Лорду забраться в свою голову
и теперь пребывает в уверенности, что его драгоценного крёстного держат в плену
в Отделе Тайн. Я ждал больше часа, но из Лесу никто не вернулся. Директор на
связь пока не выходит. Какие будут версии, господа? Закрой рот, Блэк, тебя не
спрашивают.
…С этой минуты всё превращается в кошмар. Снейп отправляется в Лес, чтобы найти
Амбридж и детей, остальные орденцы решают немедленно мчаться в Министерство.
Блэк пытается сорваться вместе с ними, его останавливает крик Аластора – кто-то
должен остаться в доме, чтобы сообщить о случившемся Дамблдору. Гневный вопль
Сириуса «Пусть останется Тонкс!» встречают в штыки: если кто-то из министерских
узнает Блэка – это Поцелуй без суда и следствия. Моуди выхватывает палочку,
намереваясь обездвижить Сириуса, и в голове Шеклболта успевает пронестись
короткая мысль: а ведь Альбус наверняка понимает, что Блэк значит для
Поттера, и не захочет терять такой инструмент для давления... Однако чары
применять не приходится: Сириус, напряжённый как струна, обводит яростным
взглядом лица соратников… и внезапно кивает, соглашаясь. Прежде чем броситься к
выходу вслед за матерящимся Аластором, Кингсли успевает поймать взгляд Блэка –
и его странная решимость отзывается в груди стремительной волной паники. Но он
отбрасывает не успевшую сформироваться мысль, и вместе с остальными выбегает на
пустынную ночную площадь.