Бальный
зал в Забини–холле огромен – туда вместилась почти сотня приглашённых, а
хозяину даже не понадобились раздвигающие пространство чары. Ослепительно сияет
гигантская хрустальная люстра, шуршат мантии танцующих, с эстрады несутся звуки
скрипок и нежное мурлыканье модной певички–вейлы – пятьсот галеонов за вечер,
но мистер Блейз Забини хотел, чтобы этот бал остался в памяти магического
сообщества надолго. Ведь приём по случаю дня рождения молодой миссис Аполлонии
ознаменован приходом почётных гостей – Министра Магии, Кингсли Шеклболта, и его
супруги Патриции, урождённой Джонсон. В гуще разноцветных мантий огромная
фигура главы магической Британии выделяется, словно баобаб в окружении
низкорослых деревьев. Шеклболт беседует со сменяющими друг друга гостями, и,
скрывая зевоту, медленно отпивает из бокала – приём длится уже два часа, а на
работе был тяжёлый день, к тому же завтра утром он отбывает с трёхдневным
визитом в магическую Испанию. Министр держится из последних сил – уходить пока
рановато, да и Пат любит такие вечеринки, это её первый выход в свет после
родов... Миссис Шеклболт, болтающая в кругу дам, оглядывается в поисках мужа и
виновато улыбается. Кингсли отвечает ей добродушной усмешкой – ему нравится
потакать маленьким слабостям Патриции.
– Как вам
вино, Министр? – хозяин дома со слегка очумелым видом – любопытно, что это так напугало знаменитого адвоката? –
останавливается рядом. Шеклболт кивает.
–
Превосходно.
– Оно с
виноградников моего покойного отчима. Старик увлекался...
Кингсли
слушает болтовню Забини вполуха и потягивает действительно неплохое вино. Ещё
минут сорок – и можно будет отправиться домой. Кстати, не забыть бы сказать Персивалю...
– Гарри,
ты куда пропал?
– Извини,
дорогая, вот он я. – Главный Аврор по–военному коротким наклоном головы
приветствует Министра и берёт под локоть жену – яркая красота Джиневры с годами
только расцветает. Миссис Поттер что–то шепчет ему на ухо, и Гарри кивает,
рассеянно улыбаясь и явно не слыша, словно не в силах переключиться с одного
предмета на другой. На его обычно невозмутимом лице это выражение смотрится
странно. Забини вдруг торопливо подносит к губам бокал и делает большой глоток.
Шеклболт незаметно оглядывает зал… и вдруг замирает, поймав чужой взгляд,
равнодушно скользящий по лицам гостей. Сердце Министра с силой ударяет в
грудину: в светло–серых глазах – знакомый блеск, похожий на переливы
перламутра... то ли блики свечей, то ли внутренний огонь. Это длится не дольше
секунды – человек отворачивается и скрывается в толпе гостей. Шеклболт вдруг
ощущает боль в пальцах, намертво стиснувших тонкую ножку бокала. Однако. Впрочем... пожалуй, ничего
удивительного.
–
Господин желает ещё вина? – пищит подскочивший домовик.
–
Благодарю, мне достаточно.
* * *
…Он
желает Патриции доброй ночи, целует её и уходит в свою спальню – завтра рано
вставать, и незачем беспокоить утром уставшую после бала жену. В детской тихо:
нянька–домовуха уложила сыновей ещё до возвращения родителей. Сквозь
полуоткрытое окно спальни слышен мокрый шорох листьев и цоканье дождевых
капель, в камине шелестит и потрескивает огонь, на ночном столике привычно
примостился графин с водой и хрустальный стакан. Кингсли откидывает тяжёлое
одеяло и укладывается в постель. Помедлив, берёт со столика колдографию в
гладкой серебряной рамке – смеющаяся жена, одетая в лёгкую летнюю мантию, одной
рукой держит младшего сына, а второй ловит отчаянно вырывающегося старшего.
Министр улыбается, потом негромко вздыхает. Волшебная палочка взлетает над
поверхностью снимка. Привычное движение – и отводящие чары спадают. Кингсли
проводит пальцем по знакомому лицу и задумчиво говорит:
– Ты
будешь смеяться... Но, похоже, с этим белобрысым щенком мальчишке повезёт
больше, чем с нами обоими.
...А
Сириус Блэк – дерзкий, прекрасный и невозможно юный – всё так же улыбается из–под
толщи времени и прозрачного стекла.