***

Я вылетаю в Хогсмидские переулки из «Трех метел» – именно вылетаю, так что лапы разъезжаются по грязи, а вокруг, кажется, поднимается ветер, хотя вечер тих и влажен, я никуда не спешу, на самом деле.

Просто разрядка. Время уплотнилось, материализовалось и мчится вперед рядом со мной, перепрыгивая через лужи, или, наоборот, разбрызгивая приятно холодную воду. Мы с ним сейчас одно, слишком долго оно душило меня. Но теперь я быстрее и сильнее.

Или это всего лишь – собачья радость? Я перекинулся в первый раз после возвращения, и Бродяга шалеет – он получил, наконец, свободу.

Напрасно я поступаю так, у меня в запасе как минимум час, но не могу удержаться. Деревья в сыром и еще не проснувшемся Запретном Лесу роняют на меня ледяные капли, они стекают по шерсти, на меня обрушивается волна самых невообразимых запахов – пота кентавров и не растаявшего где-то в полутьме Леса снега, зимнего сонного оцепенения пауков, подобного смерти, и мартовского возбуждения мандрагор.

Случайно или нет я заметил разбитое окно в Визжащей Хижине вчера? Очень удачно, я прыгаю внутрь, острый угол стекла царапает лапу, но не до крови, и я осторожно пробираюсь на второй этаж по узкой черной лестнице.

Вот теперь можно вернуться в человеческий облик. Но время все равно проиграло. Оно больше не мешает мне. И пыль – это только пыль, на которой не надо оставлять следов.

Я даже не стал уточнять у Драко, с кем еще он разговаривал о Гарри сегодня.

Я отхожу к окну, хотя прекрасно знаю, что не замечу его. Он воспользуется Ходом под Ивой.

Зато отсюда можно увидеть край Леса, за которым расположен Хогвартский стадион. Я зажмуриваюсь, потом резко открываю глаза – но чуда не происходит. Вокруг по-прежнему вечер, темно и тихо, но я не хочу представлять себе Джеймса здесь. Я хочу увидеть его там – над замершим стадионом, он уверенно и весело поднимает вверх руку, сжимая пойманный снитч. Наш последний матч… Нет, лучше предпоследний. Давай, рвани к нему, Сириус, и обними. Дотронься до золотых нитей. И я действительно обнимаю Джеймса Поттера, пропадая в сияющем поле вместе с ним, только спустя мгновение это уже не Джейми, это Гарри у меня на коленях. И никакого золота, только зеленые глаза, близко-близко, как океан яркой весенней травы. Шалый, как весенняя трава, зеленый взгляд.

Я должен им. Я должен Поттерам. Джеймсу – то, что не решился сказать тогда. Кто знает, как все повернулось бы?

Я должен Лили. За то, что согласился поменять Хранителя. Я просто хотел успокоить её. Она не верила мне. Никогда. И я уступил.

Я должен Гарри. Он собрал в себя все несделанное и сделанное не так, он добавил своего, он переполнен этим грузом, как чаша, может, именно мои долги и не дают Гарри вернуться.

Да нет же. Нужен ритуал. И сейчас я узнаю о нем.

Я прислушиваюсь.

Странно сказала Роз, когда я писал записку в Хогвартс и засовывал её в кольцо на лапе вечно недовольного Розмертиного ворона.

Она спросила:

– Одно письмо? Гарри отправлял два.

Теперь я думаю, что было бы забавно позвать их обоих. История повторяется – в который раз? Не трагедией и не фарсом. Замыкает круг окончательно.

Шагов не слышно, но я чувствую его. Мерлин, я же всегда чувствовал его, как никого из нас. Не понимал – но чувствовал.

Я осторожно отхожу в темный угол. Потом – не знаю, зачем – поднимаю палочку. Это нехорошо, но мне кажется. Мне не кажется. Я чувствую.

Дверь скрипит.

– Экспеллиармус!

Как не вспомнить нашу встречу после моего побега? Точно, замыкающийся круг – судьба сводит нас двумя гранями кольца, как рельсы, как две параллельные прямые.

– Здравствуй. Я хочу…. попросить тебя вернуть мне книгу.

Ремус Люпин смотрит, как я поднимаю его палочку.

– Ремус! Ты слышал?

– Добрый вечер, Сириус, – спокойно говорит он.

– Отдай книгу, Луни.

– А её нет, Бродяга, – улыбается Рем.

– Как нет?

– Больше нет.

– Рем. Скажи, что ты шутишь.

Он качает головой. Без слов, еще страшнее.

– Твою мать, Ремус!

– Мою? Моя тут не при чем. Скорее, твою, Сириус.

Я не понимаю. О чем он говорит.

А он вдруг расслабляется окончательно. Кладет руку мне на плечо. Зачем?

– Я вчера смотрел твою натальную карту, Сириус. Нашел в архиве. Знаешь, звезды врут.

Мне ли не знать, как врут звезды? Ну-ну, каких банальных откровений я еще дождусь?

Но ему плевать на мою реакцию. На отобранную палочку. Рем меня и не видит, по-моему. Тоже отходит к окну, и тоже смотрит в сторону стадиона.

– Почему ты не хочешь вернуть Гарри? Ты поверил Дамблдору?

– О. Нет. В данном случае Альбус дует на воду, обжегшись на молоке.

Я так и вижу его виноватую гримасу. Он всегда говорит резкости с таким… извиняющимся видом.

А вот тут я ошибаюсь. Все не так.

Потому что он уверен в себе и убежден.

– Я не хотел навредить Гарри. Я не хотел, чтобы ты возвращался, Сириус.

Мерлин. Это… такое облегчение. Не потому, что он объясняет. С этим можно разобраться. Или не нужно разбираться. Но то, что это не связано с Гарри…

Я выдыхаю.

– Мне продолжить?

– Нет. Отдай книгу и всё.

– Придется выслушать, Сириус. А потом поговорим о «Книге потерь». Красивое название, да?

Я киваю.

– Я проверил каталоги в Запретной Секции. Всего было пять экземпляров. Уцелел один. В Хогвартсе.

Я верю ему. Он очень дотошный, Ремус. Он всегда был таким.

– Неплохое название для твоей жизни, Сириус. «Книга потерь».

И это точно.

– А почему? – он разглядывает меня, как будто видит в первый раз. – Почему?

Как будто я знаю, почему.

– Тебе бы не хватило ума стать Темным Лордом. И хвала всем богам, святым и чародеям древности за это.

Теперь – я общемировое зло. Несколько тупое и несостоявшееся, но, Гарри, я стараюсь соответствовать. По мере сил.

– Потому что ты уничтожил бы мир гораздо быстрее.

Конечно. Только об этом и мечтал.

– …Просто полюбив его. Не возжелав, а полюбив.

Я пропускаю удар. Вот чего я не ожидал.

– Может, я и выжил потому, что не был нужен тебе.

Это – единственная фраза, которой я могу возразить.

– Нет, – он не дает мне вставить слова. – Нет. Молчи. Я знаю, что ты скажешь. Это не так, Сириус. Твоя любовь заметна сразу. Как огненный след. Как слизь, которую оставляет василиск. Как… неважно. Я остался в стороне. Мне повезло.

– Ремус. Ты понимаешь, что ты говоришь?

– Я думал об этом не один год, Бродяга. Когда вы бросили меня после окончания Хогвартса. Когда ты сидел в тюрьме. Это были тяжелые годы, но спокойные. Когда ты… погиб. Тогда было гораздо хуже, потому что Гарри уже был болен. Заражен. Ты хоть понимаешь, что он швырнул к твоим ногам Вольдеморта и… – он сбивается, – Хвоста, как будто это – жалкие трофеи?

– Мы не бросали тебя.

– Конечно. Вы просто развернулись и ушли, – он кривится. – Я не об этом, Сириус. И там, за Завесой, ты смог разрушить Гарри до конца.

– Как, интересно?

– Дурак. Ты все-таки дурак. Он защищал тебя. Даже – там – защищал. И принял разрыв Обряда на себя.

– Надеюсь, Альбус был доволен, – тупо спрашиваю я.

– Альбус ничего не знает об этом. Это, – он подходит совсем близко – это только наши с тобой игры, Бродяга.

– Неплохие игры.

– Шалость удалась.

– Рем, – я понимаю, что жалок, это куда безнадежней и страшней, чем детская разборка со Снейпом. Верните мне идиотский поединок самолюбий. Верните мне старую вражду, она честнее старой дружбы, – Рем, чего ты хочешь? Отдай книгу, и я сделаю все, что…

– Я хочу, чтобы тебя не было, Сириус Блэк, – говорит он спокойно, – Еще больше я хочу, чтобы тебя не было вообще. С самого начала. Мы бы были втроем: Джеймс, Питер и я. И Питер не сделал бы того, что сделал, потому что…

– Еще скажи, что в его предательстве я тоже виноват!

– Да. Отчасти.

– Ремус.

– Я хочу, чтобы тебя не было, Сириус. Мне жаль, искренне жаль, что так получилось с Гарри. Я не знал, насколько он силен. Я не верил в его рассказы о свете, который течет в его крови. Зря. Зато теперь – ты при деле, не так ли? И твоя любовь теперь не навредит ему, Сириус.

Я швыряю ему под ноги палочку.

Она лежит между нами в пыли. Он наклоняется спокойно. Как он может быть так спокоен?

– Я уничтожил книгу. Так надежней. Нет соблазна. Знаешь – она плакала в огне.

Твою мать. Я тоже плачу. Зря. Но я не могу сдержаться. Я не заслужил этого.

– Ну. Сириус.

Он протягивает руку и стирает слезы.

– Ну что ты? Надо привыкать жить так.

Он идет к выходу. Поворачивается и добавляет:

– Без любви.

***

Я не понял его. То есть, не почувствовал. Я не знал этого Ремуса. Или – знал? Как будто твоя рука захотела жить своей, самостоятельной жизнью, и начала её с оплеухи. Нет, – с равнодушного движения кисти, отпускающего тебя на все четыре стороны.

«Без любви». Ремус живет без любви?

Я даже не злюсь. У меня нет сил. Я приду и поговорю с Гарри, я не буду жаловаться, просто поболтаю с ним и выпью, о, как хорошо я выпью сегодня.

Дом замер. Без света, в тишине – коридора и первого этажа, и темной лестницы, и сонных портретов. Где этот белобрысый ублюдок?

Дверь в спальню полуоткрыта. Если он оставил Гарри одного – ни один Снейп его не спасет.

Не оставил. Нет. Просто я слишком задержался. Опять опоздал.

Они спят рядом, Драко обнимает Гарри, и они дышат. В унисон. Одинаково. Так, как в школьных спальнях, ровно и спокойно.

Я опять разрушаю что-то?

Мир сошел с ума. Лучше бы пополам разорвало меня – я не собрал бы вокруг столько… любви?

«Без любви».

Драко просыпается резко, одним рывком.

– Сириус, что случилось?

– Все в порядке.

– Ты, – он переползает через всю кровать, ко мне, – ты не сердись. Я просто заснул.

– Я понимаю.

Почему ему так просто удалось то, что я запрещаю себе? Преодолеть это расстояние, прижаться, выдохнуть несколько раз, стараясь поймать ритм. Заснуть, не думая.

«Без любви»?

Дурацкая фраза крутится на кончике языка.

– Так что с квартирой, Сириус?

– Книги нет.

Я… готов. Мерлин, как же все просто. «Без любви», Ремус? Пусть так.

– Обряда не будет, Драко.

– А… как же?

Он оглядывается.

Я пожимаю плечами. Не выкладывать же ему то элементарное, единственно верное решение. Думать над ним не буду; решил и решил. Но обмозговать все остальное не помешает. Хочешь быть стратегом, Сириус? Хотя бы один раз? Попробуй.

– Сириус, ты отказываешься?

– Мне надо подумать. Иди, Драко, иди, – я тяну его за руку с кровати, – а то Снейп волнуется, наверное.

Я просто хотел пошутить. Ну, как раньше. Но он – уже знакомо – бледнеет.

– Ты, что, разговаривал с ним?

– Нет. Мерлин, о чем мне с ним разговаривать? Да что такое? Снейп до сих пор назначает тебе отработки?

Он усмехается.

– Неплохо бы.

– Ну, так попроси. Он не откажет. Или ты и так котлы чистишь?

– Чаще, чем когда учился.

Только когда он спускается вниз, я, наплевав на мамашу, спрашиваю его с площадки второго этажа:

– Это точно не Гарри?

– Нет, – он поднимает голову, – это точно не Гарри, Сириус. Может, Поттер объяснит тебе. Когда-нибудь. Но не я. Не я.

Я возвращаюсь в спальню. Зря я боялся разговора с Гарри: Ремус теперь неважен; все будет хорошо. Я достаю бутылку и начинаю рассказывать ему. И знаю, что он соглашается со мной.

Мне наконец-то легко.

«Без любви».

– И вот еще что…

– Как тебе? Ммм?

Я беру его руку и опускаю себе на плечо. Теперь теплая ладонь не кажется равнодушной.

«Без любви». Ну-ну.

– Я обыграю его, Гарри. В конце концов, самые лучшие шалости придумывал я.

И я позволяю себе поцеловать его в щеку. Рука соскальзывает с плеча.

– Прости, чем быстрее мы все провернем – тем лучше. Побудь пока один.

Я треплю его волосы и выхожу, прихватив бутылку. Ну, не помешает.

Портрет не спит, конечно. Не знаю, когда она спит. Может, выспалась за все то время, что меня здесь не было.

– Мерзавец!

Как же она орет.

– Тихо, – говорю я ей, устроившись на перилах лестницы, – тихо. Нам надо поговорить.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, отщепенец!

– Не думаю, родная, – ухмыляюсь я и отхлебываю огневиски. – Не думаю.

***

– Где ты шляешься? Если ты считаешь, что мы обязаны проводить субботний вечер на твоем крыльце – так Хеллоуин еще не скоро.

– У меня нет сладостей, – отвечаю я, открываю дверь и пропускаю их вперед. – Проходите.

Вчерашняя легкость никуда не делась; даже то, что они опять пришли вдвоем, хотя этого следовало ожидать, радует. Как будто я наложил манящие Чары.

– Я ни на минуту не усомнился в твоем разгильдяйстве. Где ты бродишь вместо того, чтобы варить зелье? Ты купил ингредиенты? Или опять понадеялся на меня? Кровь сегодня будешь брать сам, я не нанимался…

Я киваю.

Снейп смотрит на меня с привычным подозрением и не менее привычной брезгливостью.

– Что за приступ идиотского смеха? Что веселого ты находишь в этой ситуации, Блэк?

Но я не смеюсь. Я просто улыбаюсь. Кидаю стопку пергаментов на стол – тяжелые металлические печати лязгают противно. Он кидает быстрый взгляд на бляхи – там тускло отсвечивают вытисненные на металле стопки монет.

– Не было денег на покупки?

– «Разве ты сторож Блэку твоему»?

Драко переводит взгляд с меня на Снейпа.

– Кончай дурацкие шутки. У меня другие планы на сегодня.

– О, а какие у меня планы на тебя, Снейп!

Драко фыркает. Снейп багровеет.

Я… почти счастлив. Осталось совсем чуть-чуть.

– Блэк. То, что я согласился тебе помочь, вовсе не означает…

– Конечно. Ты сделал это для Гарри. Который избавил тебя от служения. Который оказался настолько глуп, что рискнул сунуться за Завесу. Который теперь обременяет твою совесть, правда, Снейп?

– Драко, – говорит он неестественно-спокойно, – здесь неплохая библиотека.

– Можешь посидеть у Гарри, – предлагаю я.

– Я предпочел бы остаться.

– Нет, – говорим мы хором, и я опять смеюсь.

Снейп опять спокоен, но зол.

Мы дожидаемся, пока Драко поднимется по лестнице. Портрет молчит. Вот ведь подлая гадючина.

Я никак не могу стереть с лица улыбку.

– Блэк, – его голос ровен и холоден, – или ты перестаешь изображать из себя Мерлин-знает-что, или я ухожу. И плевать, чем ты будешь поддерживать Поттера.

– Ну, я же терпел тебя в прошлый раз…

– Я не был безмозгло улыбающимся кретином.

– Точно. Всё. Всё, Снейп, я больше не буду.

– Хотел бы я знать, что происходит, – бормочет он.

Я достаю из-за пазухи последний пергамент. На нем совсем другая печать. Снейп крутит её в пальцах – орел, парящий над пожирающей свой хвост змеей.

– Я правильно понимаю…,– осторожно начинает он.

– Думаю, да.

Он срывает маленький сургучный кругляш и сжимает его в побелевших пальцах. Он удивлен. Еще бы.

– Я смог распечатать…

– Читай, Снейп, читай, – говорю я, и разливаю огневиски. На этот раз, для разнообразия, в три стакана, найденных в шкафу.

– Ты сошел с ума, – констатирует он, – всего пять дней и ты сошел с ума. Поэтому ты и ржешь… Ты был трезв?

– Почему вас всех так интересует, сколько я пью? Это – первая порция за сегодня.

Я салютую ему стаканом. Он машинально отвечает своим.

– Вот, Снейп, – я придвигаю к его руке пергаменты из Гриннготтса. – Все оформлено.

– Так быстро?

– Деньги – это страшная сила, Снейп, – как будто я открываю ему великую тайну.

– Итак, – он быстро пробегает глазами бумаги, отпивая виски мелкими отвратительными глотками, – Дом и все имущество ты передаешь Драко. Два счета в банке – для Драко опять-таки и… для Нимфадоры Тонкс.

Он делает глоток побольше и завершает:

– Я – душеприказчик. Ты сошел с ума.

– Так или иначе, ты смог вскрыть документ.

– Что ты задумал, идиот?

– А ты не понял?

Он фыркает.

– А гарантии?

– Пятьдесят на пятьдесят.

– А если не сработает?

– Драко сможет о нем позаботиться. В конце концов, тот год…

– Я знаю, – он мрачнеет. – Тот год.

– По крайней мере, он точно сварит Укрепляющее зелье лучше меня.

Я иду к двери, чтобы позвать… племянника? Наследника? Когда его «подожди» влетает мне в спину как ступефай.

– Постой.

– Ты отказываешься?

– Нет, – он кривится так, словно у него опять горит Метка, – Что Люпин?

– Я думаю, он женится на Тонкс. Там достаточно денег для двоих.

– Я не об этом.

– Он уничтожил книгу.

– Поттер. Болван.

– Брось, Снейп. Мы все равно не повторили бы Обряд.

– Он объяснил, почему?

– Тебя это не касается.

– Крепкая гриффиндорская дружба. До гроба.

– Типа-того.

Я наливаю еще.

– Что же такого он нашел в тебе, Блэк?

– Ну и вопросы, я ж подавлюсь. Тебе-то что?

– Дело даже не в этом. Почему ты это принял?

– Не понял.

– Как ты мог, безответственная скотина, так засрать мальчишке мозги? Он мог убить кого угодно. Он готов был остаться один, жить как…

– Как изгой. Не бойся, Снейп.

– …чтобы вернуть тебя. Такой ценой.

– Ты не понимаешь?

– Нет. Только не надо мне рассказывать сказки про любовь.

– Но это так. Это же просто, Снейп.

– У тебя все просто. Захотел – получил.

Я слышал это. Недавно. Здесь же. Эх, Драко Малфой, фамильного блэковского в тебе тоже оказалось предостаточно. Обычно такое «фамильное блэковское» называют блажью и безответственностью, но мы с тобой знаем теперь, что это просто…

Пожалуй, я даже пожалею о том, что у меня не остается времени поговорить с тобой. О Гарри. О Снейпе. Я же правильно догадался, наконец?

Я мог бы сказать Снейпу… гадость. Я мог бы посоветовать ему посмотреть на того, кто рядом, повнимательней.

Но я просто представляю их себе – в маленькой маггловской квартире, светлую комнату с невысоким потолком, приоткрытое окно с видом на грохочущую стройку. Двух потерянных мальчишек. Со всеми их нелепыми и прекрасными и такими нужными им самим жертвами.

– Блэк, ты в порядке?

– Я? Я – да. Я тут придумал новое Непростительное заклятье.

– Что?!

– Sine amore, Снейп. Похуже Метки, кажется.

Он морщится.

– «Без любви»?

– Красиво? Спокойно. Правильно. И никого не жалко.

– Кто жалел меня, – хрипло и тихо спрашивает он, – закрой тему, Блэк. Я – не пара. Ни ему, ни кому бы то ни было. Я сам разберусь.

– Дурак, – беззлобно говорю я.

– На себя посмотри.

– Теперь это – малопривлекательное зрелище.

– Точно.

Я опять иду к двери, но он опять говорит: «Подожди». Мы так и будем развлекаться всю ночь?

– Ты соврал.

– Конечно, Снейп, – я не устал, но меня начинают бесить пробуксовки. К тому же, я догадываюсь, что он скажет.

Что ж, он никогда не был дураком. Гадом, злым, ехидным, обидчивым гадом, – это да, но дураком – увольте.

– Конечно, Снейп, – повторяю я. – Соврал. Каждое утро я провожу перед зеркалом пару часов, выслушивая комплименты своей неземной красоте.

– Прекрати паясничать. Ты соврал. Никаких «пятьдесят на пятьдесят» не будет.

– В любом случае, присматривать за Гарри – не самая высокая плата за то, что ты навсегда лишишься моего общества.

– Дурак, – у него это тоже получается необидно. – Даже подохнуть нормально не можешь.

– И не говори, Снейп. Все никак не получается.