Глава 2.
«Поттер, снимите с дома защиту. Вы спятили? Немедленно откройте камины, если не
хотите, чтобы директор разнёс вашу лачугу по кирпичику.
Вы не способны думать ни о ком и ни о чём, кроме себя, эгоистичный кретин. Вас
не заботит причина, по которой вы видите эти сны? Считаете, что досконально
разобрались в их сути? Можете предсказать, к чему они приведут?
Мертвец, поднятый из могилы, становится только инфери, так что забудьте о
Блэке, глупец. Он мёртв.
Профессор Дамблдор приказывает вам вернуться.»
Письмо вываливается из дымохода около шести утра. С минуту Гарри сидит замерев,
уставившись на желтоватый конверт, затем переводит взгляд на дымоход, словно
ожидая, что за письмом последует что-то – или кто-то – ещё. Когда Гарри
убеждается, что больше ничего не произойдёт, он поднимает перепачканное сажей
письмо. Читает и хохочет, утирая выступившие слёзы. Не зря он прождал целую
ночь, заливая беспокойство выдохшимся вином.
– Сириус, это ты выставил защиту? – кричит он в потолок. – Я люблю тебя!
***
Приглушённые голоса в дальней комнате манят Гарри, и он подбирается ближе,
силясь разобрать слова.
– Нет, Бродяга, я уверен, Гарри всего лишь хотел тебя утешить. Он не собирается
остаться в этом доме. Прости, что я…
– Да нет, всё нормально, Луни. Сам не знаю, почему я поверил. Конечно, он
поедет в школу, всё как полагается.
– Вы говорили на эту тему?
Сириус сдавленно фыркает, а у Гарри подгибаются колени от страха, что тот
примется рассказывать Люпину обо всех их прошлых беседах, начиная с самых
невинных и заканчивая последним винопитием.
– Не то чтоб нам обоим было приятно такое обсуждать, – говорит Сириус. – Я
объяснил, что, когда обещал забрать его от родственников, не имел в виду этот
дом. И, считай, всё.
– Бедный Гарри, – в голосе Люпина сквозит искреннее сочувствие.
– Волдеморт же не вечен, – задумчиво произносит Сириус. – Послушай, тебе не
кажется, что за дверью кто-то есть?
– Alohomora, – бросает Люпин.
Застигнутый на месте преступления, Гарри не пытается отвертеться.
– Я услышал голоса…
– И решил заглянуть, – заканчивает Сириус; кажется, его забавляет взъерошенный
вид крестника.
– Но не хотел подслушивать, – уточняет Гарри.
Люпин мягко улыбается:
– Мы знаем, Гарри. Ты хотел что-то спросить?
– Поговорить с Сириусом, – он отводит глаза и неуклюже переступает с ноги на
ногу, не представляя, что будет, если крёстный откажется.
Но сегодня всё на руку Гарри. Сириус вскидывает руку в приглашающем жесте, а
Люпин поднимается с кресла.
– Не буду вам мешать. Бродяга, – он предостерегающе склоняет голову, наверно,
призывает помнить об их разговоре.
– Иди, Луни, конечно, – беззаботно откликается Сириус. – Не забудь, вечером
пропустим по стаканчику.
Гарри падает в кресло, нечаянно сбив на сторону расстеленный плед.
– Так о чём ты хотел поговорить? – С того момента, как ушёл Люпин, Сириус
заметно посерьёзнел.
– Продолжить предыдущий разговор, – храбро отвечает Гарри, не спуская глаз с
Сириуса, ловя малейшие изменения в его мимике. – Мы не закончили.
На несколько долгих мгновений веки Сириуса опускаются, прячут шевельнувшееся на
дне глаз удивление, смешанное с чем-то ещё. Гарри не знает – с чем, и он так
боится ошибиться.
– Что ты хочешь, Гарри? – это звучит точно как снейпово: «Чего вы добиваетесь,
Поттер?»
Он сглатывает тугой ком, чувствуя, как холодеет под рёбрами, а желудок
выписывает сальто. Снейп тысячу раз прав, Гарри понятия не имеет, куда ведут
его сны, что в них требуется изменить, и всё равно он не допускает мысли, что
Сириус его отвергнет. Но вытащить крёстного из аидовых кущ и добиться любви –
не одно и то же.
– Прости меня. – Судя по солоноватому железному привкусу, он до крови закусил
губу. Странное дело, ему совершенно не больно – может, потому, что это сон. Или
всё перекрывает раздирающая внутренняя боль, утихшая к началу лета и за один
миг разросшаяся до невероятных размеров.
– Нет, Гарри, – низкий неестественно ровный голос Сириуса приводит его в
чувство. – Это ты меня…
Они встают одновременно, Гарри – надеясь побыстрей проскочить к выходу, а
Сириус, вероятно, чтобы заболтать его нелепыми утешениями. Но, как бы то ни
было, они встречаются на полпути, и Сириус удерживает его, обхватив лицо
ладонями, тянет к себе.
– Не бойся, – зачем-то говорит он. Гарри только сейчас понимает, что его
безудержно трясёт. До чего он, должно быть, жалок, если Сириус решил, что это
от испуга.
Сложно управлять поцелуем, когда тебя пригвождают к спинке кресла, и по щекам,
скулам, подбородку скользят, не отпуская, жёсткие ладони, а уверенные губы
терзают твой рот, не давая вдохнуть. Вместо заготовленных признаний у Гарри
вырывается полузадушенный всхлип, он отбрасывает в сторону мысль о незапертой
двери, его несёт ревущим потоком – он не может остановиться. И не будет
останавливаться.
– Не уходи. – Сириус слегка охрип, его грудь под ладонями Гарри вздымается
тяжело и неровно.
Гарри тычется ему в шею, наслаждаясь чудесными постанываниями, царапает ткань
рубашки, прилаживается бёдрами к его ноге.
– На кресло. – Сириус разворачивает его, и Гарри, зацепившись кроссовкой за
сползающий на пол плед, летит вниз. Они размыкают руки как раз вовремя, чтобы
вошедший без стука Люпин ничего не заподозрил.
Хотя Гарри не до конца в этом уверен – Люпин пристально смотрит на свернувшийся
у ножки кресла плед и странно поводит головой, будто принюхиваясь.
– Поговорили? Молли зовёт за стол.
– Спускайтесь без меня, – говорит Сириус. – Я на минутку забегу в ванную.
Щёки и уши Гарри полыхают, словно их натёрли перцем, и он точно бы куда-нибудь
провалился, если бы не проснулся тут же от клёкота Хёдвиг.
***
Он не сомневается, что сделал правильный выбор, поселившись на Гриммолд. В
коридоре раздаются знакомые шаги, их ни с чьими не спутать, – правда, после
того как Гарри услышал их раза три, он перестал выбегать в коридор, зная, что
никого там не найдёт.
В ванной за стеной льётся вода, кто-то крутит проржавевшие краны, усиливая
напор. Плеск, словно моют руки, с шелестом и скрипом движется занавеска. Если
зайти, то всё стихнет, и Гарри просто сидит на корточках рядом с закрытой
дверью чёрного дерева, иногда дотрагиваясь до ручки в форме змеиной головы, а
его сердце колотится у самого горла, вот-вот выпрыгнет.
– Сириус? – зовёт он, приникнув к щели у стены.
Шума бегущей воды как не бывало, но спустя минуту он возобновляется. Гарри
теребит искусанные губы, затылком прижимаясь к отстающим, пузырящимся обоям.
Этим утром в гостиной он нашёл у одного из кресел побитый молью серо-зелёный
плед.
***
– А если бы мой отец попросил спрятать его? Ты бы не помог? Если бы Джеймс тебя
попросил, ты тоже отказ…
– Не говори о Джеймсе.
– Ладно. Я спрячусь под мантией. Ты сам сказал, что Хоминум Ревелио в доме не
работает, твой отец наложил все возможные заклинания!
– Они не поверят. Гарри, зачем так рисковать? Ты вернёшься ко мне летом.
Невозможно не касаться друг друга, стоя вдвоём в крошечной кладовке, среди
вековой паутины и залежей тряпья.
– Я не уеду. Мы ведь уже договорились с тобой, – он понижает голос до
свистящего шёпота. – Я хочу…
По его взгляду Сириус догадывается и зажимает ему рот пышущей сухим жаром
ладонью.
– Не сейчас. Мне пора выбираться.
– Но ты сделаешь, как мы решили?
– Ради тебя.
Сириус выходит, оставив его кутаться в мантию-невидимку и устраиваться на
стащенных в кучу тряпках.
Гарри бьёт лихорадочная дрожь, которая усиливается, когда звуки начинают
просачиваться из недр дома, приближаясь и множась.
– Всё обыскали, мам!
– Его нигде нет!
– Мы не можем задерживаться! – Молли чуть не плачет. – Если он вернётся, дай
нам знать. Обязательно, Сириус!
– Я понял, Молли.
Голос у Сириуса по-настоящему убитый, в нём ни грана притворства. Гарри
морщится, прижимая ко рту сжатые кулаки.
«Ради тебя».
Захлопывается входная дверь, дом замирает, и тогда Гарри снова слышит шаги.
– Ты сказал им? – спрашивает он, опираясь на предложенную Сириусом руку и
вставая.
– Не понадобилось. Они решили, ты сбежал, чтобы не подвергать их опасности
из-за своей связи с Волдемортом.
– Это… хорошо? – Его вымученный смешок, кажется, звучит неуместно.
– Наверно. Снейп взбесился, полчаса плевался ядом через камин. – Верхняя губа
Сириуса презрительно вздёргивается. – Сказал, что не верит ни одному моему
слову. Думает, я прячу тебя на чердаке, связанного, с кляпом во рту.
Из-под тряпок выпархивает рой мелких докси, потревоженных громким хохотом, и
приходится спасаться бегством.
***
За дверью кладовки слышно возмущённое жужжанье, и будто крохотные кулачки
барабанят по доскам и сваленным в углу прохудившимся вёдрам.
Подмывает глянуть, вправду ли это докси, но Гарри не находит репеллента и
вскоре забывает о них, путешествуя за призрачными шагами по всему дому,
натыкаясь на раскиданные вещи в спальнях – и, редко, на разворошённые простыни,
хранящие тепло, словно спавший на них человек отлучился из комнаты минуту
назад.
Вечером, укладываясь в постель, он думает о Сириусе. Вообще-то, не проходит ни
секунды, чтобы он не думал о нём, но к ночи напряжение многократно возрастает,
и сна нет ни в одном глазу. От изобретённого Гарри снотворного немного стыдно
перед портретами, но, в конце концов, что важнее – нелепая стыдливость или
глубокий долгий сон?
Он елозит по простыням, запихнув подушку себе под пах, вжимается в неё, как
когда-то в ногу Сириуса, стонет и извивается, хватает губами нагретый воздух.
– Ох… Сириус… Сириус!
Почему-то кажется, что на его рваное дыхание накладывается другое, не менее
частое и прерывистое, протяжные выдохи звучат почти в унисон, а стоны и вскрики
Гарри сопровождает странно искажённое эхо.
***
– Как ты ловишь этих крыс? Нигде не видел ловушек. Чарами? – Гарри и впрямь
очень интересно. Он кидает мягкую тушку Клювокрылу и выжидающе глядит на
крёстного.
– Лучше тебе не знать, – Сириус качает головой, но потом озорно подмигивает. –
Бродяга часто меня выручает.
– Вот как. Ты мог бы научить меня анимагии, пока мы здесь.
– Пока мы…
– Вот именно.
– Я подумаю.
Этажом ниже хлопает дверь.
– Ремус спит?
– Я заглядывал к нему полчаса назад, всё нормально. И здесь, – Сириус указывает
на запертую наглухо дверь, – звуконепроницаемые чары.
Гарри лежит на животе, вольно раскинувшись на широченной кровати, рукой он
касается одного из резных столбов, держащих насквозь пропылённый балдахин.
Сириус стоит рядом – стоит подвинуть руку на дюйм, и дотронешься до его ноги.
Буханье сердца отдаётся у Гарри под ложечкой ударами молота – да что там, его
наверняка слышно во всём доме.
От покрывала исходит приятный горчащий аромат: не понять, то ли табака, то ли
засушенных луговых трав; так пахнет от Сириуса. Гарри зарывается лицом в
бархатистую вытертую ткань, ему хочется вобрать эти запахи, пропитать себя ими,
чтобы, проснувшись, вдыхать и слышать их до следующей ночи.
Сириус гладит его по волосам, легонько их ероша, – по шее пробегают стайки
мурашек. Под его прикосновениями Гарри, размякнув, плавится и подаётся вслед за
ласкающей рукой. Как только Сириус убирает ладонь, он растерянно подымает
голову от покрывала, стараясь сквозь запотевшие линзы рассмотреть, почему тот
остановился. Нависнув над ним, Сириус ловко подцепляет дужку очков и снимает
их, царапнув его по носу металлической оправой. А потом присаживается на
корточки, и его лицо оказывается вровень с Гарри. Шалые глаза с расширенными
зрачками напоминают о вожделеющем взгляде вампиров, выискивающих момент, когда
жертву можно будет застать врасплох и выпить – без остатка. Но стоит потянуться
губами к сжатому в узкую линию рту Сириуса, как на плечи Гарри, отстраняя,
ложатся уверенные руки.
– Подожди. – Сириус легко поднимается, обходит столб с фигурной резьбой и
забирается на кровать. – Приподнимись.
В считанные мгновения он стаскивает с Гарри футболку и джинсы, и следом трусы,
мимоходом приласкав его вставший член.
– А!
– Потерпи, уже скоро, – слова выходят нечёткими, потому что Сириус не отрывает
рта от спины Гарри, неспешно спускаясь к пояснице.
– Как скажешь, – говорит он со смешком.
– Так, да… Встань на колени, – в такие минуты голос у Сириуса делается
хрипловатым, словно сел от долгих криков, и Гарри от одного его звучания
балансирует на самой грани.
Он выгибается, подставляет Сириусу всего себя. Язык проходится по ложбинке,
обводит яички и, возвращаясь, кружит у входа, увлажняя, заставляя бешено
сжиматься.
– Да! Пожалуйста, Сириус. В меня…
– Шшш, – он давит Гарри на спину, и тот припадает на локти.
Сириус дразнит его пальцами, мнёт ягодицы, губами прослеживая линию позвонков,
и его зубы слегка царапают ставшую неимоверно чувствительной кожу. Он
вылизывает шею Гарри, прихватывая зубами загривок, трётся членом между его ног
и массирует набухшие соски.
– Давай, давай же, – вымаливает Гарри, помогая ему пристроиться, но Сириус
отводит в стороны его дрожащие руки и поворачивает лицом к себе.
Лёжа на боку удобно обхватить одной рукой член Сириуса, а другой – притянуть
его в неуклюжий мокрый поцелуй, сталкиваясь носами и зубами, задыхаясь,
прерываясь для кратких глотков воздуха и для того, чтобы выпустить рвущиеся из
груди вскрики. Выпутавшись из тесных объятий, Сириус опускается к его животу и
принимается за член. Он не торопится коснуться головки: сначала облизывает
ствол, ведя кончиком языка по венам, потом перемещается выше и медленно
погружает его в рот – неглубоко, мягко надавливая губами. Гарри исступлённо
вскидывает бёдра, и Сириус сосёт так, что требуется не больше минуты, чтобы
взорваться, уцепившись за его волосы, побуждая брать глубже. Затем Сириус
распластывается на нём, обмякшем и всхлипывающем, скользит по разгорячённому
телу Гарри, вжимается твёрдым членом ему в пах, и Гарри держит его, пока он
раскачивается, двигаясь в неровном ритме, и выплёскивается с задушенным воплем.
Они тихо лежат, переводя дыхание, и Гарри готов провести так остаток отведённых
на его долю снов. Но Сириус вдруг садится и спускает ноги с кровати.
– Постой, не уходи. – Гарри неловко хватается за его шею.
– Только схожу за вином, горло пересохло. Тебе принести?
– Угу. – Он позволяет расцепить свои ослабевшие руки.
Накинув халат, Сириус коротко взмахивает палочкой, направив её в сторону
уродливого настенного подсвечника:
– Incendio. Не хочу оставлять тебя в темноте, – поясняет он, игнорируя
возмущённый взгляд Гарри.
У свечей, отдаляясь и вновь приближаясь беспорядочными кругами, порхают два
больших мотылька. Гарри полусонно следит за их отчаянным трепыханьем, пока не
возвращается Сириус.
– Держи, – он подаёт Гарри наполненный стакан. – Не стал доставать бокалы.
Смотри не расплещи.
Когда они снова укладываются, Сириус гасит свечи и прижимает Гарри к себе,
небрежно целуя в лоб.
– Шрам больше не беспокоит?
– Нет.
– Хорошо.
– Знаешь, чего я хочу больше всего? – шепчет Гарри, уткнувшись носом в его
ключицу. – Проснуться рядом с тобой.
Хотя бы раз утром открыть глаза и увидеть, что солнце заливает светом
захламлённую комнату, нежит греющегося у окна Клювокрыла, и не нужно вставать,
уютно устроившись в кольце обнимающих рук.
– Да неужели? Ещё не надоело встречать так каждый день? – усмехается Сириус.
Его ладони поглаживают спину и бёдра Гарри, окутывают вязью легчайших
прикосновений, вырисовывают на его коже закручивающиеся спирали.
– Не надоело, – откликается он, натянуто улыбнувшись.
|