* * *

Перекидываться приходится по очереди. Понятно, что если дело дойдет до осложнений, о запрете на волшебство вне школы они и не вспомнят. Но ничего плохого не происходит. Ничего не происходит. Звери просто затаились.

- Нам нужен Сопливус, - мрачно констатирует Сириус, - просто как стимул.

- А где он живет?

- А я откуда знаю?

- Жалко, - фыркает Джеймс. – Ладно, давай еще раз. Я попробую, мне кажется…

- Что?

- Олень ведь сильнее собаки? Твой, выразимся вежливо, отполз. Спрятался. А этот так… топчется… на краю сознания. Давай.

Мерлин его знает, что происходит. Ну не слова же Джеймса спровоцировали дальнейшее. Сначала Сохатый нормально ходит по опушке, тянется к веткам, пощипывает листья. Все, как обычно.

- Хватит жевать! Перекидывайся, Джим. Давай я попро…

Сириус не успевает закончить фразу – олень, похоже, сходит с ума.

- Ты куда? Стой!!!

Но зверюга ломится через лес, к кладбищу, к деревне в приступе необъяснимой паники.

Плевать на осторожность, Бродяга догоняет его среди памятников. Олень не реагирует ни на рык, ни на лай: мечется между надгробий, сейчас или ногу сломает или вообще шею свернет.

- Джеймс, да что с тобой?

Сириус уже перекинулся, ищет палочку, есть же заклинание… Нет, нельзя. Не из-за правил, он почему-то точно знает, что колдовать сейчас опасно, можно так напортачить… Это инстинкт, собачий, это Бродяга подсказывает ему.

- Ну тише, тише, Джим.

Он пытается подойти поближе и, когда ему это удается, опять делает то, что подсказывает Бродяга – прыгает и повисает у оленя на шее.

- Джим, это я, ну-ка успокойся!

Ноги мотаются по земле и проезжают по надгробиям, руки сейчас просто оторвутся к чертям, жрать надо меньше. «Мы оба упадем, - думает Сириус, болтаясь между передних ног оленя и чувствуя, как его тащит вниз. – Оба упадем, и он меня придавит».

- Ну, Джим, ну же…

Он цепляется за скользящую между пальцев шерсть, пытается извернуться поудобнее, но отпускать Джеймса нельзя.

И вдруг все кончается. Он больше не висит, а стоит, шатаясь, а Джеймс уткнулся лбом в его плечо и всхрапывает. Еще по-оленьи.

- Что… это… было?

- Не знаю, - Джеймс говорит так же, как и он, с паузами между вздохами-всхипами. – Он…не хотел…меня отпускать. Черт.

- Ну, - Сириус выдыхает, - ну ты даешь. Посмотри-ка на меня.

И когда Поттер поднимает голову, Сириус, зажмурившись, целует его.

Просто потому, что испугался. И потом – «куда я без тебя?»

В конце концов, Джеймс тоже…

Самое удивительное – другое. Джеймс отвечает на поцелуй. Как девчонка, приоткрывая губы, так, что они стукаются зубами, но не отодвигаются друг от друга и стоят на развороченной копытами дорожке, посреди крестов, памятников и плит.

Получается слишком много всего одновременно: страх, и где-то там, в самом дальнем уголке сознания – боль, и неловкость, и… но это же так здорово.

Джеймс наконец делает шаг назад.

- Пойдем, - говорит он, кашлянув. – Ты идти можешь?

- Могу, конечно, - Сириус хромает, а плечи ноют так, словно их выкручивали сутки.

Они доходят до шалаша. Настороженные и недоумевающие.

- Черт, он просто издевался надо мной.

- Как это - не выпускал?

- А никак. Не можешь перекинуться, и всё. Помнишь, когда ты в первый раз в Хижине перекинулся? Вот такая же паника, а может и хуже. Снимай штаны, давай посмотрим, что у тебя с ногами.

- Да пока ничего. Синяки к вечеру будут.

Сириусу почему-то неловко раздеваться перед Джеймсом.

- Дело не в этом, - он размышляет вслух, пока Джеймс все-таки стаскивает с него рубашку. – Дело в том, что Бродяга мне помог.

- Что?

- Это он подсказал. Что заклинание нельзя. И что тебя надо трогать.

- Надо – что?

Джеймс смотрит на Сириуса, застыв с рубашкой в руках.

- Ну а как я мог тебя потрогать, если ты мечешься? Только повиснуть. Вот я и…

Джеймс касается его синеющего на глазах плеча.

- Трогать? – переспрашивает он.

А потом наклоняется и целует Блэка.

* * *

Нет, надо отдать им должное – иногда они вспоминают об анимагии. Точнее, не иногда, а между. Потому что их собственные тела оказываются куда интереснее любого бестиария.

Они прислушиваются к голосам старших Поттеров, дожидаясь тишины, каждый в своей постели, а потом Джеймс проскальзывает к Сириусу под одеяло, и начинается странное путешествие в никуда, похожее на сон.

Им тесно на кровати, но это даже хорошо. И одеяло давно валяется на полу, а Джеймс рассматривает Сириуса, как будто ни разу до этого не видел.

И пробует. Действительно, пробует на вкус.

Через несколько дней выясняется: Джеймсу нравится, когда ему прикусывают соски. Сириус заводится с пол-оборота, если целовать его шею под подбородком, тогда он запрокидывает голову, упираясь затылком в подушку, и его член требовательно тычется в поттеровскую руку.

В своих исследованиях они спускаются ниже, тела – как таинственные карты, по которым водишь пальцем, выбирая место наугад.

Например, ноги.

- Пятки – самое смешное место у человека, я понял, - сообщает Джеймс, усевшись на кровати и разглядывая Сириуса.

- Прекрати, - Сириус не может больше смеяться тихо, закрывает лицо подушкой и фыркает в голос.

Фырканье сменятся оханьем, потому что Джеймс уже наклонился над ним, прихватывая теплыми и мягкими – оленьими? – губами член, а его палец осторожно ползет между ягодиц Блэка.

Так далеко они ее не заходили, это Terra Incognita, но Сириусу все равно. Он поддает бедрами выше, скидывает подушку, потому что дышать совсем нечем, и нагло раздвигает ноги пошире.

Так может пройти полночи, хотя нет, меньше, они кончают как-то неприлично быстро. Так непохоже на то, когда ты трогаешь себя сам.

* * *

Утром всё будет по-другому, на нагретой солнцем траве у шалаша. Нет, и в шалаше они пробовали, но там тесно. Джеймс тоже закрывает глаза, потому что солнце светит ему прямо в лицо, и Сириус склоняется, становясь тенью.

И что на этот раз? Попробовать, как Джеймс ночью? Или - так?

Он подталкивает Поттера, переворачивая его на бок, ложится сзади, прижимаясь, у Джеймса по всему телу почти незаметные, неожиданно светлые, жесткие волоски. И на заднице тоже, это не очень приятно. Сириус трется, двигаясь вверх и вниз, синхронно со своей рукой, сжимающей член Джеймса, а потом аккуратно разводит ягодицы и прижимается сильнее. Там гладко и тепло, и нежная кожа, и так хорошо, что крышу сносит моментально, но Джеймс это чувствует и поджимается, его пальцы уже на блэковских, и так, в две руки, получается куда сильнее, судя по тому, как извивается Поттер.

Они ничего не умеют, но неумение и незнание оказываются самой надежной броней и опорой для любопытства.

Они не выясняют отношений – зачем, все понятно и так. Чего-то в их дружбе не хватало. Возможно, этого. Так почему бы нет?

* * *

Сириус пьет на Гриммо, пытаясь избавиться от наваждения. Он разбирает вещи – письмо Лили с фотографией, остатки школьных пергаментов, журналы, куча мелкого барахла: от набора для ухода за метлой, высыпавшегося из футляра, до шестеренок и гаечных ключей.

Фотографию, где Лили смеется, а Джеймс играет с Гарри, он прячет в ящик комода. Нельзя смотреть на слишком похожих отца и сына. Нельзя.

На дне чемодана валяется сверток, судя по всему, упакованный еще в Хогвартсе. Что-то тонкое и твердое.

Зеркала. Как он мог забыть. Мог, конечно, старый выживший из ума идиот. Зеркала Блэков, которые он стащил, уходя из дома, вернулись сюда.

Что б ему заглянуть в чемодан пораньше, до отъезда Гарри!

Можно попробовать передать ему зеркало с Минервой… Нет, лучше подождать. Сириус представляет себе лицо МакГоннагал. И смеется. Сейчас ему хорошо – он уже совсем пьян.

Конечно, преподаватели ни о чем не догадывались.

Просто сделали то, что должны были сделать еще курсе на втором. Теперь Сириус Блэк и Джеймс Поттер ходят на отработки порознь.

Но кому это мешает?

Сириус возится в кабинете Трансфигурации. Добрая, добрая декан МакГоннагал. Никакой пощады даже своим собственным студентам. Пока Поттер под руководством Филча чистит рамы портретов, Блэк убирает всё, что успели трансфигурировать, и трансфигурировать неправильно, косорукие младшекурсники.

Убирает и время от времени поглядывает в зеркало, которое подвесил в воздухе.

Джеймс трет бронзовую раму, Филч стоит с факелом и строго контролирует процесс.

Мышь, недопревращенная в чашку, пытается увернуться от палочки Сириуса.

- Нет уж, милая!

Джеймс натирает какой-то коричневой мерзостью раму, уже деревянную.

Сириус сидит на краю учительского стола и зевает, оглядывая прибранный класс.

Наконец-то Филч сам взгромоздился на лестницу, что-то высматривая на очередной картине, а Джеймс подпирает стремянку внизу и подбрасывает на ладони зеркальце.

- Погуляем? – одними губами спрашивает он.

- Ага, - Блэк кивает, - я уже свободен.

- Я тоже скоро. Иди во двор.

* * *

Во дворе холодно – конец сентября в Шотландии, что вы хотите? Сириус ежится, но тут его хватают за локоть невидимые пальцы.

- Я сбежал, короче. Надоело. Пошли.

Если идти - то только в Хижину.

Мантии валяются на пыльном полу, а они валяются на мантиях, испытывая одинаковую странную гордость. Удовлетворение. Просто получается, что нет ничего, чего бы им не удавалось. Да, и это – тоже.

- Знал бы Ремус…

- Тссс. Не накликай.

- Мы же все равно услышим, если кто-то пойдет по тоннелю.

- Тоже верно.

Они лениво поглаживают друг друга. Остановиться не получается, руки сами лезут куда не надо.

- Ты разговаривал с Питером?

- Ага. Но это глухо. Он уверен, что с ним ничего не происходит.

- А может, и правда, нет? Не происходит? Крысеныш - не олень и не собака. Ну что он может против человека?

- Добавь еще: даже если этот человек – Питер?

- Стоп. Я этого не говорил!

- Но подумал, - Сириус усмехается и дует Джеймсу в ухо. – У тебя такие… жирные и отчетливые мысли. И никакой легилименции.

- Вот чем бы заняться, - задумчиво говорит Поттер.

- У нас с тобой не получится.

- Тоже верно. Но можно потренироваться с Ремусом.

- Ты подумал: потренироваться на Ремусе.

- Бродяга, иди в задницу! Перестань…

- Ты сам напросился, - хмыкнув, Сириус приподнимается на локте. – Чья очередь?

Вот тут не надо ни слов, ни чтения мыслей – Поттер тянется всем телом, от пяток до кончиков пальцев, встряхивается и садится на корточки. Сириус лежит и ждет, наблюдая. Интересно, он выглядит так же забавно со стороны?

Это Джеймс Поттер, которого знает вся школа. И Джеймс Поттер, которого знает только Сириус Блэк. Плевать на всех, вот это – только его.

Джеймс, демонстративно и скорбно пыхтя, устраивается над ним и сейчас скажет…

- Бродяга, ты - лентяй.

- Ага, - соглашается Сириус, - а тебе нужны тренировки, у тебя в субботу матч.

- Я… потрясен твоей заботой, Блэк… уж не знаю… как… благодарить…

- М-м-м… так.

- Так?

Губы щекотно поднимаются по его шее, к подбородку, твердые ладони гладят плечи, вдруг Поттер отодвигается на мгновение, снимает очки и откладывает их подальше. Оглядывается слепо и хлопает ладонью по мантиям.

- Вечно ты забываешь.

Блэк протягивает ему флакончик с маслом.

Сириусу нравится такой Джеймс.

Он моргает несколько раз, и глаза у него мутные и шальные. У него жесткие пальцы, на ладонях – шершавые полоски мозолей от метлы. И не такой уж он худой, но это мышцы, ничего лишнего.

Сириус упирается ногами в пол, сгибая колени.

И это тоже хорошо – чувствовать его, дотрагиваться, пока он елозит, садясь поудобней.

Они останавливаются на мгновение, а потом Сириус движется вверх, а Джеймс, одновременно, вниз, направляя член Сириуса в себя, опускается до конца, и теперь он точно лучше всех. Такого нет ни у кого, и никогда не будет.

Джеймс раскачивается, Сириус гладит его, устремляясь вперед всем телом, одной рукой придерживая за бедро, второй – не очень-то вежливо сжимая поттеровский член.

Твердая горячая плоть вздрагивает в его тесном кулаке, и внутри, где движется Блэк, тоже горячо и тесно. Их движения – как волна на озере. Рывки Сириуса вверх, покачивания Джеймса и его толчки в блэковскую руку. Все закачивается в его ладони, как будто она – берег.

После нескольких хаотичных минут в руке липко и мокро, Джеймс сползает с его бедер на живот, пачкая спермой, и плюхается сверху.

- Кто бы мог подумать, что звери так помогут.

- И сдадутся, - добавляет Сириус.

Они тихо смеются, потом Джеймс перекатывается на бок, и они опять говорят, обо всем, что только может прийти в голову двум лучшим друзьям.

* * *

- О чем ты думаешь?

Джеймс стоит у камина, совсем рядом с Сириусом.

- О тебе, - честно отвечает Блэк.

- Это я понял, я спрашиваю – о чем?

- Шестой курс.

- Ты до сих пор это вспоминаешь?

- Нет, не вспоминал почти. Сам же знаешь.

- Знаю.

- Просто… из-за зеркал.

- Да. Я тоже из-за них.

- Ну и идиоты же мы были, - несколько натянуто говорит Сириус.

- Нет. Всё было правильно, Блэк. Я вообще жалел только об одном: что ты не успел…

- Поттер! Ты доставал меня этим при жизни, так и здесь собрался?! То, что я не женился – это плюс, а не минус, понял?

- Теперь – да, - тихо отвечает Джеймс, - теперь – да.

- Не сравнивай никогда. Лучше Лили никого не было и нет. Мне бы так не повезло.

Сириус понимает, что несет что-то не то.

- Джеймс, перестань. Ты выбрал, и я выбрал. И Лили выбрала. Никто не виноват, что всё совпало. И уж точно не ты один виноват, что мы все… У тебя опять мания величия, что ли?

- Умеешь ты успокоить, Бродяга.

- По крайней мере, теперь я никогда не опоздаю это сказать.

Они молчат. Вот сколько раз можно было мечтать о том, что ты окажешься рядом с Джеймсом и поговоришь с ним. Как раньше – ведь им всегда не хватало времени, чтоб поговорить. На уроках и на переменах, шепотом – на собраниях Ордена, и дома, когда Лили сидит с ними или когда она спит, тогда вполголоса.

Теперь ты можешь разговаривать бесконечно.