|
Рейтинг: R (наверное)
Пэйринг: Гарри/Драко, Гарри/Сириус
Предупреждения: АУ после 6 книги, ООС
Посвящение: Симбелин – открывшей
мне глаза на прелести мистера Блэка.
Часть 1. Гарри.
Я мог бы остаться целым,
но это – не в правилах цирка,
мог бы остаться целым,
но это не в моих свойствах.
Б.Г.
Если бы я решил завести дневник и записывать
туда, как и полагается, все, что угодно – от описаний погоды или последних
событий до своих мыслей по поводу и без, это было бы весьма занимательное
чтение, наверное. Плохо то, что Том Риддл, также широко известный как Темный
Лорд, выработал у меня устойчивую идиосинкразию к записям подобного рода.
Иногда я даже жалею об этом – как сегодня, например.
…Я никогда не знал, что у Дамблдора могут быть
такие глаза. Вольдеморту до него – как до луны.
За стеклышками очков – лед. Такой
…убийственный, что на его фоне любые красные взгляды покажутся теплыми и
ласкающими. Но я не боюсь льда. Я вообще уже ничего не боюсь и долго смотрю на
директора, а потом обвожу взглядом остальных.
Ремус растерянно приоткрыл рот, Тонкс
разглядывает свои ладони, Хмури, старый урод, замер в недоумении. Билли
прикусил до крови губу. Минерва явно хочет что-то сказать, и я догадываюсь, что…
Ни движения, ни вздоха – все замерли.
– Браво, Поттер, – произносит холодный голос у
меня за спиной, а привалившийся к стене блондин подмигивает мне …ободряюще?
Это – Хогвартс. И конец августа. И меня здесь
быть не должно, вроде бы. Я закончил школу в этом году, но я здесь, потому что
Орден теперь базируется в самом надежном месте в Англии. То есть, всем кажется,
что это самое надежное место.
Это – конец лета. И августовский жар плавится
во мне, перемалывая кости и расплавляя мозги. Он перетекает обжигающими
струйками по рукам и по животу, иногда мне кажется даже, что глаза вспыхивают,
но Невилл, который сейчас оцепенел рядом, говорит, что не замечал ничего
такого.
Как они все… струсили. А что я такого сказал?
Я просто предложил им сделку. Честную сделку, по-моему. Но все настолько
привыкли, что Гарри никогда не трепыхается и делает все, что попросят, а
точнее, прикажут, что наличие у меня собственного мнения оказывается такой
неприятной неожиданностью.
Еще меня слегка тревожит, что мое предложение,
судя по всему, могут поддержать только двое. Год назад я меньше всего хотел бы,
чтобы это были именно они. Но сейчас, когда Снейп явно буравит взглядом мой
затылок, а к губам Драко приклеилась понимающая ухмылка… я благодарен им за
это.
А что я такого сказал?! Это было рутинное
совещание проигрывающей в войне стороны – привычно подавляемая паника и изредка
прорывающееся в репликах отчаяние, поиски новых способов борьбы, зачастую
сводящиеся всего лишь к поискам материальной и моральной поддержки. Пожирателей
все больше; а чего вы хотели? Зло гораздо изощреннее и хитрее добра, я бы еще
добавил – удачливее и успешнее.
Мы сидим и слушаем Хмури – и я еще успеваю
подумать, что это редкое собрание, которое не начинается с сообщения о наших
потерях, но потом водоворот старческого бормотания затягивает меня, и я
отчаянно пытаюсь уловить смысл в его нескончаемых монотонных предложениях.
Невилл вздыхает и ерзает – он еще не привык к
такой манере разговора-монолога, и ему еще кажется, что вот-вот произойдет что-то
судьбоносное.
Ладно, Невилл, именно это ты и получишь
сейчас.
Потому что жар наконец-то, в первый раз за три
года переливается в обтекаемую, гладкую и простую форму слов, которые сами
рвутся у меня с языка. Я готов. Неужели?
Я вспоминаю привычку Драко в ответственный
момент изучать свои наманикюренные ногти, утыкаюсь взглядом в пальцы и говорю,
перебивая Хмури:
– Я могу уничтожить Вольдеморта. Не уверен,
что справлюсь со свитой, но его одного – да.
И все замолкают. Только на мгновение, потому
что, увидев их открытые для ответных реплик рты, их шевелящиеся беззвучно губы,
я продолжаю:
– Но у меня есть несколько условий.
И тут-то я и смотрю в пока теплые глаза
Альбуса ("Гарри, мальчик мой! Не зря мы натаскивали тебя, как питбуля, все
это время!").
– Первое, – спокойно говорю я, –
сами-понимаете-какое непростительное заклятье для Беллатрикс Лестранж. Без
суда. При встрече. Упреждающим ударом.
Одобрительный гул. Лонгботтом стискивает мне
плечо. Вперед, Невилл, мне все равно, кто убьет эту сучку, а тебе, я надеюсь,
это будет не неприятно.
– Второе. С Сириуса Блэка снимаются все
обвинения – и Министерством, и маггловской полицией.
Красивое слово «реабилитация» слишком поздно
приходит мне в голову. Зато я произношу какую-то напыщенную фразу о «полном восстановлении
в правах».
Дамблдор скорбен и строг. Посмертные извинения
– это то, что так просто, верно?
– Третье, – я опять опускаю взгляд на руки, –
и самое главное.
После того, как я ликвидирую Вольдеморта, вы,
господин директор, и все, кого я попрошу, поможете мне вернуть Сириуса Блэка
из-за Завесы.
Вот тут-то тишина, под взглядом Дамблдора, и
превращается в ледяную глыбу.
И тут Снейп произносит своё: « Браво, Поттер!»
И эти слова оказываются сигналом. К штурму,
так сказать.
– Правильно ли я понял, Гарри, что ты
предлагаешь нам…в некотором роде ультиматум? – спокойно спрашивает директор.
Я выдерживаю его взгляд – холодный и
испытующий.
– У меня не осталось никого, кроме него,
Альбус. И у меня, у нас, – я вызывающе подчеркиваю это «нас», – действительно
есть шанс вытащить Сириуса оттуда.
Дальше все начинают говорить одновременно.
Слова «противозаконно», «нереально», «некромантия», «темные искусства»
сливаются в неразборчивый гул, но я и так знаю, что они хотят сказать. Все –
даже Ремус. Даже Тонкс.
Но я не слышу их и почти не вижу – я смотрю
сейчас на лицо Драко, который стоит у стены прямо напротив меня : у него очень
странное лицо сейчас : рот еще улыбается, а глаза …его светло-серые, почти
прозрачные глаза смотрят на меня…с уважением ? с восторгом?
И это действительно придает мне сил.
– Я прошу только честного слова, Альбус, –
второй раз в жизни я называю его не господин директор, или господин Дамблдор, а
просто по имени. – Только вашего честного слова – перед всеми присутствующими.
– Гарри, – сквозь гвалт неожиданно прорывается
голос Люпина, – тебе не кажется, что… кхм… торг здесь неуместен?
– Моё дело – предложить, Рем, – нагло отвечаю
я и закрываю, наконец, глаза.
просто скидываю все вещи в чемодан и зову
Добби.
– Неси это к выходу, старина.
– Гарри Поттер уезжает?
– Да, – отвечаю я, стараясь не обращать
внимания на его жалобно кривящуюся физиономию. И иду на совятню.
Хорошо, что Невилл остался в кабинете
директора, и комнаты Гриффиндора пусты. Впрочем, они уже давно пусты для меня –
два учебных года, с тех пор, как погиб Рон, а родители Гермионы отправили её во
Францию.
…Иногда я получаю от неё письма – сначала они
были безнадежно тоскливы, потом – заполнены новыми впечатлениями, потом стали
приходить всё реже, и все сводится в основном к двум фразам: «у меня все
хорошо» и «как ты?»
Хедвиг дремлет, но, услышав мои шаги, смешно
дергает головой и открывает глаза. Я открываю клетку, и она легко скользит к
моей руке – как будто она не взрослая птица, а белое перышко.
– Подожди меня во дворе, – шепчу я в её мягкое
оперение и выпускаю её.
Вот и всё. Хорошо, что я смогу избежать
прощания с Хагридом, тот опять отправлен к великанам. Пустое это дело, никто
больше не примет нашу сторону, все давно определились в своих предпочтениях, но
Дамблдор еще на что-то надеется.
Или это просто иллюзия деятельности? Такая…
необходимая суета?
Я предложил им все, что мог. Они отказались –
и посмотрим, что из этого получится.
После того, как я произнес слова, жар чуть
поутих, сейчас он пульсирует комком где-то в районе солнечного сплетения, и это
даже приятно. Я иду прохладными коридорами, чувствуя себя маленьким солнцем,
случайно залетевшим в полутемные помещения.
– Поттер.
И это неудивительно. Они ждут меня у дверей.
Что ж, они никогда не были дураками. Гадами, злыми, ехидными, обидчивыми
гадами, – это да, но дураками – увольте.
Иногда я думаю о том, что они неплохо
смотрятся вместе – платиновый блондин Драко в своей ярко-зеленой мантии и
Снейп, весь в черном – такая очень яркая картинка.
Малфой сильно вытянулся за эти годы, он
гораздо выше меня, почти со Снейпа, поэтому, когда он стоит сзади, а он всегда
пропускает своего бывшего декана на полшага вперед, это все равно не выглядит
так, будто любопытный подросток выглядывает из-за плеча старшего.
– Где собираешься остановиться?
– В «Котле». А что?
– Я загляну на неделе, когда буду в Лондоне.
– Зачем?
– Поттер, я правильно понял? Ты собираешься
влезть за Завесу, чтобы достать оттуда это…
– …шелудивое создание, – заканчивает за
профессора Малфой.
Сцепиться и с ними?
– Дра-а-ако, – тянет Снейп, не сводя с меня
тяжелого взгляда.
– Извини, Поттер.
Ничего себе!
– Я загляну, Поттер, – повторяет Снейп. – Если
ты действительно задумал это…тебе понадобится кое-что. Из Запретной секции,
например.
– А с какой это стати вы собрались мне
помогать?
Снейп молчит, и Драко молчит, а я жду их
ответа, и вокруг нас так тихо, что слышно, как нетерпеливо ухает Хедвиг за
тяжелыми створками дверей.
– Скажем так: мне понравилось, как ты выкрутил
им руки, Поттер, – наконец отвечает Снейп. – И потом, если ты выполнишь то, что
обещал… На этом фоне некромантия – просто детская шалость.
Я подумаю о его словах потом. Один.
– Что ж, заходите, – вежливо отвечаю я и
открываю дверь.
А там, на улице, бушует август. Мой третий безумный
август, где солнце кажется расплавленным золотым слитком в блеклом небе, где от
жары замолкли птицы и потускнела зелень деревьев, где нет ни ветерка, ни
малейшего движения, только ослепительный свет и волны горячего воздуха.
А там, на улице, бушует август. Мой третий
безумный август, где солнце кажется расплавленным золотым слитком в блеклом
небе, где от жары замолкли птицы и потускнела зелень деревьев, где нет ни
ветерка, ни малейшего движения, только ослепительный свет и волны горячего
воздуха.
Темный провал ворот и две фигуры, замершие на
пороге. С ума сойти, Гарри Поттер. Тебя провожают Драко Малфой и Северус Снейп.
Что бы сказал об этом Рон?
Мне все равно.
***
«Дырявый котел» вполне мог поселить меня
бесплатно или дать скидку. Потому что все мои гости наверняка пропускают
стаканчик-другой на выходе.
Ну да, из-за моих нескончаемых отказов. Здесь
перебывал практически весь Орден Феникса, а некоторые, особо рьяные – и не по
одному разу.
Вот и сейчас – я стою у окна в коридоре и
вижу, как по Косому переулку удаляются Ремус и Тонкс. Она слишком мала для
него; её макушка едва достает до его плеча, но она выглядит ведущей в этой
паре: слишком быстро жестикулирует, слишком напористо говорит.
Интересно, что она говорит?
…«Оставь его в покое, Рем?»
…«Не принимай это близко к сердцу?»
…«Наплюй на это, Рем, пойдем… займемся
любовью?»
…«Это же здорово, Рем. Подумай: Сириус
вернется?»
Впрочем, последнее маловероятно.
Потому что теперь я знаю: Ремус Люпин умеет
ударить больнее всего. Он просчитал все мои уязвимые места. И аккуратно
нажимает на болевые точки, с этой своей-вечно-извиняющейся-улыбкой, и
выворачивает меня наизнанку, рассказывая о том, как я смотрел на Сириуса, как я
говорил о Сириусе, как я плакал о Сириусе.
О том, что всё увидено, всё передумано и всё
выплакано.
Остальные – на фоне Люпина – кажутся
несмышленышами из песочницы. Их морально-этические экскурсы, их
прочувствованные, со слезой и немым упреком, речи волнуют меня меньше всего.
Это – мой счет, и платить по нему буду я. Как
сейчас расплачиваюсь за глупого пятикурсника Поттера, который был трусом и
дураком, и просто растерянным мальчишкой, наверное, и не хотел заниматься
окклюменцией, и позволил красноглазому ублюдку так заиметь свои мозги, что
практически сам привел Сириуса в Министерство.
…Хотя сегодня Люпин сказал, что Сириус виноват
не меньше меня. Но только я здесь, в пыльном августовском Лондоне, а он – там,
за этой чуть вздрагивающей тряпкой, там, где эти манящие тихие голоса. Там.
Когда он вернется, когда я верну его, мы сами разберемся, кто больше виноват.
Без посторонних.
На самом деле, я жду только двоих посетителей,
остальные волнуют меня не больше, чем многочисленные мухи.
Обычно я смотрю сквозь немытое стекло на
поезда маггловской подземки, рядом с "Котлом" – её открытый перегон,
и составы, мелькнув проворными червяками, исчезают в темном тоннеле. Это
завораживает и успокаивает, их можно считать, пятьдесят в центр, пятьдесят из
центра, а еще можно думать о том, что вагоны забиты людьми, которые ничего не
знают ни про Вольдеморта, ни про Арку в Министерстве, про два полюса моей
жизни, между которыми завис в ожидании идиот Гарри Поттер.
Снейп, похоже, думает о чем-то подобном,
потому что его визит – первый из долгожданных – начинается с вопроса:
– Дамблдор встречался с тобой?
Я, не отворачиваясь от окна, отрицательно
качаю головой.
Я не запираю дверь в комнату: "оставь
надежду, всяк сюда входящий", – вот что следовало бы написать над входом,
и Снейп входит без стука, как будто так и полагается.
Когда я все-таки отвожу взгляд от поездов, на
столе уже высится стопка книг, а Снейп вольготно расположился на единственном
стуле.
– Приди в себя, Поттер, и смотри.
Костлявый палец с желтоватым ногтем утыкается
в старинный переплет.
– Я думаю, тебе в первую очередь пригодится
это, и это, и вот это... – он откладывает в сторону несколько томов.
Ничего себе! Неплохо он пощипал Запретную
секцию! Интересно, там осталось еще хоть что-нибудь, посвященное миру мертвых?
"Некрономикон" Аль Азифа, и
"Четвертая книга оккультной философии" Корнелия Агриппы, и Элифас
Леви, и "Книга духов" Аллена Кардена, и Кроули, куда же без него?
– Работай, Поттер.
Я могу только сказать: "спасибо", а
потом все-таки поинтересоваться, этот вопрос не дает мне покоя:
– Почему вы делаете это? Из-за Метки?
И тут я в первый раз вижу, как Снейп борется с
собой. Черт, он не колебался ни минуты, тыкая своей отметиной практически в нос
Фаджу, но сейчас он тяжело молчит, а его взгляд не столько нехорош, сколько
печален.
И тишина в комнате другая – не ледяная, не
презрительная, нет, она – пронзительная и... скорбная, я бы сказал.
– Из-за Метки, Поттер. Только не из-за своей.
Я начинаю догадываться, но молчу, подталкивая
его к продолжению, это кажется мне очень важным – чтобы он сказал правду.
Потому что тогда – я знаю точно – нас будет двое. Двое магов, делающих в этой
игре такие ставки.
– У меня есть только одно встречное условие,
Поттер: ты должен успеть до Хэллоуина. Не с Блэком. С Вольдемортом.
Я вежливо и подбадривающе киваю.
– ...У него появился пунктик насчет Дня Всех
Святых, – грустно улыбающийся Снейп – это что-то, доложу я вам, – и он
собирается устроить целую церемонию...
Да скажи же ты, произнеси эти несколько слов,
никто не узнает об этом, честно.
– Я не хочу, чтобы Драко Малфой получил Знак.
Точно. Я угадал.
То, что Малфой не прошел инициации, не мешает
ему работать для Ордена уже год. Он просто пролез к нам, следуя за Снейпом как
нитка за иголкой, и оказался весьма полезен. Все, что от него требуется – это
внимательно прислушиваться к разговорам дома. Только это мало помогает, потому
что силы неравны.
– ...Смешно сказать, но вся моя надежда – на
тебя, Поттер.
...А теперь еще Малфой – ассистент профессора
зельеварения. Но об этом я тоже подумаю потом.
Снейп встает, тощий и черный, и не прощаясь
выходит, а я смотрю на него почти с нежностью. Ладно, профессор, рискнем.
По крайней мере, теперь я могу не считать
составы и вагоны, а заняться делом.
***
...Только делом долго заниматься не
получается. Осень начинается не со скандала даже. С кошмара. С нападения
Пожирателей на Хогвартс-экспресс.
Зато, как обычно задним числом, легко
объяснить летнее затишье: они готовились. Готовились спокойно, без совещаний и
громких слов. И обошлись без Снейпа – поэтому мы оказались в такой заднице.
Надо же. Я до сих пор думаю "мы".
– Если бы Драко не торчал в Хогвартсе... –
цедит сквозь зубы Снейп.
– Но ведь это теперь его работа? – осторожно
уточняю я.
– Ублюдки, – Снейп действительно зол.
Он сам пришел рассказать мне о нападении;
"Пророк" невнятен и фальшив, все явно пытаются скрыть масштабы
происшедшего и так же явно борются с желанием пасть на колени перед Риддлом.
– Дамблдор считает, что Вольдеморт
просчитался. Детей трогать нельзя.
– Чушь, – я возражаю не Снейпу даже –
отсутствующему директору, – такой страх парализует. Никто не выступит против,
зная, что он может дотянуться до детей.
– Слышал бы ты, какой визг стоял на заседании
Попечительского Совета.
Хотя, на самом деле, всё могло быть и хуже. Ни
одной Авады во время нападения, только Круциатусы на взрослых сопровождающих и
тех из старшеклассников, кто пытался оказать сопротивление. И отметины –
пародии на Темные Метки, которые нанесли на руки первокурсникам. Они исчезли
через неделю; но скандал не замять, дети в шоке, родители – в панике.
– Как успехи? – Снейп кивает на книги, меняя
тему.
Никак. Ничего похожего на описание Арки не
попадается; от велеречивых оборотов всё плывет перед глазами; я не прочел и
трети из принесенных книг.
– Их нужно вернуть в Хогвартс?
– Поблагодари Вольдеморта: о Запретной секции
сейчас никто и не вспомнит.
Уже уходя, Снейп сообщает небрежно:
– Кстати, Альбус собирался навестить тебя. Так
что книжки лучше припрятать.
Припрячем, профессор. И снова начнем считать
поезда.
***
Он дал мне слово. И, клянусь Мерлином, я не
чувствовал себя насильником, заставляющим заниматься чем-то неподобающим
почтенного старого мага. Я просил его о такой малости – по его меркам,
наверное. О малости, которая так необходима мне.
И Дамблдор дал слово.
– Только учти, Гарри... Никто не может
предвидеть последствий...
– Я знаю.
– Ты разочаровал меня, Гарри.
– Я знаю.
– Неужели тебе не жалко...
Он заткнется когда-нибудь? Мы бродим по одному
и тому же кругу реплик, как мельничные ослы с завязанными глазами.
– Никто не жалеет меня, Альбус. Я сделаю то,
что обещал, и – вместо вашей замечательной жалости – выполните мою просьбу.
– У меня нет выбора, Гарри.
– Нет. Теперь – нет, – соглашаюсь я.
Хотя, конечно, как-то он меня зацепил, потому
что после его ухода, глядя на бесполезную картинку с изображением очередного
гримуара, я думаю о жалости.
Она действительно куда-то исчезла. Скорее
всего, её постепенно выжег август, как и многие другие чувства. Я легко
представляю себе перепуганных детей в поезде: странные фигуры, останавливающие
никогда не опаздывающий экспресс, черные мантии с капюшонами, маски вместо лиц,
крики тех, кто попал под Непростительное Заклятье, проявляющиеся на запястьях
знаки... Но я испытываю только злость: виноваты все, и Темные, и Светлые, –
правых в этой войне нет.
Зато теперь я все лучше понимаю Снейпа, с его
приступами бессильной ярости, с его, раньше казавшейся мне немотивированной,
агрессией.
Интересно, что его-то сделало таким?
Интересно, смогу ли я стать прежним?
Интересно, неужели любовь может быть такой
безжалостной и иссушающей?
...Я подумаю об этом. Потом.
"...Каждый мужчина и каждая женщина –
звезда".
"... Я просил о любви, которая не
проходит. Я не задумывался о ее цене. То, что она могла быть невероятно высока,
я должен был бы знать".
"...Я сейчас настолько Ты, что если бы
кто-нибудь разрезал моё тело, то он бы не нашел ничего, только Твой смех".
"...Так что, Твой свет во мне; и его
красное пламя подобно мечу в моей руке..."
Я сижу, уткнувшись в пожелтевшие страницы, и
плачу.
|