Утром Гарри выпускает мотыльков, бьющихся об оконное стекло, и снимает нагар со
свечей. Мучительно хочется принять снотворное и перенестись обратно к Сириусу,
но нет уверенности, что это сработает. Он слишком боится навредить.
В доме стоит гудящая тишина. Библиотека полна книгами, как алмазные копи –
запасами камней, но Гарри не может сосредоточиться на смысле прочитанных строк.
Он перелистывает страницы, рассеянно потирая пальцами истончившиеся уголки,
всматривается в потемневшие гравюры и не различает контуров людей и предметов.
Орнаменты по краям потрёпанных листов, витые изукрашенные буквицы,
потрескавшаяся краска некогда ярких миниатюр – всё сливается, сколько он ни
напрягает зрение.
Готовить на одного себя лень, к тому же Кричер два дня назад – разумеется,
случайно, – выбросил бекон, приняв его за разложившийся кусок мандрагоры.
Наличных денег у Гарри осталось всего ничего, а идея послать эльфа в Гринготтс
не кажется такой уж удачной.
Он разрывает последний пакет с яичной лапшой и грызёт её так, всухую, не тратя
силы на разжигание оплетённого паутиной очага.
Среди бутылей, найденных в буфете, он обнаруживает склянку с непонятной
жидкостью, от которой исходит резкий полынный запах. Гарри чувствовал его
раньше тысячи раз, только более приятный и тонкий. Он не рискует отхлебнуть из
бутыли, но не может отвязаться от мыслей о том, для чего Сириусу это пить.
Остаток дня Гарри проводит в спальне, свернувшись на кровати и обнимая подушку,
пропахшую горьковатым травяным настоем.
***
За клубами удушливого дыма не видно Сириуса, отправившегося прямо в гущу чада с
черпаком наперевес.
Сегодня Тонкс утащила Люпина в город развеяться, и Гарри не устаёт весь день
возносить ей хвалы.
– Суп готов, – торжественно возвещает Сириус из-за дымовой завесы.
– А что случилось с очагом? – Гарри на ощупь пробирается к нему, зажимая нос и
пытаясь дышать вполсилы.
– Чёрт его знает. Я первый раз готовлю… таким образом.
– Сириус, я мог бы сам, честно. У Дурслей…
– Но ты не у Дурслей, – обрывает его Сириус, выходя из дыма с большим котелком
в руках. – Садись, бери тарелку.
– А это? – Гарри машет над собой и сразу закашливается.
– Evanesco! Надо же, не знал, что оно сработает. Давай, давай, не стой истуканом.
Они с Сириусом усаживаются друг напротив друга, из-за чего во время обеда
взгляд Гарри очень редко падает на заполненную до краёв тарелку.
– Гарри, – не выдерживает Сириус. – Ты не на меня глазей, а ешь. Или настолько
невкусно?
– Обалденно. Стоило месяц прожить на, – он осекается, чуть не сказав «лапше», –
консервах, чтоб наконец попробовать такое.
Но глаз не опускает.
– Если б я знал, что умею так готовить, – самодовольно посмеивается Сириус, –
стал бы поваром, однозначно.
– Может, ещё не поздно?
– Послушай, мы не расстаёмся ни на полминуты, к чему постоянно есть меня
глазами? Лучше переключись на суп.
Никакой суп, даже этот, не выдержал бы конкуренции, вертится на языке у Гарри.
Но прежде чем он открывает рот, чтобы это произнести, по кухне прокатывается
чернильное облако, точно подбросили горсть порошка Перуанской тьмы, и у Гарри
неприятно дёргает в районе солнечного сплетения, прямо как при переносе
порт-ключом.
Такого раньше не было. Это –
***
Снейп.
– Какого чёрта, Поттер, вы что, спите на ходу? – рычит он, высунувшись до плеч
из ослепляющего пламени.
Когда, интересно, Гарри присел возле камина?
– Снейп? – недоверчиво уточняет он.
Сон во сне, да ещё кошмар, только ему так везёт.
– Откройте камин, идиот! Рано или поздно мы пробьём защиту, и тогда я лично
сверну вам шею!
Как же не вовремя. Ну почему бы ему не задержаться минут на десять и не дать
Гарри доесть божественный суп?
– Я не прикасался к Охранным чарам дома.
– Да что вы? А кто разбудил цепь проклятий на каждом входе? Сейчас же отмените
действие заклинаний.
В коридоре поскрипывает паркет, но звук слишком слаб, почти на пределе
слышимости. Наверно, шныряет любопытный Кричер.
– Ничем не могу помочь. Это не я, – Гарри хихикает и не без радости отмечает, как
у Снейпа сводит челюсть от его смешков. – Это Сириус. Понимаете, я попросил
его…
– Вы сошли с ума. – Это не оскорбление, а постановка диагноза, догадывается
Гарри. – Вы бредите, у вас галлюцинации, Поттер. Если не хотите заморить себя
голодом, уберите защиту.
– Нет. – Гарри с трудом отметает недостойное желание показать профессору язык.
Наблюдать, как ярится Снейп, не имея возможности дотянуться до его шеи, очень
забавно. Настолько, что Гарри упускает момент, когда шаги в коридоре обретают
уверенность, и не услышать их теперь невозможно.
– Кто ещё с вами в доме? – Снейп настораживается и крутит головой в поисках
источника звука.
– Сириус, – он говорит тоном, с каким обычно подают детям прописные истины.
– Блэк погиб, его здесь нет.
– Да что вы? – издевательски копирует его Гарри.
– Кто. С тобой. В доме.
Шаги останавливаются у двери.
– А как вы сами думаете, профессор?
Гарри не сомневается, что никого не найдёт в коридоре, но Снейпу лучше об этом
не знать.
– С вами скучно, – хмыкнув, жалуется Гарри, не дождавшись ответа. – Хватит
разговоров. Сириус, пожалуйста, закрой опять камин.
Голова Снейпа исчезает за взметнувшимися огненными языками до того, как тот
успевает разразиться проклятьями.
***
– Рано или поздно тебе придётся уйти, Гарри, – Сириус вертит кубок, ухватив его
двумя пальцами за ножку, и не замечает, как разбрызгивает сок на столешницу.
– Ты о Волдеморте?
– Не только. Дамблдор вызывал меня четырежды, Ремус проводит здесь чуть не
каждый день, и это я молчу о Снейпе и Молли. Кто-нибудь из них однажды поймёт.
Застанет нас вместе…
– Нет.
– Я вообще удивляюсь, что нам удалось продержаться целый месяц. Как бы мне ни
хотелось, чтобы ты остался, Гарри, тебе будет лучше вернуться в школу.
– Всё не так, – Гарри качает головой, противясь порыву рассказать о снах и
будущем, которое он надеется изменить.
– Ты не знаешь, о чём говоришь. Сколько ты хочешь просидеть здесь? Год, два,
десять?
– Ты же здесь живёшь, – возражает Гарри и будто с размаху наталкивается на
стену.
Что-то гаснет в глазах Сириуса, он отбрасывает кубок и, вскочив, выходит из
кухни. Гарри слышит его разозлённый окрик:
– А ты чего здесь вынюхиваешь? Не смей показываться мне на глаза, эльфийский
выродок!
Гарри зажимает уши, приглушая вопли очнувшейся миссис Блэк, и пытается
собраться с мыслями. Впервые за всё это время он старается рассмотреть
происходящее под другим углом, провести параллели между видениями и явью,
понять закономерность, что привела бы к разгадке. Что он делает правильно – и
неправильно, как поторопить сновидения?.. Как, мантикора раздери, ими
управлять?!
– Я отдам всё, что у меня есть, только бы вернуть его, – молится он горячечной
скороговоркой, до боли сжав руки в замок.
Он почти не удивляется, когда его вышвыривает из сна: может, в наказание, или
как призыв к осторожности в изъявлении желаний.
***
Он теряет счёт дням, путается в календарях, рассветной дымке и закатном
багрянце, проведённых во сне часах и минутах унылого бодрствования. За окном
индевелые ветви на чахлых деревцах в скверике сменяются грязноватой листвой, и
смена эта проходит по три раза на дню. Капель превращается в дождевой перестук.
Дети, утром игравшие в классики у соседнего дома, вечером бросаются снежками.
Уследить за переменами с каждым днём всё труднее, и в итоге Гарри оставляет это
бесполезное занятие. Ясно одно – случившееся во снах отражается на реальности,
вот только законы отражения неизвестны.
Он засыпает в одной комнате, а просыпается в другой. Немытая посуда после
ужинов с Сириусом появляется в мойке и спустя несколько часов исчезает сама
собой. Шаги преследуют его неотлучно. Паутина, снятая вчера, сегодня красуется
на том же месте.
Второе пришедшее по дымоходу письмо Гарри сжигает не раздумывая, хоть ему и
кажется, что на обороте конверта приписка почерком Гермионы.
А полынная настойка, кстати, оказалась полезной штукой. Гарри, не позаботившись
спросить у Сириуса о назначении, пробует её сам, начав с пары робких глотков.
Спирт – или что похуже – наждаком обдирает ему глотку, зато после он спит как
младенец. Вряд ли немного снотворного повредит, успокаивает он себя.
***
– Что сказала Макгонагалл? – Уже час дня, а Гарри и не думает вылезть из
постели.
Дождь, зарядивший с самого утра, мешает встряхнуться и скинуть беспричинно
накатившее оцепенение.
– Передала выпечку от Молли и рассказала, что какой-то волшебник видел тебя
неподалёку от Паддингтонского вокзала.
– Видел меня? – Он подскакивает, постыдную апатичность снимает как рукой, и
вдобавок спадает одеяло, а обнажившуюся кожу обдаёт стылым воздухом.
– Ерунда, люди часто видят то, чего нет, – спокойно отвечает Сириус, заново
укрывает его и, как был, в брюках и накинутой рубашке, ложится рядом. – Замёрз?
Не хочется закрывать окно, пусть проветрится.
– Пусть. – Гарри подползает ближе, и Сириус тоже плотнее придвигается к нему,
опустив руку на его живот.
– Хочешь, поспи.
– По-моему, за последние месяцы я выспался на десять жизней вперёд. – Он едва
шевелит губами, вряд ли у Сириуса выйдет разобрать каждое слово.
– Да? А мне казалось, ты спишь не больше четырёх часов в день. Или я что-то
упустил?
Неожиданно Гарри осознаёт, что ревнует к самому себе. Это, вероятно, и называют
сумасшествием.
***
– Ремус почуял твоё присутствие! Веди себя тише, не вздумай больше спускаться,
когда появляется кто-то из Ордена.
– Извини, – покаянно говорит Гарри. – Хотел узнать, что обо мне слышно.
– Ты бесследно пропал. И они верят, что я ничего не знаю, – Сириус криво
улыбается, приподняв уголок рта. Эта гримаса напоминает скорее о пыточных
камерах, чем о радости от того, что им удалось обставить всех, включая
Дамблдора.
– Рон и Гермиона очень расстроены?
– Что ты хочешь услышать? – резко спрашивает Сириус.
Он стоит отвернувшись, опираясь бедром о подоконник и сложив руки на груди. В
те минуты разговора, когда не получается видеть его лицо, Гарри слышатся
обвиняющие интонации. Виноватым он себя не чувствует – не хватало ещё изводить
себя из-за совершённого во сне. Он учится отсекать всё, что не связано с
Сириусом и способами его спасения.
– Будешь ложиться?
– Да, – Сириус отходит от окна и скидывает тапки и халат.
– Спать? – Гарри уступает ему половину кровати.
– Да.
– Можно, я тебе почитаю?
Сириус, растянувшийся на свежезастеленных простынях, в удивлении привстаёт.
– Что?
– Почитаю. Я разбирал книги…
– Пока я с Ремусом распинался перед Снейпом?
– Ну да. – Он крутит перед носом у Сириуса томиком ин-кварто, на переплёте
которого вырезано «Краткое описание тёмных существ».
– … «Обычно анку становится человек, умерший последним в году. Мертвец является
в облике старика с длинными белыми волосами и бородой, который тянет похоронный
воз».
– Гарри, – страницу накрывает ладонь Сириуса. – Повеселее там ничего нет?
– Есть. Наверно… «Бар-гест». Это что такое?
– Баргест – это грим.
– Угу. А грим тут, кстати, тоже есть. «Пугает молодёжь, которая собирается
вместе, чтобы повеселиться, а когда те разбегаются, доедает брошенные
лакомства. Мудрый человек не боится грима, ибо знает, что тот не причинит
вреда». Знаешь, а профессор Трелони нам другое говорила.
– Не знаю, что она говорила, – Сириус широко зевает, – но в этой книжке всё
должно быть верно. Отец не стал бы держать у себя всякую дрянь.
Чтение усыпляет не одного Сириуса. Гарри, клюнув носом на паре-тройке абзацев,
откладывает томик в сторону, примостив его в выдвинутом ящике комода, и падает
на подушки, которые из-за вылезших перьев здорово смахивают на тюки с
чертополохом в классе зельеварения.
Ночью его будит комариный писк над ухом. Гарри вяло отмахивается, но рука со сна
не слушается, и он заезжает себе по челюсти.
– Ммм? Уже утро? – бормочет Сириус.
– Вроде нет.
Перед тем, как снова погрузиться в сон, Гарри слышит недовольное всхрапыванье
Клювокрыла, утаптывающего подстилку.
Только утром до Гарри доходит, что он сумел отключиться и при этом не выпасть
из сна – правда, всего на пару минут. Если бы он знал, что сработало в этот
раз…
От сочинения гипотез проку не больше, чем от того, чтобы в одиночку вертеть
гигантский жернов, перемалывая воздух. Выматывает до предела и убивает своей
бессмысленностью.
|