* * *

Сириус посыпается первым. Все вокруг странно-золотое, как в детстве, когда граница между сном и явью размыта.

Он моргает, пытаясь сориентироваться. Плечу тяжело и тепло.

Сириус осторожно поворачивает голову.

Джеймс спит на его плече, а на плече Джеймса точно так же спит Лили.

Что было вчера?

Нет, он помнит всё: и то, что пообещал им не трогать Мальсибера – помнит. И про холод помнит. А потом?

Он выползает из постели.

Он голый, абсолютно голый, чтоб ему провалиться сквозь землю прямо здесь.

А вот и одежда.

Он роется в сваленных на полу вещах. Все в одной куче – лифчик Лили с нежно-розовым кружевом, её блузка, их рубашки, его собственные брюки, еще одни, мужские, трусы…нет, это не его, это Джеймса, его под юбкой почему-то…

Сириус выбирает своё, тихо идет к двери, оглядывается.

Теперь, когда Джеймсу не на кого опираться, он повернулся к Лили, обнимая её так, что она кажется совсем маленькой.

Это правильно. Правильно.

Сириус одевается в гостиной и выскакивает на крыльцо. Августовское утро неожиданно прохладное и сырое, но это живой, хороший холод.

Его потряхивает – и от того, что случилось вчера. И от того, что происходит сегодня. И от того, что кончается одновременно слишком много всего. Прошлое вдруг сразу, без спроса, развернулось и, повинуясь неслышной команде, сделало шаг назад. И если раньше он командовал прошлым, когда уходил из дома, то теперь оно взяло реванш.

Конечно, это о Джеймсе. Странно думать о Джеймсе после вчерашнего, но лучше подумать о нем сейчас, потому что надо решить, что делать дальше.

Он не сможет уйти, не объяснив ничего. Да он и не хочет уходить. Есть то, что дано тебе навсегда. И понять, что навсегда, можно только в тот момент, когда ты готов бежать.

Или не готов?

Так запутаться в трех простых мыслях может только Сириус Блэк.

В любом случае – он знает, что делать.

Он возвращается в дом, в золотую спальню Поттеров, еще раз смотрит на их макушки, шепотом говорит:«Obliviate», и терновая палочка послушна его руке.

* * *

- Сириус. Си-ри-ус, - по слогам произносит Джеймс, - ты спишь?

- Здесь же не спят.

- Ну, в твоих способностях я не сомневаюсь.

Вспомнив о лете, они вдруг начинают говорить нормально. Как тогда. Как всегда.

- Скажи, зачем ты тогда стер нам память?

Конечно, Джеймс думал о том же самом. Только про Ремуса он не знает - поттеровские воспоминания о днях после свадьбы куда приятнее.

- Откуда ты…?

- Это – здесь, Сириус. Здесь таких проблем нет. Так зачем?

- Я боялся потерять, - Сириус не произносит «вас», хотя надо бы, - я боялся потерять тебя. И того, что Лили не поймет, испугается и уйдет.

- Может, было бы лучше, чтоб она ушла.

- Поттер!

- Ладно, молчу. Кстати, зря ты боялся – ничего не было. Даже упившись до гиппогрифовой задницы, ты вел себя как джентльмен.

- В смысле «упал и отключился»?

- Вроде того, - Джеймс наконец улыбается, - правда, перед этим все-таки успел пообещать нам оргию.

- Судя по всему, мы тогда любили обещать.

- О. Понял, да?

- Я всё понял, Джим. Но понимания мало. Надо же как-то бороться с этим.

- С чем, позволь спросить?

- С тем, что там. И с тем, что здесь, - Сириус неопределенно указывает за окно.

- Сириус Блэк и Джеймс Поттер против смерти? Ты ничего не сможешь. Неужели ты думаешь, что мы не хотели? Ты просто не знаешь, что это такое: смотреть в зеркало, когда за твоей спиной твои родители и все остальные, а там – твой сын. И дороги к нему нет.

- Гарри рассказывал.

- Лили так плакала тогда. А я… гордился, дууууурак. Твоему сыну одиннадцать, а он может подойти к барьеру между там и здесь. Позвать тех, кого он хочет увидеть. Гордишься и бесишься, потому что помочь ему нечем. И нельзя ничего сказать и показать – зачем ему этот… ад? Улыбаешься и молчишь. Улыбаешься и молчишь.

- Но вы же помогли тогда, на кладбище.

- Только потому, что это было Priori Incantatem. Без него ничего б не получилось.

- Но получилось же!

- А теперь и ты здесь.

- С ним Ремус. С ним Дамблдор. Его друзья.

- С нами тоже были Ремус и Дамблдор. Он – один, и ты прекрасно это знаешь, Блэк. Умирают в одиночестве – и это ты тоже знаешь теперь. Что ты молчишь, Сириус? Скажи мне что-нибудь. Как тогда любил говорить. «Надо верить», например. Ну?

Надо ответить. Надо хоть что-нибудь ответить, но Сириус молчит и пытается представить себе всё это - ты смотришь на Гарри и не можешь помочь, запертый не в дурацком доме на Гриммо, откуда можно вырваться, пусть и ценой жизни, а в бесконечной тоскливой вечности.

День, когда память шутила, а Сириус Блэк боролся с соблазнами

«Почему я должен платить по его долгам? Свет клином сошелся? Мне своих хватает».

Никогда еще зависимость от Джеймса, - нет, от всех Поттеров сразу! - не казалась ему столь унизительной.

Сириус для разнообразия решает встретить рассвет не дома, а у запруды. Запруды в его долине. Так и сидит, привалившись спиной к терновому дереву, поглядывает сквозь ветки вверх, на светлеющее небо, следит, как исчезают звезды, как их смывают розовые и голубые полосы. Сидит и ждет, ему хочется еще раз почувствовать то же, что и ночью. Такое нежное утро, ласкающее не тебя, - саму твою душу. Тихая радость одиночества, когда тебе никто не нужен, а дружба, любовь и верность – всего лишь выдумка для тех, кто еще не пришел сюда. Ты – чист и пуст; ты взвешен и теперь невесом, остальное – недостойная суета.

- Мне нравится, - сообщает Сириус дереву, небу и запруде, - можно, я останусь таким?

Дерево, небо и запруда одобрительно молчат. И правда, так лучше. Так легче. Забудь про них, всех существующих здесь и там, что тебе до них?

Джеймс опять собрался к Лили. Да дело не в том, что собрался – это нормально и объяснимо. А в том, что именно так он проводит вечность – не может быть с ней и не может быть без неё.

И разве с тобой всё будет не так же?

- А я не хочу так!

Слишком громко, его голос пугает птицу на дереве.

Вода в запруде спокойна и гладка. Как стекло, как зеркало.

Сириус и смотрится в неё, как в зеркало: там отражается совсем мальчик, лет девяти, черные, аккуратно подстриженные волосы, круглое лицо, довольный и веселый взгляд. Он не знает, кто это. Мальчик похож на его брата Регула, но увереннее и наглее.

Что ж, можно и так. Интересная штука: здесь, похоже, прошлое мешается с будущим.

Необыкновенное зеркало, но не такое, о каком говорил Джеймс.

Зеркало.

Сириус дотрагивается до воды, но пальцы почему-то бесплотны, они ничего не могут сделать с изображением. С изображением, у которого нет впереди ничего – одно вечное безмятежное сегодня.

Но так же нельзя!

- Эй!

Он зовет кого-нибудь. Рыбу. Русалку. Пусть разобьют зеркало изнутри.

Тишина.

- Черт!

А вот ветка терновника в кармане плаща – вполне себе реальна.

Она неровная и неотполированная, но это терновник, и пусть у него внутри нет ничего от сердца дракона... Сириус лупит ею по воде, как мальчишка, но другой мальчишка, беспокойный и упрямый.

Всё ему не так.

Капли воды – как стекло, они царапают, больно, и была бы здесь кровь – он порезался бы.

Гарри сидит на корточках, облизывая порезанный палец, и напряженно вглядывается в осколок зеркала.

Что там говорил Джеймс? Другое время? Позавчера? Но Сириус видит Гарри Поттера сейчас, и Гарри жив. И надо сказать об этом… Не опоздать.

Это чем-то похоже на атаку дементоров.

«Ты же выбрал», - шепчет взбаламученная им вода.

«Ты же выбрал», - бормочут листья терновника.

«Ты же выбрал», - издеваясь, покачивается небо.

«Зачем тебе всё это? Возьми безмятежные «сегодня». Покой. И никогда не будет боли. Ты ни в чем не виноват. Ты свободен от всех. Возьми».

Они тянутся к Сириусу: маленькой волной, бьющейся о берег перед его коленями; ярким зеленым листом, спланировавшим на его плечо; теплым солнечным светом, греющим макушку.

«Стань нами – деревом, рекой, небом. Зачем тебе необходимость? Все так просто, Сириус. Стань нами».

И здесь нет Патронусов. Сириус с трудом встает и может только пятиться, отходя к дороге. Как будто невидимый пес, вцепившись в плащ, тащит его подальше от воды. Тащит, упираясь всеми лапами, то рычит, то скулит, но тащит.

Сириус оглядывается – конечно, никого рядом нет.

Но все равно уже проще.

Он бежит к холмам, опять, до паники, боясь опоздать и не увидеть дома Джеймса.

* * *

- Он жив, - вот и все, что Сириус может сказать, запыхавшись. – Я видел его. Он – жив.

Не знаю, насколько с ним всё в порядке, но…

- Ты опять видел его?

Ему кажется, или в голосе Джеймса есть что-то, помимо беспокойства? Ревность?

- Джим, это зеркало. Те, наши зеркала, помнишь? Они сохранились, и я отдал ему одно, только… Только он ни разу им не воспользовался, пока я… - странно произносить: «Пока я был жив», но у Сириуса получается. – А сейчас он смотрел в осколок. И единственное что с ним было не так – это порезанный палец.

Джеймс кивает и улыбается.

- У него твое зеркало. Я просто перевел чары на Гарри, и всё. Наверное, мать или Регул смогли получить мои вещи после ареста, - объясняет Сириус, тоже успокоившись. - Я сидел и разбирал их всю осень. Ну, на Гриммо. В ту, последнюю осень.

Последняя осень

Именно здесь можно сойти с ума. Именно здесь, в двух шагах от свободы, которая доступна всем, но не ему, наследнику древнейшего и благороднейшего рода Блэков.

Он плюет на хваленую грюмовскую конспирацию и нагло перекидывается прямо в доме.

А кто узнает? Кричер будет молчать, мать, наоборот, орать, но Сириуса это уже не беспокоит.

Гарри уехал в Хогвартс, и всё, что сейчас есть у Сириуса Блэка – это старый дом, безумный портрет и ненавидящий его с детства домовый эльф.

Нет, есть Орден, от которого тоже можно сойти с ума. Это издевательство, они-то свободны.

Один Ремус, кажется, понимает, что происходит. Терпеливо сидит на кухне, пока Сириус напивается. Выслушивает все проклятья и упреки. Протрезвев, Блэк пытается извиниться, получается плохо, потому что Ремус тоже виноват, потому что тоже свободен.

- Прекрати, Бродяга. Я-то знаю, что это такое.

- Да что ты знаешь?

- А ты не помнишь? Летом, когда мы закончили школу? Когда ты гостил у нас, а я проводил полнолуние в подвале.

- Это не то, Рем! Не то!

- Ну, почему же не то? Есть обстоятельства, которые нужно просто принять, а не противостоять им.

От рассудительности Люпина тоже можно сойти с ума.

Сириус сбегает в свою комнату. Вряд ли он мог предположить, что его старая комната окажется таким надежным убежищем.

Здесь ничего не изменилось: если мать и хотела искоренить любую память об отщепенце, то это была попытка негодными средствами.

Девочки на постерах. Дейви Гаджен, хихикая, привез ему после зимних каникул четвертого курса целую кипу журналов, и они провели немало веселых минут, выбирая картинки по самым идиотским критериям. Сириус привез их домой, вместе со свитками из библиотеки, свитки закинул обратно в шкафы, а картинки любовно наклеил на дорогущие светло-серые обои, которыми так гордится мать. Наложил чары, чтоб не сорвали. И, проклятье, он даже плюнул на бойкот и позвал Регула полюбоваться. Ну просто чтоб взглянуть на его вытянувшееся лицо.

Потом к девочкам добавились мотоциклы. И он не будет вспоминать свой день рождения, девятнадцать лет, Лили встает на цыпочки, закрывает ему глаза ладонями, Джеймс прибегает со двора, об этом можно догадаться по холодному воздуху от двери, раздвигает темно-синие шторы…

- Это тебе, Бродяга. С днем рождения. И обещай нас покатать!

Здоровущий черный мотоцикл на свежевыпавшем белом снегу.

- Он, правда, не рассчитан на троих.

- А мы приделаем коляску, - смеется Сириус. – Ну вы даете, Поттеры, спасибо!

И колдографии Мародеров, на которые он старается не смотреть. Зря он послушался Гарри в Хижине. Питера надо было убить. Он второй раз не смог убить Хвоста. Он…

Нет, от этого тоже можно сойти с ума. Не смотри на эту стену, Сириус.

А еще он разбирает вещи. Их мало, очень мало. Но так же было и тогда, когда Лили, Джеймс и Гарри начали переезжать с места на место, забрав из его дома всё своё.

Он бродил по комнатам и удивлялся – пусто и чисто, и так тоскливо, оказывается, вся твоя жизнь помещается в один-единственный чемодан, который прекрасно укладывается в коляску мотоцикла.

* * *

- Нельзя все время жить в прошлом, Сириус, - назидательно говорит Ремус во время очередной его пьянки. - Давай я буду приходить почаще? Или хочешь, останусь здесь?

Сириус трясет головой и наливает еще.

Пусть Люпин сто, тысячу раз истолковывает его поступки по-своему. Если он поселится здесь, то рано или поздно догадается. Да что догадываться, Сириус напьется и проговорится сам, потому что сдерживаться трудно. Достаточно того, что на собраниях приходится сидеть, уставившись в стол, избегая взглядов Снейпа. И Альбуса тоже.

Все дело в Гарри. В Гарри, который так похож на Джеймса. На Джеймса из прошлого, которое давным-давно сделало шаг назад. Про которое он не думал, честно, не думал.

Но что делать, если шестнадцатилетний Джеймс ходит по твоему дому, разговаривает с тобой, смеется и… и.

Лучше думать о мотоциклах и девочках с постеров.

Такое прошлое куда милосердней настоящего.

- Да нет, Луни, я рад, что он уехал. Честно.

Сириус пытается посмотреть на Ремуса, но – черт, надо завязывать с выпивкой! – взгляд расфокусируется, поэтому лучше быстро налить и снова выпить.

* * *

Если он о чем и жалел, сбежав из дома к Джеймсу, в Годрикову Лощину, то только о фотографиях Мародеров, оставшихся в комнате. Ладно, пусть Регул поглядывает не только на девиц, но и на гриффиндорцев.

Зато свитки – вот они, почти полный чемодан, и несколько забавных вещиц, которые Сириус, не комплексуя, прихватил на память.

- У тебя мантия-невидимка, а я чем хуже? – сообщает он Джеймсу, вываливая содержимое чемодана на кровать.

- Потом посмотрим, что ты приволок. Пойдем, пока ты не поешь и не познакомишься с родителями поближе, они не отстанут, они такие.

… Они просто другие. Сириус впервые оказывается в такой чистокровной семье. Вон там, на другом конце деревни, – кладбище, где похоронены Первеллы, тоже вполне себе древнейший и благороднейший род. А их мантию-невидимку родители просто подарили Джеймсу, когда он пошел в Хогвартс. Мерлин, его мамаша тряслась бы над фамильной реликвией до самой смерти… А тут: «Наверняка она вам пригодилась, Сириус, правда? Мы, старшие, всегда передаем её первокурсникам, им нужнее», - это Гарольд Поттер.

А миссис Поттер, Абигайл, показывает ему альбомы с детскими колдографиями Джеймса, тот злится и краснеет, а она привычно подтрунивает над сыном. Миссис Блэк не любит колдографии, предпочитая им портреты или имена на гобелене, откуда его уже выжгли, наверное.

Сириусу смешно и просто. Так легко, как в Хогвартсе, пожалуй.

И поэтому сначала кажется, что и с анимагией всё будет легко. Свитки есть, выписки из книг – тоже, остальное – дело терпения и удачи.

Плохо то, что дома не поэкспериментируешь, а колдовать на улице им, несовершеннолетним, нельзя.